Скрип и визг троса возвестили о том, что вернулся лифт. Двери раздвинулись с гортанным хрипом, и кабина извергла новую порцию туристов. Мы с Хелен шагнули внутрь и начали долгий спуск на землю.
– Куда теперь? – спросила она.
Слегка пошатываясь, мы влились в людскую толчею.
– Может, в Латинский квартал?
– О'кей.
– Прогуляемся по Люксембургскому саду?
– Хорошо. А как туда попасть?
– Поехали на метро, – сказала я.
По ступенькам мы спустились на станцию «Марсово поле», и сырой, маслянистый запах подземки чуть не сшиб нас с ног. Послышались звуки скрипки, густой, сладкий тон, и чем глубже мы спускались, тем громче он становился. Я поймала себя на желании следовать за мелодией, будто за нитью Ариадны. Пройдя полпути по главному переходу, мы увидели скрипача. Старик в потрепанном черном пальто играл на инструменте медового цвета. Седые волосы торчали редкими клочками. На тощих, иссохших руках сквозь прозрачно-тонкую, как бумага, кожу бледно-голубыми проволоками проступали вены. Должно быть, ему подкатило под восемьдесят, может, и больше. Он включил портативный кассетный магнитофон и сыграл в его сопровождении «Аве Марию» Шуберта. Мы невольно замедлили шаг. Старик закончил пьесу, поднял смычок и после секундной паузы заиграл старую, знакомую мелодию. Мы остановились послушать, и я вспомнила слова:
... Я вижу зеленые деревья и красные розы...
– Как здорово, – вздохнула Хелен. Они расцветают для нас с тобой...
– Здорово, – повторила она.
И я думаю: как прекрасен мир...
У ног старика лежал открытый скрипичный футляр. На истертом черном бархате поблескивало несколько монет.
Я вижу голубые небеса и белые облака...
Я пошарила в кармане куртки и достала монету в пятьдесят сантимов. Нет, этого недостаточно. Слишком мало.
Благословен ясный день , священна темная ночь...
Я полезла в сумку за банкнотой.
И я думаю: как прекрасен мир...
Двадцать франков? Этого хватит. Может, пятьдесят? Или сто? В конце концов, это всего лишь десять фунтов.
Я вижу , как друзья пожимают руки и говорят: «Привет» ,
Но на самом деле они говорят: «Я люблю тебя»...
Эти слова я услышала от Доминика, когда он сделал мне предложение. Но то была ложь. Теперь я знала. Мой взгляд упал на обручальное кольцо, сверкнувшее на правой руке. Грани бриллианта искрились, как иней.
Я слышу , как плачут дети , вижу , как они растут ,
Они узнают многое , о чем я и не подозреваю...
Я колебалась не дольше секунды, затем сняла кольцо и положила его среди монет.
И я думаю: как прекрасен мир...
– Merci, madame, – донесся до меня голос уличного скрипача. – Merci, madame. Merci. – Он был в замешательстве, и я улыбнулась. Потом мы повернулись и зашагали прочь.
– Ты уверена? – спросила Хелен, протягивая мне бумажный платок.
– Да, – тихо ответила я. – Уверена.
И я думаю: как прекрасен мир.
– Как здесь красиво, – вздохнула Хелен, когда спустя полчаса мы брели аллеей Люксембургского сада, впитывая лучи послеполуденного солнца.
Под платанами пожилые французы играли в шахматы. На лужайках выгуливали собак. Дети кидали йо-йо, соревнуясь, кто выбросит дальше чертика на ниточке и кто быстрее загонит его назад. По сторонам дорожек тянулись пышные розовые клумбы. Издалека доносился мягкий стук теннисных мячей о ракетки. Хелен заглянула в путеводитель.
– Здесь танцевала Айседора Дункан, – сообщила она. – Эрнест Хемингуэй приходил сюда стрелять голубей.
– Здорово.
Пройдя мимо восьмиугольного пруда перед дворцом, мы оказались на каштановой аллее. Бегающие трусцой избавлялись здесь от лишних фунтов, набранных из-за пристрастия к фуа-гра, паштету из гусиной печенки; парковые скамейки были оккупированы загорающими и книголюбами. Мы слышали тявканье маленьких собачек и щебет птиц. Жизнь здесь текла размеренно. Казалось, до задымленного центра миллион миль. Над игровой площадкой звенел детский смех. Мы на секунду остановились понаблюдать за малышами на качелях.
– Ты хочешь детей? – спросила я у Хелен. Она передернула плечами:
– Может быть... Не знаю. Только если встречу хорошего парня. Но и тогда года через три-четыре. Я слишком занята, – беззаботно добавила она, и мы повернули к выходу. – И знаешь, Минт, мне нравится быть одной.
– Вот бы и мне так, – вздохнула я и бросила взгляд на часы. Было почти семь. Мы решили зайти куда-нибудь перекусить.
В узком, вымощенном булыжником переулке недалеко от улицы Турнон отыскалось заведение «Шез Марк». Столики с тротуара уже убрали, так что мы зашли внутрь. Удерживая подносы на кончиках пальцев, мимо скользили официанты в белых фартуках, словно ставшие на невидимые коньки. Над стойкой висело облако сигаретного дыма. Слышался громкий стук посуды и резкий, отрывистый мужской смех. Хлопнула, вылетая, пластиковая пробка. У окна четверо молодых людей с азартом резались в настольный футбол. Сгрудившись у игрового поля, они с силой – так что костяшки белели – дергали рукояти и гоняли мяч.
– Раньше я тоже любила играть, – мечтательно сказала я, потягивая пиво. – Когда мы были маленькими и ездили отдыхать с родителями. Я здорово играла.
Любители настольного футбола подбадривали друг друга криками, препирались при каждом пенальти и орали, как сумасшедшие, стоило кому-нибудь забить гол: «...hors-jeu! ...c'estnul! ...veux-tu?»
– Французы такие симпатичные, – заметила Хелен.
«A-a-a! Putain! Espece de con!»
– Особенно вон тот. Посмотри!
– Это был «банан»! – возмущался парень, ни капли не похожий на француза. – «Бананы» запрещены. Мяч нужно кидать только по прямой. Понял?
– Уф! – ответил его противник. – Alors...
– И только пять секунд, чтобы рассчитать удар! Cinq secondes!
– D'accord, d'accord! По правилам, так по правилам, – недовольно пробурчал второй игрок.
Назначили штрафной. Быстрый поворот кисти – и мяч оказался в воротах.
– Гол! – Хелен захлопала в ладоши, неожиданно для самой себя.
Все повернулись, сияя улыбками. У меня не было сил улыбнуться в ответ. Официант принес наш заказ, пасту. Я съела, сколько смогла. Двое игроков надели куртки, пожали руки противникам и ушли. Англичанин остался сидеть за столиком. Я украдкой взглянула на него. Хелен права: симпатичный, даже очень, и скромный притом. Волосы темные, слишком длинные на мой вкус. Открытое, доброе лицо. На нем были джинсы, довольно выцветшая зеленая рубашка поло, ботинки «Тимберланд». К моему удивлению, он повернулся и посмотрел на нас.
– Vous voulez jouer?
– Простите? – не поняла я.
– Хотите сыграть?
– Нет, спасибо. – Губы сами сложились в горькую усмешку. – В последнее время мне пробили слишком много штрафных.
– Попробуйте! – не отступал он. – Это весело.
– Нет, благодарю, – повторила я.
– Но мне и моему другу нужны соперники, – продолжал настаивать он.
Я покачала головой:
– Извините, в самом деле, не хочется, – и взглянула на Хелен. Подруга смотрела на меня как-то странно.
– Иди, поиграй с ними, – предложила я ей.
– Только если ты пойдешь со мной.
– Ступай! Я посмотрю.
– Нет-нет, пойдем вместе.
– Не хочу, – уперлась я.
– А я хочу, но без тебя не пойду. Давай, Минти!
– Что? – Вот зануда. И чего она ко мне прицепилась?
– Давай! – прошипела она и поднялась из-за стола. – Мы будем играть, – объявила она ждущим ответа игрокам.
Силы небесные! Я не могла сдвинуться с места. Будто приросла к стулу. Англичанин вдруг подошел ко мне и протянул руку:
– Пойдем играть!
Я посмотрела на него. Потом, с большой неохотой, вложила руку в его ладонь.
– Меня зовут Джо, – сказал он, помогая мне встать из-за стола. – А тебя?
– Минти. Минти Мэлоун, – добавила я. – Не Лейн. – Опять в моем голосе появились саркастические нотки.
Думаю, Джо это сбило с толку, потому что во взгляде его промелькнуло недоумение. Хелен уже сидела за столом в компании француза – его звали Пьер.
– Хочешь быть нападающим? – спросил Джо.
– Что?
– Центральным нападающим?
– О нет! Лучше защитником.
– Хорошо. Только не крутить, договорились? – Я в замешательстве уставилась на него. – Не крутить ручки, – пояснил он. – Это нарушение правил. – Я кивнула. – И никаких «бананов».
– А это еще что такое?
– Когда бьешь по мячу с поворотом, и он отклоняется в сторону твоих ворот. Так делать нельзя.
Я посмотрела на фигурки. Двадцать два пластиковых футболиста в красных и желтых свитерах с готовностью уставились в пространство, застыв на металлических тросах. Вид у них был опустошенный и безжизненный, должно быть, как у меня в то мгновение.
Мы схватились за рукояти. Пьер опустил монетку, и появился мяч. Он положил мяч между двумя центровыми, просвистел в свисток, и игра началась. Мяч носился по полю и рикошетил, Пьер и Джо пытались захватить его, и тут мяч попал к моему полузащитнику. Я остановила мяч и передала его Джо. Напряжение стало невыносимым. Джо поддел мяч, поднял рычаг, и... гол! Мяч полетел прямо в ворота.
– Мы отличная команда, Минти, – сказал он. – Здорово!
Я улыбнулась и даже покраснела от гордости. Сама того не ожидая, я воспряла духом. Через две минуты Пьер сравнял счет. Это была моя вина. Я могла бы спасти ворота, но замешкалась и не повернула вратаря вовремя. Теперь понятно, каково было Дэвиду Симену, когда аргентинцы забили сборной Англии пенальти на Кубке мира.
– Мне так жаль, – простонала я покаянно.
– Ничего, – со смехом успокоил Джо. – Мы все равно выиграем.
Джо и Пьер опять схватились в борьбе за мяч, и мое сердце лихорадочно пульсировало. Собраться было невозможно: мяч носился по полю, меня колотило от возбуждения, а Джо не замолкал ни на минуту.
– Чем ты занимаешься, Минти?
– М-м-м... работаю на радио, журналистом, – ответила я, поражаясь, как это можно одновременно играть и разговаривать. – А ты? – Вопрос был задан исключительно из вежливости.
– Я писатель, – сообщил он. – Где ты работаешь?
– На радио «Лондон». Программа новостей «События».
– А, знаю! Текущие новости и репортажи на актуальные темы.
Внезапно полузащитник Хелен так сильно ударил по мячу, что тот резко отскочил от края поля. Пришлось прервать игру на несколько секунд и заняться поисками мяча.
– Мне нравится твоя программа, – сказал Джо. – Все время ее слушаю.
– Значит, ты живешь в Лондоне? – спросила я.
– Когда как. Летом веду курс для начинающих писателей в Париже, но в середине октября вернусь в Лондон. Где ты остановилась?
Интересно, почему он задает так много вопросов? Появилась Хелен с мячом.
– О'кей, передача! – крикнул Пьер.
– Так, где ты остановилась? – повторил Джо, когда мяч снова оказался на поле.
– М-м-м, в отеле «Георг V». – Мне не хотелось объяснять почему.
Он присвистнул и передал мне мяч.
– «Георг V». Ничего себе!
– Мы приехали всего на четыре дня, – пояснила я, двигая вратаря и предотвращая угрозу, исходящую от центрального нападающего Пьера.
– Господи, Минти! – воскликнул Джо. – И когда возвращаетесь?
– Завтра. Завтра утром. – С чего эти расспросы? Мы даже не знакомы. Он ударил по мячу. И забил гол.
– Ура! Два-один! – завопил он и вдруг, ни с того ни с сего, спросил, когда Хелен положила в центр поля новый мяч: – Можно тебе позвонить?
– Что? – оторопела я. Игра возобновилась.
– Можно тебе позвонить? – повторил он. – Когда буду в Лондоне.
Я замялась:
– Не знаю...
– Сразимся в настольный футбол, – предложил он. – В кафе «Кик».
«Как откровенно, – подумала я. – И как удручающе». Он пытался меня подцепить. Очевидно, делал так постоянно. Не успев даже познакомиться толком. Я разозлилась и решила: мне это не нужно. Меня только что бросили у алтаря, боже мой! Не нужны мне никакие звонки. Никогда! Ни разу в жизни! Я не хочу, чтобы мне опять звонил мужчина. Чтобы меня опять унизили. Опять сделали больно.
– Пенальти! – вскричал Пьер.
– Так ты дашь мне свой телефон, Минти? – спросил Джо, передавая мяч.
– Нет.
– Что?
– Нет, – отрезала я, изо всей силы ударив по мячу. И грянул вопль.
– Гол в свои ворота, Минти! – кричали они.
Август
– Хорошо отдохнула, дорогуша? – спросил водитель.
Я поймала такси у вокзала Ватерлоо. Хелен поехала в Холланд-Парк повидаться с родителями.
– Вроде того. Вообще-то, не очень.
– В отпуск ездила?
– Нет, – сказала я. – В свадебное путешествие.
– И где же твой муж?
– У меня нет мужа.
– Нет?
– Нет. Он сбежал.
– Сбежал? – изумился таксист, повернул голову, чтобы рассмотреть меня, и чуть не врезался в столб.
– Да, – подтвердила я. – Прямо из церкви. Так что медовый месяц я провела с подружкой.
– Сбежал из церкви! – Таксист давился смехом и тряс головой. – Чертовщина какая-то! Надеюсь, ты не бросилась вдогонку?
– И не подумала, – буркнула я.
Такси везло меня по пыльным улицам, а я никла, как увядающий цветок. Короткий отпуск подошел к концу. Пора было взглянуть в лицо реальности. Я едва сдержала слезы, когда мы проезжали «Уолдорф». При виде церкви меня чуть не стошнило. С упавшим сердцем я думала о возвращении на работу. Ужас! Как я посмотрю в глаза коллегам? И, ради всего святого, что они скажут? Я стану объектом жалости, мишенью для насмешек. Буду задыхаться от проявлений заботы, корчиться от понимающих взглядов.
Такси свернуло на север и остановилось у дверей моего дома. Взгляд упал на вывеску «Продается». Придется ее убрать: я никуда не переезжаю. И в первый раз я ощутила что-то похожее на облегчение. Мне никогда не хотелось жить в Клапаме. Вот уж о чем не буду жалеть... Невелико удовольствие два раза в неделю тащиться пятнадцать остановок по Северной линии метро. И тут меня кольнуло под ложечкой. Черт, черт! Мне же придется еще забирать свои вещи из его квартиры. Накопилось их там немного. Правду сказать, даже очень мало, хотя мы и были помолвлены. Зубная щетка, старая куртка, несколько книг. Доминик не хотел, чтобы я оставляла у него свои манатки: вдруг Мадж подумает, что мы живем «в грехе». И как же мне забрать свое барахло? Я этого не выдержу. Тут у входной двери я заметила два пухлых пластиковых пакета. К одному из них степлером был прикреплен конверт с надписью «Минти» – знакомый почерк с наклоном в левую сторону. Взяв пакеты, я повернула ключ в замке и оказалась в тиши своей квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56