Я еще раз посмотрела на него. Ощущение было такое, будто сегодня я впервые отчетливо его вижу – прежде темная тень Доминика застила мне глаза. Хотелось рассказать Джо о встрече с Домиником, но я решила подождать до конца показа. Это была новая фильмокопия классической картины Джона Шлезингера «Вдали от безумной толпы».
– Только прошу, не шурши попкорном, – предупредил Джо, когда свет погас, наступила темнота и раздвинулся нейлоновый занавес.
– У меня нет попкорна, – ответила я.
– И не разговаривай со мной во время сеанса, – продолжал он. На экране появилась Джули Кристи. – Это очень раздражает, и не только меня.
– Ш-ш! – зашикал кто-то с заднего ряда.
– Вот видишь! – Я закатила глаза. – И не хватайся за меня, когда будет страшно, – прошептал он. – Я тебя знаю.
– Это же не фильм ужасов, – прошептала я в ответ.
– Тогда просто не трогай меня, о'кей? – велел он и обнял меня правой рукой.
Я хихикнула. А потом покраснела. Я чувствовала себя необъяснимо счастливой, потому что снова была рядом с Джо. Но скоро я уже очутилась среди холмов Уэссекса, с волнением сопереживала борьбе Батшебы за свою ферму, ее страсти к сержанту Трою. Однако и слепому было ясно, что Трои – мелочный ублюдок, а Батшеба – полная идиотка, раз отвергает замечательного Гэбриэла Оука. В конце концов, у нее открылись глаза. «Оглянись, – говорит Алан Бэйтс Джули Кристи в конце фильма, – и я буду рядом. И когда я оглянусь, – беззаботно продолжает он, – рядом будешь ты». И улыбается. Джули Кристи отвечает ему улыбкой. Они исчезают из кадра, идут титры.
– Вот это называется счастливый конец, – провозгласила я, когда мы поднялись с мест. – Наконец-то она прозрела.
– Но Харди сперва заставил ее помучиться, – заметил Джо. – Он все время измывается над своими героинями, устраивает им адские испытания. Так! – произнес он и взял меня под руку. И теперь, свободная от чар Доминика, я почувствовала, как внутри что-то подпрыгнуло. – Пойдем со мной, – скомандовал он и мягко добавил: – Пожалуйста.
Мы шагали по Аппер-стрит и Роузбери-авеню, и мне было очень-очень хорошо. Наконец-то я могу жить дальше. Жить дальше вместе с Джо. Конечно, мы можем быть больше чем друзьями. Нужно просто убедить его, что Доминик меня уже не интересует. Ведь это правда. Мне плевать на Доминика. Он утратил реальность, стал героем страшного, беспокойного сна. И сейчас я просыпаюсь, а он растворяется в воздухе, как привидение, бесплотный пришелец из другого мира. Теперь у меня есть Джо. Из плоти и крови. Его твердая и сильная рука держит меня под руку. Мы разговариваем о фильмах и режиссерах, и мне это очень нравится, ведь он так много знает, а я очень люблю кино. Мы проходили мимо «Садлерз-Уэллз». Люди спешили в театр, и тут, к своему изумлению, я увидела папу. Он стоял у входа. У него был взволнованный вид. Даже странно, ведь обычно он такой спокойный. Наверное, мама задержалась на какой-нибудь благотворительной вечеринке.
– Папа! – позвала я, вспомнила его записку на доске в церкви Сент-Брайдз, и сердце мое наполнилось нежностью. – Папочка! – еще раз закричала я. Но он не слышал. Он стоял у входа, но не махал рукой, а хмурил брови. И тут, наконец, заметил меня. Видели бы вы, как он удивился!
– Минти? – с изумлением спросил он.
– Привет! Что будете смотреть?
– О... Хм... «Коппелию», – ответил он, слегка занервничав. Интересно, мне показалось или он действительно покраснел?
– Это Джо, – представила я.
Джо и папа обменялись рукопожатием. Так мы и стояли несколько секунд, а потом папа вдруг произнес:
– Что ж, не буду вас задерживать. – Как будто не хотел, чтобы мы здесь торчали. Меня это озадачило.
– Надеюсь, спектакль вам понравится, – произнесла я. – И надеюсь, мама не слишком опоздает. – Папа улыбнулся, какой-то напряженной улыбкой, и мы с Джо ушли.
Я рассказала Джо о маминой одержимости филантропией. Мы перешли улицу, повернули налево, на Эксмаут-Маркет, и остановились у дверей кафе «Кик». Обстановка внутри была очень простая, зато имелось три стола для игры в настольный футбол.
– Давно хотел показать тебе это местечко, – заметил Джо. – Но никак... не подворачивалось удобного случая. А сегодня как раз подходящий момент.
– Да, – согласилась я. – Ты прав. Вообще-то, Джо, я хотела кое-что тебе сказать. Что-то очень важное.
– О'кей. Выкладывай. – Но он уже опустил монетку в прорезь, и на поднос со стуком высыпались семь пробковых мячиков. Я решила отложить признание на потом. Сначала можно и поиграть.
– Итак, запомни, – предупредил Джо, погрозив мне пальцем. – Мячи не закручивать.
– Ты за кого меня принимаешь? Я же не Алистер Кэмпбелл.
– И никаких «бананов».
– И не подумаю.
– Если я забью гол, ты покупаешь мне выпивку. И наоборот.
– Договорились.
С самого начала матч заладился. Я играла довольно агрессивно, пытаясь прорвать оборону защитников Джо.
– Отличная защита! – крикнула я. – У тебя очень быстрая реакция. Но... – продолжала я, разворачивая центрального нападающего к воротам, – не такая быстрая, как у меня! Ура! Один–ноль!
Джо купил мне «Перони». Следующий гол забил он, и я отправилась за выпивкой.
– Ты закручиваешь – хватит!
– А ты слишком долго думаешь перед ударом.
– Хочешь сказать, я жульничаю?
– Да.
– Вот тебе! Гол! Два–один!!
Я принесла Джо еще пива. А потом еще. Мы оба уже были навеселе. Я смеялась. На самом деле я чуть ли не на облаках плавала от счастья, чему, конечно, способствовало пиво. Мы отчаянно флиртовали.
– Я рад, что мы снова друзья, Минти, – произнес Джо.
– Правда? – я улыбнулась.
– Да. После нашего «последнего танго в Париже», – продолжал он с хитрой улыбкой, – я был словно «зачарованный». Сработал «основной инстинкт», – добавил он и пьяно хохотнул.
Я решила подыграть.
– Это было «роковое влечение», да? – хихикнув, спросила я и отхлебнула еще пива.
– Можно и так сказать, – ответил он. – Но я не предпринял никаких шагов, потому что... – он на секунду замолк и загнал мяч в угол, – ...потому что у тебя тогда было «холодное сердце».
– Да, – согласилась я. – Мои «четыре свадьбы и одни похороны» закончились «катастрофой». О, отличный гол!
– Так, с тебя еще «Перони». У тебя был «психоз», – выдал он.
– Нет! – возразила я. – Просто еще одна «женщина на грани нервного срыва».
– И, правда, «почему дураки влюбляются»? Но потом, – изощрялся он, – «в один прекрасный день», у нас случилась одна из этих «опасных связей», после чего мы оба долго хранили «молчание ягнят».
– Я сидела «одна дома», – подхватила я, подводя к мячу полузащитника. – Словно попала в «мертвую зону».
– «Унесенная ветром», – хихикнул Джо. – Ты даже на звонки не отвечала.
– Потому что мужчины меня просто достали. Я сказала: «с меня хватит». И решила стать «деловой женщиной».
– Но это были «жестокие игры».
– Прости. Ого-го – вот это гол! Ну и хитрый ты, Джо.
– Но теперь все о'кей, и мы можем...
– ...вернуться «назад в будущее»? – откровенно предложила я и бросила на поле последний мяч. Игра подошла к концу. Самое время поговорить. Пора признаться Джо, как много он для меня значит, как я люблю его, «верно, безумно, глубоко». Сказать, что не хочу, чтобы мы были просто «друзьями». Не хочу, чтобы он уезжал в Лос-Анджелес. Мечтаю, чтобы он остался в Лондоне и наполнил мою жизнь смехом. Все изменилось.
– Я должна тебе кое в чем признаться, – объявила я в ожидании заказанной пасты. – Это серьезно. – Он сверлил меня взглядом.
– Ты что... беременна? – театральным шепотом спросил он.
Я закатила глаза:
– Нет-нет.
– Если ты беременна, я тебя не оставлю. Я привык отвечать за свои поступки. Сама знаешь.
– Послушай...
– Из тебя получится чудесная мама, – схохмил он.
– Я пытаюсь быть серьезной, – упрекнула я.
– О'кей, – улыбнулся он. – Давай говорить серьезно.
«Да, – подумала я. – Давай говорить серьезно. Прекрасная мысль».
– Это касается Доминика...
– О нет, – вздохнул Джо. – Только не это. Не надо портить вечер.
– Я просто хочу сказать, что он меня больше не интересует. Все кончено. Финиш. Я кое-что поняла. И это все меняет.
– Что же? – Кажется, он был заинтригован. Мы сели за маленький столик в углу.
– Я поняла, что не виновата, – сказала я.
– В чем?
– В том, что произошло у нас с Домиником. Это целиком и полностью его вина.
– Что ты имеешь в виду?
Пока мы уписывали пасту, я рассказала – правда, язык у меня немного заплетался, – как позвонила Вирджиния Парк, как я встретилась с Домиником, и что он сказал.
– Он бросил меня из-за денег, – негодовала я. – Из-за каких-то бумажек. В панике сбежал, потому что боялся потерять свои грязные капиталы. А потом, когда кризис неожиданно миновал, понял свою ошибку и захотел меня вернуть.
– Но ты не...
– Конечно, нет! – воскликнула я. – И не думала к нему возвращаться. Как ты мог вообразить? Но я довольна, что увиделась с ним. Иначе мне бы не представилось шанса выложить ему все как на духу и узнать правду.
– А теперь знаешь?
– Да. Правда в том, что мне больше не нужно винить себя. И это потрясающе, ведь чувство вины лишало меня уверенности. Мне казалось, что я сама навлекла неприятности на свою голову.
– Почему ты так думала?
– Понимаешь, я считала, что была с ним слишком мила и добра, во всем угождала и превратилась в тряпку, вот он и потерял всякое уважение, бросил меня.
– Ну, если верить твоим словам и тому, что я видел на семинаре, ты действительно во всем ему подчинялась и стала слабовольной тряпкой.
– Да-да, я знаю. И не отпираюсь. Но он бросил меня по другой причине. Напрасно я терзалась долгие месяцы. Эта мысль очень меня мучила. А теперь я знаю, что моя теория оказалась неверна и я ни в чем не виновата.
– Не виновата? – снова повторил он, играя вилкой.
– Нет, – ответила я и улыбнулась. – Во всем виноват Доминик. Теперь я понимаю. Раньше я не замечала, какой он мелочный. А теперь вижу.
– Понятно.
– Все случилось из-за денег, – заключила я. – Очень просто. – Я тряхнула головой. – Моей вины тут нет. И теперь я будто вырвалась на свободу. Я понимаю, что могу жить дальше. Наконец-то я вольна наслаждаться жизнью. Ты рад за меня, Джо? – Я взяла его за руку, но он не произнес ни слова – только как-то странно смотрел на меня.
– Почему ты молчишь?
– А что я должен сказать?
– Ну, не знаю. Скажи что-нибудь. Скажи, что ты рад за меня, что согласен.
– Почему я должен это говорить? Я так не считаю. О! Наверное, он слишком много выпил. Никак не разберется в том, что я ему наговорила.
– О'кей, – пожала плечами я. – Давай объясню все еще раз. Понимаешь...
– Не стоит, я все слышал, – ответил он с какой-то безразличной улыбкой, как мне показалось. – Но думаю, ты пришла к неправильному выводу.
– Послушай, я пришла к выводу, что во всем виноват Доминик. Он жалок. Но я не подозревала, насколько он жалок, пока не увидела его во вторник вечером.
– А я думаю, подозревала, – надувшись, произнес Джо.
– Нет, – заартачилась я. Происходящее уже начало меня раздражать. – Раньше мне казалось, что Доминик только на первый взгляд придурок. – При этих словах мы оба прыснули. – Я хочу сказать, он уделял так много внимания мелочам: внешности, одежде, машинам, вечеринкам. Я воображала, будто его мелочность этим и ограничивается. Но теперь поняла: это диагноз.
– Согласен.
– Тогда почему ты не понимаешь, что я хочу сказать?
– О, я все понимаю. Просто думаю, что ты и раньше все это прекрасно знала.
– Нет, – настаивала я. – Откуда мне было знать? Я и не подозревала о мошенничестве с пенсиями и выплате компенсаций. Это мне только потом сказали.
– Но ты видела его жалкую натуру, – сказал Джо. – Ты наблюдала это каждый день. Так что же теперь удивляться, что он оказался придурком?
– Я действительно удивилась.
– Ты удивишься, если явно склонный к насилию преступник совершит убийство? Ты видела признаки: склад ума, характер. Минти, не надо быть писателем, чтобы разобраться в этом. Мы не умеем скрывать свои недостатки.
Боже, это уже сильно действовало мне на нервы. Я и не думала, что будет так трудно.
– М-м-м, не согласна, Джо, – процедила я, раздраженно вздохнув. – Я была совершенно сбита с толку, когда, наконец, осознала, что он за человек.
– Значит, ты дурочка, – буркнул он и стал возить по тарелке макароны. А потом как-то странно, устало на меня посмотрел. – Ты же сама сто раз говорила, что с самого начала подметила мелочность Доминика. Его зацикленность на своей внешности. И то, что с самого начала он пытался тебя изменить, исподволь, исподтишка.
– Вовсе не исподтишка. Напрямую: «Надень то. Не надевай этого. Говори то. Не говори этого. Мы делаем так. Атак мы не делаем». Намек прозрачный, скажем прямо.
– Тогда я тем более не понимаю, как ты с этим мирилась. Это же чудовищно. Невозможно поверить, что такая умная и независимая девушка, как ты, стала бы терпеть такое... такое дерьмо. Но ты же терпела.
– Да, – призналась я. – Терпела. И сожалею об этом всем сердцем. И никогда-никогда больше не соглашусь мириться с подобным неравенством. Потому что я изменилась.
– Не уверен, – покачал головой он.
– Джо, извини, но, по-моему, ты жесток. Ни капли сочувствия, когда мне пришлось пережить такой кошмар.
– Я тебе сочувствую, – произнес он, отодвигая тарелку. – Даже очень. Всем сердцем. Просто я немного... разочарован, наверное.
– Разочарован? Что значит «разочарован»?
– В тебе.
– О! Хм... большое спасибо. – Я залилась краской.
– Потому что ты во всем обвиняешь Доминика.
– Да, я обвиняю Доминика. Почему бы мне его не обвинять? Он же плохой. Это он во всем виноват!
– Вот здесь я с тобой не согласен.
– Ну, не знаю, почему ты не согласен. Ведь это правда. – Во мне уже вскипала нешуточная злость. Более того, я чувствовала, что вот-вот заплачу. Джо испортил такой замечательный вечер, донимая меня своими сомнениями, хитрыми, докучливыми вопросами. – Это правда, – повторила я. Стол расплывался перед глазами. – Я стала жертвой. – Горло сдавливал спазм. – Я прошла через ад. Настоящий ад. И все из-за Доминика.
– Из-за себя самой тоже.
– Нет, я ни при чем! – бубнила я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не повысить голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56