Но потом у нас появились проблемы. Началось расследование. – Расследование? Внезапно до меня дошло, я все поняла.
– Махинации с пенсионными страховками, – произнесла я. – Ты занимался страховыми махинациями! Поэтому и попал в беду.
– Да, – со вздохом ответил он.
– Ты советовал людям не платить пенсионные отчисления в компании, где они работали, а покупать страховые полисы у тебя? Так?
– В общем и целом, да.
– Ты рекомендовал оформлять страховки, хотя знал, что это менее выгодно, чем платить пенсионные взносы.
– Грубо говоря, так оно и было.
– Им это было менее выгодно, потому что – поправь, если я ошибусь, – твои комиссионные составляли львиную долю пенсионного фонда.
– Д-да. Да, это так.
– Эта страховка не окупилась бы с годами, а может, и вообще никогда. Все равно, что бежать марафон на костылях.
– Думаю, ты права. Да, – признался он.
– А если бы они платили пенсионные взносы в своей компании – именно это ты должен был им посоветовать, – в конце концов, они бы обеспечили себе спокойную старость.
– Откуда ты так много знаешь о страховании, Минти? – насторожился он.
– Об этом писали в газетах. Один из наших корреспондентов делал репортаж для бизнес-рубрики. Он сказал, что три миллиона человек стали жертвами мошенничества.
– Я не мошенник, – возмутился Доминик.
– Ты знал, что продаешь? Знал, что оно хуже того, что у них уже есть? – Он молчал.
– Нет. Не совсем.
– Верится с трудом. Ты что, вообще не рассказывал им о комиссионных?
– Что ты, конечно, рассказывал. Я никому не пудрил мозги.
– Ага, но предупредил ли ты их, что комиссионные выплачивает не страховая компания? Что они вычитаются из взносов? Об этом ты не забыл предупредить?
– М-м-м... Я же говорю, все очень запуталось.
– По-моему, все ясно как дважды два.
– Да, но я не виноват. Вспомни, когда все началось, тори выступали в защиту частного пенсионного страхования. Мне действительно казалось, что я помогаю своим клиентам. А после дела Роберта Максвелла государственные пенсионные фонды попали под удар. Люди сами хотели оформлять страховки с частными фирмами. Ситуация вышла из-под контроля, но в этом виновата индустрия, – заключил он.
– И ты попал в беду.
– Да, – промямлил он. – Это было похоже на ночной кошмар. – Его передернуло при воспоминании о случившемся. – Кошмар, – повторил он. – Все копилось в течение нескольких месяцев, – говорил он. – Люди собирались потребовать компенсацию. Страховые компании должны были отстегнуть двадцать миллиардов фунтов.
– Но это же их проблема, не твоя.
– Да. Но потом, в начале июля, прошел слух, что кое-кто из независимых финансовых консультантов тоже будет нести ответственность. И я числился в списке.
– Тебе пришлось бы платить компенсацию?
– Да. По двадцать тысяч фунтов за каждого клиента. Минти, – он наклонился вперед, – у меня около двухсот клиентов.
– Да, я в курсе. Половина из них была на нашей свадьбе.
– Значит, я попадал на четыре миллиона фунтов.
– Ага.
– Я был уверен, что потеряю все, – простонал он. – До последнего пенни. Все, что я построил такими усилиями.
– О, только без соплей, прошу тебя!
– Куда тебе понять, Минти... Твоя жизнь была не в пример легче.
– До тех пор, пока я не познакомилась с тобой.
– Ты не имеешь права судить меня. Ты росла в другой среде. Училась в частной школе. Потом в университете. Купила квартиру на бабушкино наследство. У меня ничего подобного не было. Я всего добился сам.
– Знаю. И уважала тебя за это. Вообще, это твое лучшее качество. Но мы говорим о другом.
– Как раз в этом все и дело, – возразил он. – Страх потерять все то, что я с трудом построил, грыз меня изнутри. Ты и представить не можешь, как я боялся все потерять. Меня охватила жуткая паника. Понятия не имею, как я ума не лишился.
– Лишился. Ты же бросил меня.
– Извини, – завел он прежнюю песню. – Прости, что так с тобой обошелся.
– Спасибо. Я принимаю твои извинения. Хотя ты мог бы поступить как джентльмен – если это слово вообще здесь уместно – и отменить свадьбу заранее. Как ты и сделал в случае с Вирджинией Парк.
– Но эта свадьба так... неумолимо надвигалась, – буркнул он. – Ее уже было не остановить. Каждый раз, когда мне хотелось сказать: «Извини, Минти, я не могу пройти через это», ты принималась тараторить что-то о платье или о приеме, цветах, еще бог знает о чем. Ты была так счастлива. Как я мог все отменить?
– А следовало, – не сдавалась я. – Ты же все равно ее отменил, только гораздо более жестоким способом. В Примроуз-Хилл о моей свадьбе уже слагают легенды, – усмехнулась я. – Во всех пабах распевают баллады. «Несчастная Минти Мэлоун».
Мы на минуту умолкли, пока официант собирал тарелки. Доминик не смог удержаться, чтобы втихую не пялиться на знаменитостей.
– Это случайно не Стивен Фрай? – спросил он. – Только что вошел.
Я повернула голову влево:
– Да, это он.
Проходя мимо нашего столика, Стивен заметил меня и приветливо улыбнулся:
– Здравствуйте, Минти! Я улыбнулась в ответ.
– Ты его знаешь? – не поверил своим глазам Доминик.
– Вообще-то, нет. Но во вторник брала у него интервью. А на следующей неделе иду на презентацию его новой книги.
– Видимо, радиобизнес пошел в гору.
– Да, – подтвердила я. – Точно.
– Ты добилась своего, – произнес он. – Ведешь программу.
– Да, – признала я. – Уж и не надеялась, что это произойдет. Но как видишь. – Официант поставил передо мной тарелку с уткой, а перед Домиником – его картофельную запеканку и удалился. – Так на чем мы остановились? – мой голос взлетел, перекрывая тихий, приглушенный шум голосов. – Ах да, ему грозит банкротство, и он вынужден отменить свадьбу.
– Да.
– Так почему же ты отменил ее, Доминик? – решилась я, ощущая, что мы вот-вот дойдем до главного. Он воткнул вилку в запеканку и посмотрел на меня.
– Чтобы защитить тебя, – промолвил он. Я чуть не подавилась:
– «Защитить» меня?
– Да. Разве я мог позволить тебе пройти через этот кошмар?
– Ты устроил мне кошмар похуже.
– Я не мог позволить тебе пройти через все переживания и страхи, связанные с банкротством. Это было бы несправедливо.
– Но Доминик, у меня была работа.
– Да, однако, при всем уважении к тебе, Минти, ты зарабатывала гроши. Тогда.
– Тогда?
– Я так гордился, что могу предложить тебе больше. Но все это могли у меня отобрать.
– Да, только я выходила за тебя не из-за денег. Я выходила за тебя по любви. Так мне казалось. Тогда.
– Но было бы несправедливо утянуть тебя на дно за собой. Я не смог бы тебя обеспечивать. Платить по счетам. Покупать тебе вещи.
– Мне ничего этого не было нужно.
– Мы бы не смогли купить дом в приличном районе.
– Но у меня чудесная квартира на Примроуз-Хилл. Мы могли бы жить там. Дом. Или продали бы ее и купили дом в менее престижном районе, пока ты не встал бы на ноги. Я не плачу по закладной, Доминик. И ты знаешь, что я не нищая.
– Да, – произнес он. – Но...
– Но что?
– Но... наш уровень жизни был бы намного ниже, чем ты ожидала. И мне казалось, что несправедливо обрушивать на тебя свои проблемы. В любом случае, – нахмурился он, – я был в жуткой панике. Мне хотелось все тебе рассказать, но я никак не мог выбрать подходящий момент. Опомниться не успел, как уже настал день свадьбы, и я стоял в церкви. Тогда и понял, что не могу пройти через это.
– Вовремя понял. Когда нас практически объявили мужем и женой, – проговорила я. – Представь мое состояние, когда ты от меня отрекся.
– Господи, Минти! – воскликнул он. – А ты думаешь, мне было легко? Легко сделать то, что я сделал? Бежать из церкви под взглядами всех своих клиентов? Всех своих клиентов?
– Есть еще одна проблема. Ты наговорил мне кучу гадостей. В присутствии всех. Ты сказал... Поправь, если я ошибусь, Доминик, ведь ты так любил поправлять меня, когда я несла всякую чушь. И даже если я была права, ты все равно меня одергивал. Так вот, ты обозвал меня неряхой.
– Но, дорогая, это же правда, – пропел он со снисходительной улыбочкой.
– Сказал, что я слишком много болтаю и не чувствую, когда пора заткнуться.
– Ну, я же был на пределе, – не смутился он. – Сам не понимал, что несу. Пытался придумать повод, оправдания тому, что собирался сделать. К тому же, дорогая, – он потянулся через стол, чтобы взять меня за руку, – ты действительно слишком много болтаешь. Тебе же нравится мести языком, дорогая. Треп, треп, сплошной треп. Коротышка Минти Минтола обожает стрекотать, как сорока. И это меня бесит, дорогая.
– Других это не бесит. Другие думают, что это нормально.
– О, дорогая, – еще раз промурлыкал он. Мой нож завис над тарелкой. Я его опустила:
– Знаешь, Доминик, у тебя сложилось обо мне превратное представление. И не знаю почему.
– Не понимаю, о чем ты, – раздраженно бросил он.
– Ты почему-то решил, с самого начала, что я – глупая курица, все кудахчу и кудахчу, хотя меня никто не слушает. Что я всех уже «достала», как ты говорил. Что я занудствую, тяну волынку, как непрошеный гость.
– Но ты на самом деле много болтаешь, дорогая.
– Это называется беседовать, Доминик, вести беседу. Знаешь, что это такое? Так делают все нормальные люди. И с тобой я попыталась делать то же самое. Чтобы вдохнуть жизнь в наши отношения, понимаешь? Ведь ты все время молчал. Может, тебе просто нечего сказать? Если так, другим людям ничего и не остается, как вести разговор.
– Нет, ты любишь болтать о пустом. Меня это утомляет. Сама знаешь: бессонница, напряженная работа, хоть дома нужно расслабиться.
– Но если все время молчать, напряжение только нарастает. Понимаешь, Доминик, ты даешь волю языку, только когда пытаешься что-то кому-то навязать. Вот тогда ты заливаешься соловьем. А так тебе и сказать-то нечего, правда?
– Я...
– Ты оставляешь при себе свое мнение, свои взгляды. Тебе не интересно обмениваться мыслями.
Он картинно закатил глаза:
– Просто ты все время болтаешь, и мне не удается вставить хоть словечко.
– Бред собачий! – возмутилась я. – Просто у тебя нет ничего за душой! Тебе лень даже задуматься. Ты – воплощенная серость. Последние пятнадцать лет ты днем зарабатывал деньги, а вечером смотрел «Скай спортс» по телеку. Вот, собственно говоря, и вся твоя жизнь, не считая парочки интрижек и поездок в гольф-клуб на выходные.
–Я...
– Ты неинтересный и неумный человек, Доминик. Честно говоря – не обидишься на откровенность? – ты зануда. Я когда-нибудь тебе говорила? Ты наводишь скуку.
– Я...
– Ты никогда не рисковал. Никогда не делал чего-нибудь экстремального. Даже никогда не путешествовал.
– Только потому, что боюсь летать. Это фобия.
– Нет, не фобия, это всего лишь отговорка. Ты боишься не летать, Дом. Ты боишься того, что ждет тебя после приземления. Ты никогда не бросал вызов самому себе. А уж мне и подавно. Ты такой нудный, Доминик, хоть вой. Ты очень красив, – добавила я. – Но зануда хуже некуда. Когда я была с тобой, мне иногда казалось, что я повешусь от скуки.
– Послушай-ка, Минти, я...
– И все ничего, если бы при этом ты был порядочным и добрым человеком. Но куда там. Ты все время подрывал мою уверенность в себе. Принимал мою доброту как должное. Лишил меня чувства собственного достоинства и значимости. Контролировал каждое мое слово, каждый шаг, даже указывал, как мне одеваться.
– Если тебе было так плохо, что же ты не жаловалась?
– Парадокс, верно? Ты прав. Почему я не жаловалась? Потому что была слишком милой, вот почему. Потому что хотела, чтобы все шло гладко, без проблем. Ненавидела ссоры. Боялась спорить с тобой. Но теперь я уже не боюсь.
– Я заметил.
– Я изменилась, Доминик. Неужели ты не видишь? Ты все время твердил, что мне нужно измениться – так я и сделала.
– Да, знаю. Я впервые заметил это, когда прочитал те статьи. Ты выглядишь по-другому. – Он снова попытался взять меня за руку. – Но я не против, Минти. – Он не против?!
– Я говорю не о внешности, Доминик. Я говорю о внутреннем мире. О том, какая я на самом деле. И я действительно стала другой, изменилась, полностью изменилась. Раньше я была доброй, Доминик. Слишком доброй. Но теперь с этим покончено. Я не стерва, как ты, наверное, подумал. Но и не добренькая. Добрые намерения меня до хорошего не довели. И понадобилось тридцать лет, чтобы понять это.
– Минти, ты просто злишься, – не поверил он. – Наказываешь меня. Я знал, что так и будет, и был к этому готов. На самом деле ты так не думаешь, Минти. Давай посмотрим правде в глаза.
– Давай, раз ты этого хочешь, – спокойно согласилась я. – Правда в том, что ты – козел. Я, в самом деле, так думаю. И если мои замечания оказались несколько резкими, так это оттого, что я знаю: ты лжешь.
– Это неправда, – возмутился он.
– Нет, правда. Ты лжешь с легкостью. Скрываешь свое настоящее имя, врешь про то, в какой школе учился. Я не говорю, что ты придумал всю эту историю с пенсионными фондами, что притворяешься, будто тебе плохо. Но что касается мотивов, которые подвигли тебя сделать то, что ты сделал, все полное вранье. И теперь наконец-то я это поняла. – Положив нож и вилку, я посмотрела на него с тем же дружелюбным выражением, которое старалась удерживать на лице весь вечер. – Ты бросил меня не потому, что хотел уберечь от последствий грядущего финансового кризиса. Просто ты понял – возможно, с некоторым сожалением, – что в твоем нынешнем положении я уже недостаточно богата для тебя.
– Это неправда.
– А мне кажется, правда. Ты сказал, что Вирджиния Парк для тебя ничего не значит. Тоже вранье. Она обмолвилась, что встретила тебя за три недели до нашей свадьбы. И сдается мне – поправь, если ошибаюсь, – что именно тогда, колотясь в истерике, ты решил бросить меня и жениться на ней. Брак с ней отводил угрозу банкротства. Ты мог бы вести роскошный образ жизни, ведь у Вирджинии денег навалом. Вот со мной у тебя бы так не вышло. Со мной ты жил бы обычной жизнью. Еще бы! Мы долго не смогли бы наведываться в бутики на Бонд-стрит.
– Ты ошибаешься, – отпирался он.
– А я уверена, что права. Понимаешь, я недолго разговаривала с Вирджинией. Но этого хватило, чтобы разобраться, что к чему. Она сказала мне, что вы давние знакомые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56