Раз или два мама отводила меня в сторону и шептала: «Пожалуйста, запомни, ты не должна быть такой, как я».Вот и все наставления, которые она мне дала.8.15 утра – в сияющем «чероки» я направляюсь к офису. CD-плейер тихонько наигрывает Тони Брэкстон. Я прибавляю громкость до тех пор, пока басы не начинают вибрировать в груди, и сама пытаюсь петь. Выбиваю такт по рулю, повожу плечами, но тут замечаю, что мужчина в соседней машине улыбается, глядя в мою сторону. Я краснею и замолкаю. Он что, смеялся надо мной или флиртовал? Я больше не смотрю на него. Приглушаю стерео и отворачиваюсь. Снова пошел снег.Я пытаюсь вспомнить музыку в доме моего детства, и мне кажется, что там звучали всего одна вечная тихая опера и старинные кантри-вестерны отца. Нам было уютно в нашей просторной мексиканской асиендс, где росли цветы и деревья летом звенели от пения большеглазых цикад. У нас были новые американские машины и консервативная одежда от Дилларда – старинный род хранил традиции древней мудрости. В доме говорили только о деле, которое мать начала за несколько лет до того, как познакомилась с отцом, а он продолжил его.– Решения принимает мужчина, – говорил отец. – А жена повинуется. Так написано в Библии, и этого мы придерживаемся в нашем доме.Отец распоряжался всем, а маму только информировал точными, короткими испанскими фразами. И она обиженно поджимала губы – другой я ее никогда не видела. В колледже я поняла, что Библия вовсе не учит тому, что женщина обязана повиноваться мужчине. Это интерпретация отца. Трактовка латиноамериканца из Нью-Мексико. Библия учит тому, что муж и жена должны уважать друг друга. Вот что завещал нам Господь. Бедная мама!На следующем перекрестке я откинула крышку мобильника и нажала кнопку автоматического набора номера матери. В Альбукерке только шесть двадцать, но я знала, что мама уже час как на ногах: жарила яичницу с чоризо Испанская сырокопченая колбаса

, подогревала маисовые лепешки на открытом синем огне плиты, убиралась в доме и выбирала галстук для отца. Отец к этому времени уже уехал на работу в своем большом серебристом грузовике с приклеенной к бамперу республиканской символикой.– Дом Бака, – ответила мама, стараясь, чтобы ее голос звучал бодро.Я спросила, как у нее дела, и мать ответила:– Все прекрасно. – Но голос ее дрогнул. – А у тебя?– Тоже прекрасно, – отозвалась я. Она спросила о Брэде.– Все в порядке, мама.О погоде. Я ответила и, в свою очередь, задала вопрос.– Пошел снег, – заметила мама. – Скоро Рождество. Мы уже начали продавать biscochitos. Бисквиты (исп.)

Я напомнила ей, чтобы она не ела их сама.– Знаю, – ответила мать.Я спросила, собирается она сегодня на диализ.– Да.– Не забудь про укол, – попросила я.Низ живота матери был сплошь в синяках от инъекций инсулина. Несколько раз в день она находила новый участок, приподнимала кожу и, не дрогнув, всаживала в него иглу. К концу дня на месте маленькой красной точки, куда вошло острие, расцветал багровый злой цветок. Но мама никогда не жаловалась. Никогда.– Не забуду, mi'ja, – пообещала мать.Зажегся зеленый свет. Я сказала маме, что люблю ее, но сейчас за рулем и мне пора двигаться. И разъединилась.Снова включила стерео и потихоньку поехала вперед. Движение было оживленным, и на меня никто не заглядывался. Я хочу мужчину, который заставил бы меня испытать то же, что музыка Тони Брэкстон. Мне казалось, что Брэд – такой мужчина. Нонет. Я тысячу лет не чувствовала зова страсти. Понимаю, что это в порядке вещей, но не могу не сожалеть об этом. Нет вожделения, и я ощущаю себя состарившейся. Я отогнала эти мысли, перекрестилась и попросила прощения у святых на ламинированной иконке, стоящей на крышке перчаточника. На светофоре вспыхнул желтый. Я придавила педаль газа, снова усилила звук проигрывателя и едва успела проскочить перекресток до красного.Зазвонил телефон. Я приглушила музыку и, не взглянув на определитель, ответила. Решила, что это опять мама.– Алло?– Привет, это Уснейвис.– Здравствуй, дорогуша, ты как?– Нормально. Слушай, у тебя есть секунда?– Конечно.– Не хочешь принять участие в кампании против курения, которую мы начинаем вместе с министерством здравоохранения?Я вильнула в сторону, чтобы не столкнуться с подрезавшим меня «бьюиком». Пожилой водитель погрозил мне пальцем, словно не он, а я загородила ему путь.– Хорошо, думаю, да. Слушай, Нейви, я сейчас за рулем, не могу говорить. Можно я тебе перезвоню?– Ох, извини! Позвони, когда удастся. Поболтаем. Я тебя хотела еще кое о чем спросить. Мужские дела.– Обязательно. Привет, подруга.– Пока.Мужские дела. Ей легко говорить про мужские дела.Я смотрю на людей вроде Уснейвис, Сары и Лорен, как они самовыражаются, кричат, ругаются, плачут, стучат по столу ладонями, чтобы их лучше поняли, но сама так не могу мои подруги рассказывают мне о своей личной жизни много такого, что я предпочитаю хранить при себе. Я не хочу знать об их абортах и расстройствах пищеварения. От их проблем мне становится тяжело. Поэтому я не рассказала им о своих трудностях с Брэдом. Не желаю нагружать их. И поэтому не ругаюсь с ним. Я не знаю, как это делается, и не имею особого желания учиться. Слава Богу, у меня есть работа.8.30 утра. Я просчитывала, сколько занимает дорога до офиса «Эллы» в складском районе Южного Бостона, сразу за мостом от деловой части города: от получаса до часа в зависимости от плотности движения. Сегодня, даже при том, что пошел снег, получилось быстро. Видимо, все дело в Тони. Мне нравится этот диск. Подарок Эмбер, хотите верьте, хотите нет. Получили от нее все на прошлой встрече. Она выбирала музыку так, чтобы сбалансировать карму каждой из нас. И чтобы завершить баланс, предложила мне найти аюрведический Аюрведа – древнеиндийская медицина

ресторан. В таких ресторанах, объяснила Эмбер, подают еду, которую повар считает полезной для клиента, – вегетарианскую. Я отметила, что должна познакомиться с этим явлением для очередного номера своего журнала – заинтересовалась ее словами. У нас с Эмбер больше общего, чем кажется на первый взгляд, особенно пищевые пристрастия и любовь к физическим упражнениям.Я восхищаюсь резко очерченными силуэтами серебристых зданий Делового центра на фоне тусклого серого неба. Бостон – удивительный город: свежий воздух, много серого и коричневого, для равновесия – краснокирпичного, а летом – цветы и зелень. Осенью, как подвижные простыни, по небу скользят облака. Это не так, как у нас дома, где облака огромные и далекие. Там немыслимо представить себе, что можно дотянуться до них. А в Бостоне все возможно. Я приросла к этому городу.Поворот в переулок рядом с перестроенным зданием склада, где находится наша редакция. Я проехала мимо будки охранника в подземный гараж, и дежуривший в ней Шон помахал мне рукой и улыбнулся. Поставила «чероки» на свое место рядом с лифтом, проверила замки и поднялась наверх.8.45 – я застала врасплох секретаршу: она говорила по телефону так сладко, что наверняка не по делу.– Добрый день, миссис Бака, – улыбнулась секретарша, разъединившись на середине фразы и пряча намокшую бумажную кофейную чашку, которую до этого теребила в руке. У нас запрещалось пить или есть в приемной.– Добрый день, Рене, – ответила я.Кофе ей сошел. Сегодня. Рене выглядела усталой. Она студентка колледжа и, наверное, занималась допоздна. Но завтра проверю. Если она будет по-прежнему нарушать правила, сделаю ей предупреждение. Следует проявлять понимание, сострадание и все такое, но вместе с тем напоминать, что дело есть дело. Женщины-руководители должны уметь лавировать. Стоит проявить настойчивость, и тебя тут же окрестят «сукой». Становишься требовательной – и опять «сука». Чем лучше работаешь, тем больше людей употребляют это слово.Я закрыла дверь в свой кабинет и глубоко вдохнула аромат лаванды. Как-то я прочитала, что неполон нительный директор ТВ Нелли Галан держит у себя в кабинете аппараты для ароматерапии, которые каждый час источают запах успеха. И приобрела один себе на случай, если в этой теории что-то есть. Теперь по крайней мерс моя комната в углу здания всегда отличается свежестью. В дополнение к лаванде рецепт содержит римскую ромашку и миндальное масло. Мой кабинет полон света и оформлен в минималистском стиле, который всегда импонировал мне. Стол стеклянный. Компьютер блестящий и черный, с огромным плоским экраном. Более теплую атмосферу интерьеру придают растения. И фотографии. Поместив в рамки снимки Брэда, подруг и родных, я поставила их на полку за своим стулом, где они видны посетителям. В кабинете я ввела пароль в компьютерную систему – один и тот же, который употребляю во всех машинах в редакции: exitosu. Что означает: «успеха вам».Затем потратила время, чтобы разобраться в электронной почте, прочей корреспонденции и убедиться, что Дайонара все делает правильно. Я стала проверять своих помощниц после того, как одна из них так напортачила с файлами, что пришлось вызывать специальную фирму разбираться в ее мешанине. Стараешься помочь людям, даешь им шанс пробиться наверх – и удивляешься, что они не понимают, какие перед ними открываются возможности. Но Дайонара работает хорошо. Я за ней тщательно слежу. Все и всегда на месте. С тех пор как она пришла к нам, я ни разу не пропустила ни телефонного звонка, ни сообщения, ни встречи.Помещение «Эллы» быстро расширяется. Теперь в отремонтированном здании склада мы занимаем почти половину третьего этажа. И обсуждаем вопрос о том, чтобы с начала нового года взять весь этаж целиком. Пока я шла по коридору от кабинета к залу заседаний и вдыхала праздничный аромат зелени, украшавшей стены и дверные проемы, мое сердце наполнялось гордостью. В 90-х годах – поверите? – меня отправили в колледж, чтобы я нашла себе мужа. А я узнала там много всякой всячины, особенно то, на что способна женщина в современном мире. Отец никогда не говорил мне, что он думает о моих занятиях, зато мама заметила: «Ты сделала мою жизнь осмысленной». Это она шепнула мне, когда я приезжала к ней в прошлый раз: «Я горжусь тобой». Слезы навернулись ей на глаза, но мама смахнула их, едва в комнату вошел ее муж.«Мое создание», – размышляла я, глядя на изящно оформленные кирпичные стены и висящие на них, сильно увеличенные, все двадцать четыре обложки опубликованных номеров «Эллы». Я обрадовалась, увидев рождественскую елку, – наконец-то зеленщики явились и установили ее в нашем главном коридоре. На наших обложках появляются самые талантливые латиноамериканки, а раз в году, в спецвыпуске для мужчин, самые талантливые латиноамериканцы. В этом сезоне Энрике Иглесиас, мужчина моей мечты, позировал для обложки вместе со своей матерью. Пару месяцев назад я ездила на фотосъемку в Нью-Йорк и, как мне кажется, испытала влечение. В последний раз. Позови он меня домой, я бы, наверное, не отказалась. А кто бы отказался?Мы стараемся помещать на обложки моделей, потому что задача журнала, как я сформулировала ее, – возвысить образ латиноамериканских женщин, воодушевить и побудить их стать как можно лучше. На нас и так обрушивается чрезвычайно много информации, и ее основная мысль состоит в том, что наша главная задача – быть сексуальными и покорными. Настало время перемен, и наш журнал – показатель того, насколько латиноамериканские женщины готовы воспринять эти перемены.Я прошла мимо высоких растений в горшках и зоны отдыха, где стояла обитая розовым бархатом стильная мебель. Обожаю рождественские деревья, украшенные красными и золотыми шарами и мерцающими лампочками. Передо мной изгибался мрамор приемной стойки и открывался вид из окон на Деловой центр. Когда дизайнеры интерьера представили проект, я усомнилась – мне хотелось чего-нибудь более консервативного, викторианского, с провинциальными французскими полутонами, как в квартире, но дизайнеры проявили настойчивость. Они утверждали, что люди ждут от здешней атмосферы чего-то молодого и женственного, а вместе с тем сильного и возбуждающего. И оказались правы. Я рада, что послушалась дизайнеров, и получилось то, что получилось. Окончательно убедила меня Сара. Сама я не стремлюсь к чему-то чрезмерно красочному. «Очень по-латиноамерикански, – сказала она, когда я показала ей план. – И в то же время по-бостонски». Рене выпрямилась и улыбнулась мне, когда я проходила. Кофе бесследно исчез. Славная девчушка.Я решила запомнить имена всех, кто работает в моей компании, даже уборщиц. Смотреть людям в глаза, обмениваться убедительными рукопожатиями и называть их по именам. Надо относиться к людям уважительно, независимо от того, какую работу они выполняют, – ведь не знаешь, когда они могут понадобиться.Я вошла в комнату заседаний и осталась довольна, увидев, что за столом собрались все восемь моих редакторов: они сидели и негромко переговаривались. Семь женщин и один мужчина. Женщины в современных стильных костюмах и с модными прическа-осми. А мужчина, Эрик Флорес, с уклоном в голубизну, как выразилась бы Уснейвис, тоже мог бы считаться женщиной. Иногда мне приходило в голову, что он покупает одежду в дамских бутиках. Сегодня Эрик пришел в оранжево-розовом приталенном пиджаке и ярко-зеленой водолазке. Он высокий, симпатичный, потрясающий художественный редактор и совершенно не интересуется девочками.– Доброе утро, – сказала я.– Доброе утро, – ответили мне. Кое-кто начал шелестеть бумагами на столе.– Как выходные? – спросила я, устраиваясь во главе стола.– Никак не отойду, – ответила с драматическим вздохом Трейси, наша печально известная любительница вечеринок, редактор отдела искусств, и показала пальцами на виски. Все рассмеялись.– Выпей еще кофе, – предложила я.– Боюсь, утроба взорвется. – Трейси наклонила фирменную кружку «Эллы», и я увидела коричневое от многомесячного чрезмерного употребления кофе нутро. – Сегодня уже третья.– Эта штука тебя убьет, – заметила фоторедактор Иветт. Я согласилась с ней, но промолчала.По стандартам любой редакции, у нас очень невысокая текучесть сотрудников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44