Но меня в этом семестре вообще не используют на преподавательской работе. Поручили следить за выпуском книг. Академические дела. А что?– Бери отпуск и собирайся. Мы едем в Колумбию.– В Колумбию?– Ты же способна там писать?– Я способна писать везде, где есть бумага.Я объяснила ей, в чем дело. А сама неслась по дороге своей жизни – наконец свободная. Единственным желанием было выбраться подальше отсюда – из этой холодной, серой пустыни, из этой ненавистной культуры, где тебя обнимают, только если хотят с тобой переспать, подальше от этой промерзлой земли с опухолями и кавернами, от американской журналистики с ее ложью и подчеркнутым правдоподобием. Мне снова захотелось ощутить на коже тропический ветерок, увидеть лица моих соплеменников и услышать ритм моего языка. Не знаю почему, но мне понадобилось вернуться в Колумбию. Я рассказала Селвин, что ушла с работы, и поведала о своей мечте.– Хочу попробовать писать стихи. О своей жизни. В Колумбии, на испанском – для тех, кто говорит по-испански.– О'кей, мы все обдумаем, – ответила Селвин. – Ты должна сама уяснить, то ли это, что тебе нужно.– То. Я много об этом думала. Хочу расправить крылья и лететь. Хочу стать поэтессой. Но не английской. Не желаю писать на их языке. Буду рассказывать о себе на своем языке. О том, каково лесбиянке, – ведь об этом еще никто не писал по-испански. Возьму косу и стану прорубаться сквозь заросли невежества. Пусть это покажется безумием, но я намерена возвратиться в Колумбию.– Ты уверена? Это не поспешное решение?Нет. Мы поедем на год, и я надеюсь, Селвин поймет меня. Научится вытанцовывать мой ритм, как я ради нее научилась вытанцовывать американский.Селвин не была бы Селвин, если бы не воспользовалась возможностью узнать для себя нечто новое. Мы запаковали вещи, сбегали на ее любимую певицу Нелли Фуртадо. Сдали свои дома студентам, чьи родители способны осилить ради деток такую жилплощадь. И поставили машину в объемном, на пять мест, гараже Сары.Затем связались с занимающейся недвижимостью колумбийской компанией и сняли на год на побережье Бронисвилля гостевой домиксо всей мебелью. Сара с сыновьями отвезла нас на своем «лендровере» в аэропорт. По дороге она упомянула о слезливых, сумасшедших звонках, как определила полиция, из Мадрида. Проявился Роберто. Этот мерзкий поганец еще не сказал своего последнего слова. Я тревожусь за Сару – за ее финансовое положение, за ее безопасность. И из-за нее не могу уехать навсегда. Я боюсь Роберто. Понимаю, рано или поздно придется возвращаться в Бостон. Нас обняли, и мы сели в самолет.На побережье нас встретил голубой от морской соли воздух и доносившийся отовсюду аромат цветов. Селвин надела саронг и темные очки, сунула под мышку испано-английский словарь и начала исследовать рынки и кофейни.А я открыла окно своей новой маленькой комнаты с письменным столом и пишущей машинкой. Открыла окно и впустила в дом музы. Они влетели на своих прозрачных крыльях, и я начала писать. УСНЕЙВИС Когда вы прочтете эти строки, я буду в Сан-Хуане испытывать невероятное унижение в отвратительном наряде подружки невесты. Мне плевать, что платье от Веры Вонг, оно все равно ужасно. Пожелайте мне удачи: я буду изо всех сил стараться поймать букет. Из колонки «Моя жизнь» Лорен Фернандес Одетые в детские смокинги племянники выставили из отцовского «блейзера» клетки с белыми голубями. Мы заранее условились о том, что птицы должны находиться на церковной лестнице рядом со мной и Хуаном. Голуби курлыкали и ворковали.Я слегка ущипнула Хуана за руку:– Точь-в-точь как обыкновенные сизари. Я считала, что свадебные голуби издают более утонченные звуки.Хуан закатил глаза и в который раз поцеловал меня в щеку.– Я думал, ты в курсе.– Чего?– Сизари и есть голуби. Только более распространенные.– Не заливай. – Я хлопнула его по руке и сбила бретельку с плеча. Именно в этот момент из церкви вышел священник и в ужасе посмотрел на меня.Он мой дальний родственник – пятая вода на киселе, но с самого начала был против, когда я заявила, что заслуживаю белое свадебное платье, поскольку всякие женатые доктора не в счет. Да расслабься же ты. Взгляни на улицу – сколько гостей. Кто из них знает, сколько у меня перебывало дружков.С колокольни послышался звон, и племянники отворили дверцы клеток с голубями. Но птицы не улетали, словно не знали, что делать. Пришлось пихнуть их острым носком моих шелковых туфелек от Джимми Шу.– Что тянете, голубки? – спросила я. – Давайте летите. Вы свободны.Одна за другой три дюжины птиц выбрались из клеток и вспорхнули в кобальтовую синь неба навстречу белым пушистым облакам. Люди, прикрывая от солнца глаза, следили за их полетом. А потом эти идиоты начали посыпать мои волосы рисом. Я говорила им, не надо. Разве они знали, сколько времени мне сооружали эту прическу – распрямляли, наносили лак, завивали кончики. Что мне теперь, весь медовый месяц выковыривать рис из головы?Мы с Хуаном бросились к лимузину, и я все ждала, что он запутается в слишком длинных фалдах своего фрака. Несчастная каракатица. Я советовала ему: давай сошьем как следует, а он все отнекивался, мол, некогда. Хуан открыл мне дверцу, я ввалилась внутрь, он забросил следом длинный шлейф моего платья и сам забрался в машину. Да, mi'ja, должна признаться, что я создана для лимузинов. Просторно, шампанское, маленький телевизор. Я могла бы здесь жить. Я нажала кнопку, опустила стекло и крикнула друзьям:– Встретимся на берегу! А вы, sucias, оставьте местечко в желудке.Все они стоял и в ярких нарядах на боковой аллее. Ребекка со своим новым блестящим мужчиной, в красном платье с глубоким вырезом. Кто бы подумал, что ее так прихватит. Слов нет, он красив и богат. Но дело не в том. Она казалась рядом с ним совсем иным человеком. Я ничуть не осуждаю ее. У Ребекки был вдохновенный и сексуальный вид, особенно когда он смотрел на нее. Жалко, не я первая на него наскочила. Шучу. Он ей в самый раз – будет мяско на ее худосочных костях.Сара приехала с матерью и отцом. И с сынишками. Как она их поднимала в воздух! Как обнимала! Вот это и есть любовь. Жалко, что Роберто скрылся в Испании, а не загнулся. Но когда все кончится, Саре придется добывать деньги. Роберто в бегах, а этого закон не любит. Дом и все остальное должны перейти ей. Ну, а пока sucias основали фонд Сары. Плюс все мы внесли какие-то деньги в ее дизайнерское предприятие. Я всегда считала, что она должна заниматься чем-то таким.Была здесь и Лорен со своим Амаури. Я поражена тем, как он поднялся – выглядит почти классно. Я рада, что она его привезла. Должна извиниться перед ним. Невероятно, какие Амаури организует вечера. Благодаря ему диски Эм-бер расходятся по всей Новой Англии. Bay! Мне стыдно того, что я наговорила о нем. Но я думала, что он – Араб. А когда Лорен рассказала мне, что Амаури опубликовал рассказ в литературном журнале, получил стипендию в рамках организованной в Бостоне программы обучения латиноамериканцев и собирается заняться коммерцией в Южной Америке и латиноамериканских общинах, я буквально проглотила язык.Что касается самой Эмбер – ее говнюка, с которым она жила, здесь нет. Канул в Лету, только и объяснила она. Видимо, состоялся великий ацтекский развод. Но Эмбер не скуксилась. Она выглядит счастливой, хотя кажется, что живет одна в башне. Уж раз занялась такими вещами, обзаведись одеждой от дизайнера и темными очками. Но не тут-то было. Повсюду за ней таскаются телохранители. Ну что за жизнь! Надо проследить, чтобы она не слишком зацикливалась на своей музыке. Когда все кончится, зазову Эмбер на недельку – удерем от ее телохранителей и на славу погуляем.Лиз явилась со своей поэтессой. Они не прижились в Колумбии, поскольку тамошние власти взяли моду бросать в тюрьму или убивать геев и лесбиянок. Надо же, как драматично складывается судьба нашей новоявленной поэтессы. Но у подружек безоблачный вид, и загоревшая Селвин смотрится совсем недурно. Хотя сама бы я с ней не легла – все-таки теперь я замужняя женщина.Хуан покрыл меня поцелуями. Я вышла замуж, как и мечтала: в Пуэрто-Рико – в церкви в старом Сан-Хуане. Не могу поверить, что все свершилось и я спустилась по ступеням храма со своим длинным шлейфом, ни разу не споткнувшись.Все sucias, кроме Ребекки, были моими подружками (она работала и приехала в последний момент). Скажите, у кого было больше? Иногда приходится порывать с традициями. Знаете, сколько понадобилось усилий, чтобы подобрать цвет платья к различным оттенкам их кожи? Приходилось идти на компромисс и ломать голову.Свое платье я купила в Париже. Я не из тех, кто способен дежурить с ночи у «Файлинс» «Файлинс бейсмент» – сеть универмагов, где продаются со значительной скидкой изделия известных дизайнеров

перед распродажей! Париж – это по мне. Хуана я туда не взяла, хотя он просился. Разве он позволил бы мне расплачиваться самой? Никогда. Но я сказала ему, что это больше не имеет значения: очень скоро все мое будет принадлежать и ему.– А все мое – тебе, – серьезно ответил он. Очень стоило бы прыснуть, но я боялась задеть его чувства. Какая разница, что на счету Хуана двадцать три доллара, – я могла как угодно распорядиться ими. Чувствуете, в чем смысл?Хуан навалился на меня, горячий и взволнованный.– Охолони, – осадила я его. – Не можешь подождать?– Не могу, – отозвался он. – Я хочу тебя.– Господи, остынь! – Я пригвоздила его взглядом, но он только рассмеялся и куснул мою нижнюю губу. А я куснула его.После речи Хуана в моем доме в прошлом году не знаю почему, но что-то во мне надломилось. А тут еще Сара со своей историей. И я поняла, что деньги – не все. Богатые тоже ходят на сторону и убегают от жен. Возможно, с богатым больше проблем. Хотя, не исключено, что и с бедным их столько же. Или и того хуже: от богатых и бедных одни и те же проблемы, а мы ведем себя с ними, как будто это разные люди. Голуби и сизари.Шофер подождал, пока все гости рассядутся по машинам, и мы двинулись гудящей змеей на побережье, за город, где я сняла кусочек песка.Ветерок с моря шевелил белые тенты и пышные зеленые пальмы. Мы шли от стоянки по белому песку, и все громче становилась музыка. Я едва верила, что поет моя любимая певица Ла Индия – Ребекка, смущенная тем, что не явилась вовремя на церемонию, заплатила, попросив ее выступить на приеме. С тех пор как моя подружка сошлась со своим мужчиной, она стала очень щедрой. Надо будет потом поблагодарить ее.Праздничные столы были установлены под огромным тентом на переносном полу. Я обошла собравшихся и убедилась, что всем хватило места. И остановилась около одного столика: мать и отец сидели друг подле друга и болтали о старых временах, хотя я специально не сажала их рядом.Ay, mi'ja, вот как все это случилось: я отыскала в сети телефон отца, позвонила и сказала, как отношусь к тому, что он со мной делал. А потом простила и испытала огромное облегчение. Он ответил, что уходил от нас под большой мухой. Потом нашел своего Бога, перестал пить, но так стыдился своего поступка, что не решался посмотреть мне в глаза. Не знаю, насколько я поверила этой части его рассказа, однако обрадовалась, что все позади и больше не надо мстить Хуану за то, что сделал со мной и с матерью отец.Отец приехал на свадьбу.И мне оставалось только показать Лорен на его примере, до чего она докатится, если не бросит пить. Лорен считает, будто у нее нет проблем, а я берусь утверждать, что они у нее есть. Но мы все о ней говорим и решили как-то вмешаться. Ведь она наша sucia. Ник чему, чтобы мы сами себе вредили.Все расселись по местам. Мы с Хуаном на задрапированном тканью с фестонами небольшом возвышении. Подруги вставали одна задругой и произносили тосты. Я понимала, что нарушаю традиции, но, когда они закончили, поднялась и ответила sucias.– Вы прекрасно понимаете, что без вас эта свадьба не состоялась бы, – сказала я. Они выложили на нее порядком денег. – И хочу вас всех поблагодарить.Они вместе дали мне двадцать тысяч долларов. А в Штатах свадьба обошлась бы вдвое дороже. Знаю, знаю, не такая уж тупая, Пуэрто-Рико тоже территория Штатов. Но если ты сама из Пуэрто-Рико – настоящая пуэрториканка, – то воспринимаешь свой народ как народ. Лорен при всех своих проповедях этого не понимает. Пуэрто-Рико больше нация, чем США, по крайней мере в моих чувствах.– Вы кучка отвратительных богатых грязнуль, – заявила я. – Как вы докатились до такого?– Ты забыла, я совсем не богата, – возразила Сара. – Во всяком случае, пока.Все рассмеялись.– А теперь за еду, – потребовала я. Мы приготовили икру, лангустов, слоеные пирожки, традиционную пуэрто-риканскую еду. Но я была бы не я, если бы ее не подавали на белом фарфоре мужчины в шляпах. Какой же праздник без arroz у habichuela Рис и бобы (исп.)

, если вы понимаете, о чем я говорю?После обеда мы с Хуаном разрезали торт. Он кормил меня, я кормила его. Мы пили шампанское. А потом, к моему удивлению, поднялся отец.– Традиция требует, – заявил он, втянув в голову плечи, точно побитый пес, – чтобы первый танец ты танцевала с отцом.Мои глаза наполнились слезами. Я взяла отца за руку, и мы вступили в круг. Его шея по-прежнему пахла деревом.– Папа, – сказала я. – Я по тебе скучаю.– Извини, – ответил он. – Извини за все. Ты потрясающая. Я горжусь тем, что ты моя дочь.Мы оказались рядом с Хуаном. Я заметила, что его глаза увлажнились.– Я люблю тебя, – прошептал он.От сознания, что он навсегда со мной и ни к кому не убежит, меня наполнило чувство умиротворения. Пусть мы доживем свой век в моем викторианском подновленном домике в Мищн-Хилл. Важно лишь то, что я его люблю. Если кинозвезды могут выходить замуж за всякую мелочевку из съемочной команды, то я и подавно за этого прекрасного hombre Мужчина (исп.)

. Я обожала его десять лет. Именно так, mi'ja. Ведь все эти десять лет у меня было сердце. Только сердце, растрепанное на куски.Вот так. А теперь этот мужчина рядом со мной – со своей бородкой, в несуразном смокинге. Способный все починить в моем доме, близорукий, добродушный дурашка. Я любила его десять ненормальных, идиотских лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44