Как много раз они проезжали по этой самой дороге, как много раз на пути из Лас-Вегаса они останавливались, что­бы глотнуть кофе для бодрости, закусывая орешками или батончиком «Херши», и говорили, говорили… Боже, как они любили поговорить! На любую тему: от проблемы раз­решения абортов в стране до снижения образовательного ценза при поступлении на работу. Не оставались не затро­нутыми и религиозные проблемы, такие как единобожие и слияние религий. Кристина увлекалась, забывая, что не лек­цию читает, а Джо цеплялся к словам. В конце концов они начинали ссориться. Когда же словарный запас иссякал, они бросались в объятия друг друга и занимались любовью с тем же жаром, с каким они делали все, что делали вместе.
Возможно, ошибка Кристины состояла в том, что она пыталась применить к другим опыт, приобретенный с Джо, и не находила ему равных. Наверное, надо было забыть, начать сначала… Но она отдала сердце своему мужу: она любила его, когда они были женаты, и все еще чувствовала себя его женщиной, хотя и знала, что никогда ему об этом не скажет.
Облака заволокли луну, и лицо Джо на миг закрыла тень. Кристина почла бы за счастье не спать несколько ночей кряду, глядя на него, спящего. В нем было нечто такое, чего она не могла найти в других мужчинах. Он был напорист, агрессивен и умен, куда сообразительнее многих. Дитя нью-йоркских улиц, он должен был бы совсем не под­ходить ей, девочке с ранчо, и все же, когда дело касалось действительно важных вещей, они всегда были заодно.
Она любила его тело и его мысли и готова была пове­рить в чудо: в то, что судьба благосклонна к ним, подарив ребенка – еще одно сокровище в дополнение к тем богат­ствам, что они уже имели.
Увы, в тот год судьба не была щедра на чудеса.
– Думаю, немного музыки никому не помешает, – сказала Кристина чуть хрипло от переполнявших ее эмоций.
Требовалась какая-то зацепка за настоящее, якорь, что мог бы удержать ее у берегов реальности, не позволив уп­лыть по воле мечты.
– Да, – сказал Джо, включая радио. – Ты, пожа­луй, права.
Не стоило тратить пленку на Барри Манилова, и Слейд отключил магнитофон.
Он осторожно опустил его в карман, туда же, где лежа­ла монетка, которую он стянул у Марины. Она назвала эту монетку своим талисманом на счастье. Теперь он с полным правом мог назвать ее своим «золотым ключиком». Быть может, она действительно приносила удачу. Первый плод удачи – пленка в магнитофоне. Быть может, за первым плодом последуют другие: например, удастся узнать тайну странного брака Марины и Бойскаута. Кристина думала, что девушка англичанка, как и Слейд, но нужно вырасти на лондонских улицах, чтобы улавливать этот акцент иност­ранца за версту. Нет, она говорила по-английски безупреч­но, но все же какой-то почти незаметный акцент у нее был.
Слейд уже кое-что знал. Он знал, что простые люди не отправляют своих отпрысков учиться в лондонские пансионы.
Там учатся дети богачей, те, чьи родители хотят знать наверняка, что их отпрыски заведут нужные знакомства с детства и все у них потом будет как надо.
Слейд уселся поудобнее. Честно говоря, они несколько разочаровали его: могли бы найти тему попикантнее, а то все о ранчо и каких-то старых фильмах.
– Ты проснулся? – шепотом спросила Марина. Слейд сделал вид, что зевает.
– Ты что-то спросила, дорогая?
За противным голосом Барри едва ли Крис и Джо ус­лышат их разговор.
– У тебя глаза открыты.
Слейд повернулся к Марине. На щеке у нее осталась вмятина – девушка спала прислонившись к двери. Мыши­ного цвета волосы были в беспорядке. Даже смешно срав­нивать ее с Кристиной.
– И тебя Манилов разбудил?
Марина мечтательно покачала головой в такт мелодии.
– Мне он нравится. Слейд приоткрыл окно.
– Тебе надо подышать воздухом.
Марина подвинулась к нему поближе.
– О чем они говорили?
– А ты разве не слышала?
– Расскажи мне, – повелительным тоном потребовала Марина. – Я должна знать все, каждую мелочь.
– Они говорили о ранчо и журналах. Ты не так уж много пропустила, – ответил Слейд и, поглядев на нее повнимательнее, добавил: – Неужели это ревность? Впер­вые замечаю за вами подобное, миссис Мак-Марпи.
– Вовсе нет.
Девушка либо была превосходной актрисой, либо гово­рила сущую правду. Странно, но Слейд решил, что здесь имеет место второе.
– Неужели тебе не любопытно узнать, что удерживает людей вместе, а что заставляет их расстаться?
– Только если эта в моих профессиональных интере­сах. В противном случае плевать я хотел на эти сантименты.
Карие глаза девушки подернулись дымкой: она то ли жалела его, то ли презирала, как убогого калеку. Еще одна романтичная натура, подумал Слейд, в точности как Бой­скаут. Может, они не такая уж плохая парочка.
– Ты думаешь, они все еще любят друг друга? – спросила Марина.
Он мог бы рассказать ей о ребенке, о том, что машина едва не раскалилась от страсти во время их разговора, но посчитал это лишним. В конце концов он не настолько ци­ничен, чтобы рассказывать об этом юной новобрачной.
– Они не слишком друг другу нравятся, – сказал Слейд, надеясь, что девушка еще слишком молода для того, чтобы понять: он так и не ответил на ее вопрос.
– Мы почти приехали, – сказала Кристина, погляды­вая на восток, где небо окрасилось багрянцем. – Еще час, и мы дома.
– Как ты можешь здесь ориентироваться? – спросил Слейд. – Везде один и тот же пейзаж.
Джо снова был за пассажира. Опустив стекло, он ука­зал на едва различимый силуэт скалы.
– Вон, видишь? – ткнул он пальцем в его сторону. – Здесь Сэм собирался поставить ранчо. Он даже установил в этом месте метку, когда женился на Нонне, но возникли какие-то проблемы с правом пользования водой, и он купил землю севернее.
– Кто такой Сэм? – спросила Марина. Кристина, у которой вот уже не один час душа была не на месте, взглянув на Марину в зеркало заднего вида, ответила:
– Сэм – мой отец.
– Последний из могикан, – сказал Джо. – Таких больше не осталось. Единственный раз он покинул ранчо во время Второй мировой войны. Ранчо для него все – плоть и кровь.
– Столько трудов, и все зря. Ранчо так никогда и не стало прибыльным. Зачем бы им тогда привлекать наемных работников.
– Сэм держит батраков?
Джо явно был расстроен услышанным.
– Да, весной и осенью, помогать со скотом. Сэконо­мив на рабочей силе, они смогли оплатить счета.
Кристина не раз предлагала свою помощь отцу, но он был упрямым ковбоем и не желал принимать помощь ни от кого, даже от родной дочери.
– Сэкономив? Уверен, что Сэм не уволил Зака, а тот за свой доллар глотку раздерет. Половине команды Сэма уже около шестидесяти, но он, конечно, не собирается да­вать им расчет.
Джо знал отца Кристины почти так же хорошо, как и она сама.
– Разумеется, – с печальной улыбкой ответила Кри­стина. – Всех их ждет пенсия и право остаться в доме пожизненно.
– Мой старик за пенни выкинул бы пенсионеров вон.
– Ты успел с ним пообщаться после возвращения?
– Да, – ответил Джо. – Мы поговорили целых три минуты, а в конце разговора он попросил передать привет одной малышке.
– Кому? Марине?
– Тебе. Он вообще не слышал, что я ему говорил. Вернее, ему было наплевать на то, что я говорю. Джо провел ладонью по волосам.
– Черт, не возьму в толк, что это я так удивился. Он и имя мое сумел запомнить только к тому времени, как я пошел школу.
Кристина не знала, что сказать. Джон Мак-Марпи дей­ствительно был мрачным человеком, у которого никогда не находилось теплых слов для сына. Сколько раз она пригла­шала отца Джо на обед и всякий раз получала один и тот же ответ: «Занят. Как-нибудь в другой раз».
Джо велел ей бросить попытки наладить отношения, уверял, что Джон Мак-Марпи плевать на них хотел и чув­ства вполне взаимны, но Кристина не могла допустить по­добного.
Для Джо семья многое значила. Не надо было говорить с ним об этом, достаточно лишь понаблюдать, с какой радо­стью Джо влился в шумный клан Кэннонов. Чувство локтя, прочности семейных уз не было чуждо и Кристине. Она с радостью принимала на праздники тетушек Джозефа, и за отца Джо она боролась скорее не для себя, а для своего мужа. Но для свекра не было в мире ничего важнее, чем законное место за стойкой бара «У Мак-Тьернана». Марина подалась вперед:
– Я себе совсем по-другому представляла ваше дет­ство, Кристина. Думала, вы выросли в особняке в окруже­нии слуг и дорогих машин.
– У тебя странное представление обо мне, Марина. Я, знаешь ли, не принцесса крови. Джо и Марина переглянулись.
– Что такое? – спросила Кристина. – Может, я что-то не так сказала?
– Хотелось бы побольше узнать о том, как вы управ­лялись с работой на ранчо, – сказала Марина.
– Тут мне нечем похвастаться, – сказала Кристина, покачав головой. – Я единственная из семьи, кому больше нравилось читать, чем заниматься коровами и лошадьми.
– И все же трудно представить, что вы вели такую простую жизнь, – продолжала Марина. – Вы совсем не похожи на тех женщин, с кем мне до сих пор приходилось общаться.
– Это все контактные линзы, – сказал Джо. Марина удивленно заморгала, глядя на Джо.
– Что?
– Забудь об этом. Это так, шутка. Кристина поджала губы.
– Я ношу контактные линзы, – пояснила она Мари­не. – У них более яркий синий цвет, чем естественный цвет моих глаз, потому что так я лучше выгляжу на экране.
– Ерунда, – сказал Джо.
– Тебя никто не спрашивает, – огрызнулась Кристи­на. – Завтра мне захочется носить желто-зеленые, и сове­товаться с тобой я не собираюсь.
– Не понимаю, что было плохого в прежнем цвете твоих глаз, – пожал плечами Джо.
– Сними ты эти бирюльки, дорогая, – откликнулся Слейд. – Дай посмотреть на тебя такую, как ты есть.
– Когда-нибудь я тоже буду носить линзы, – сказала Марина. – Изумрудно-зеленые.
Джо бросил на нее взгляд, который можно было интерпре­тировать как угодно, но не как взгляд любящего супруга.
– Как же так, детка? Разве денег, которые они стоят, не хватит, чтобы неделю кормить восемь семей?
– Нет ничего плохого в том, что женщина хочет хорошо выглядеть, – сказала Кристина, улыбнувшись Марине. – Мир судит о женщине главным образом по ее внешности. Если для того, чтобы почувствовать себя увереннее, тебе тре­буется пара контактных линз, вперед!
– Женщины пешки в мире мужчин, – с жаром сказа­ла Марина, – и мы должны использовать любое оружие, даже недостойное нас, чтобы пройти в королевы.
Желание быть красивой не зависит ни от возраста, ни от социального статуса. Кристина невольно задумалась о том, как могла бы сложиться ее жизнь, если бы она не была одарена красотой от природы.
– Ты разочаровываешь меня, девочка, – сказал Джо. – Я думал, ты стоишь выше искушений плоти.
– Оставь ее в покое, – сказала Кристина, покосив­шись на Слейда, внимавшего каждому слову. – Можно носить контактные линзы и не потерять совести.
– Следуя этой логике, – злорадно заметил Джо, – ты сейчас заявишь, что подтяжка лица не должна более облагаться налогом.
– Верно, черт возьми! – взорвалась Кристина. – Что бы делали женщины на телевидении после тридцати пяти, если бы не некоторая доля дружеской помощи!
– Тебе тридцать шесть, – заметил Джо. – Так сколь­ко подтяжек ты уже успела сделать?
– Мне тридцать пять, – уточнила Кристина, – и пока я не сделала ни одной, но, как только мне таковая понадобится, я не задумываясь пойду на пластическую опе­рацию.
– Как патетично! – сказал Джо.
– Никакой патетики. Одна голая реальность.
– Ты красивая женщина. Тебе не надо идти на все эти уловки.
– Я профессионал. И должна всегда быть на высоте. Он посмотрел на нее. Она ответила ему тем же. Оба расхохотались.
– Не могу поверить, что я это сказала, – проговорила Кристина, стирая слезу тыльной стороной ладони. – Как это все глупо…
Джо нагнулся к ней и убрал прядь волос с ее щеки.
– Не меняйся, Кристина. Не дай им сделать из тебя то, что на самом деле уже не ты.
Поцелуй ее, – подумала Марина, наблюдая, как Джо неохотна отнял руку от щеки Кристины. – Неужели ты не видишь, что она этого хочет?
Что случилось с Джозефом? Он что, ослеп или не мо­жет распознать приглашения, когда видит его?
Кристина словно излучала женственность и нежность. И у Джо был такой затуманенный взгляд, как у Зи, когда чувства переполняли его.
Вечером накануне отъезда в Неваду Марина засиделась допоздна перед телевизором. Что-то в фильме напомнило ей о Кристине и Джо. Красивая, но надменная женщина из Новой Англии и неотесанный грубоватый мужчина из Нью-Джерси?
Йорка вели войну наподобие той, что разыгрывалась перед глазами Марины наяву, здесь, в захолустном Нью-Джерси.
– Хепберн и Трейси, – сказал тогда Слейд, сидя на краю кушетки и посасывая пиво. – Перепихнемся, милаш­ка, покажем им, как это делается.
Честно говоря, Марина готова была биться об заклад, что Кристина и Джозеф когда-нибудь снова будут вместе. Они спорили, они смеялись тогда, когда меньше всего ожи­даешь этого, они смотрели друг на друга так, как могут смотреть только влюбленные.
Что касается Марины, ей Джо не особенно был по душе, но она не могла не видеть, что Кристина словно загоралась изнутри при каждом его появлении, И то, что она могла заорать на него или просто огрызнуться, не значило ровным счетом ничего. Ясно, что он делал ее жизнь чуть ярче, чуть интереснее самим своим присутствием в ее жизни.
– У тебя проблема, – тихо сказал Слейд, так, чтобы только Марина могла слышать.
– Я знаю.
Джо был не лучшей партией для Кристины, но если он делал ее такой счастливой, то, быть может, в нем все же было что-то, чего Марина пока не заметила. Она прищури­лась и оглядела Слейда с головы до пят.
– Ты неважно выглядишь, – сказала она.
– Препаршиво.
– Ты весь зеленый, – сказала Марина.
– Меня сейчас стошнит.
– Тебя уже тошнит.
– Притормози, – сказал Слейд, похлопав Кристину по плечу.
– Мы уже почти приехали, – бросила Кристина. – Не можешь чуть-чуть потерпеть?
Если сейчас придется остановить машину, не исключе­но, что она не справится с собой и без оглядки побежит назад, в Нью-Джерси.
– Останови эту чертову машину!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36