https://wodolei.ru/catalog/dushevie_paneli/
Бальи было поручено как можно быстрее устранить все беспорядки; им также было дано разрешение разослать дополнительные приглашения, скрепляя их печатью бальяжа, если выданных королевской канцелярией документов окажется недостаточно. Любая проволочка рассматривалась как неповиновение королевскому приказу27. Бальи, видимо, с готовностью откликнулись на этот призыв; бальи Амьена и Макона, например, распространили все необходимые документы уже к 7-8 апреля28.Королевская администрация постаралась созвать на заседание Генеральных штатов как можно больше участников. Исследования показывают, что даже на местах активность по выдвижению депутатов была очень высока — король ожидал посланцев даже из самых маленьких городов, точнее, «изо всех, где имелись рынки и происходили ярмарки»29. В бальяже Труа, например, подобных мест было шесть, включая общины таких городков, как Эрви, который, хотя и получил еще в 1199 г. право участвовать в выборах, не имел ни своего мэра, ни городского совета, а управлял им прево, которого назначал граф Шампани. Вряд ли можно рассматривать Эрви как сколько-нибудь значительный город графства, не говоря уж обо всем королевстве. Тем не менее, 4 апреля бальи Труа послал управляющему округом прево Пьеру Вериозу копию королевского указа, чтобы его прочитали перед собранием жителей города. Затем прево надлежало подготовить выборы депутатов на заседание Генеральных штатов. Рвение и законопослушность этих королевских чиновников были лучшим средством избежать упреков короля и избавить себя от любых недоразумений. Пьер Вериоз отлично справился с заданием, и 28 апреля на собрании жителей Эрви были избраны два депутата для поездки в Тур на ассамблею30.Как и прочие депутаты от городов — их было более семисот31, — эти два жителя Эрви в срок явились на ассамблею, ибо города восприняли приказ короля с величайшей готовностью. Небольшой городок на Луаре — Жьен — избрал двоих депутатов Этьена Картье и Жана Галебрена голосами сорока выборщиков, составлявших наиболее грамотную часть населения. Этих людей избрали,
чтобы ехать в Тур или куда будет угодно господину нашему королю, дабы слушать и принимать как должное веления господина нашего короля и его досточтимого Совета касательно помилования или наказания тамплиеров, а также всего, что достойно внимания господина нашего короля и его досточтимого Совета, как гласит изданный ими указ, а также исполнить свой долг, как то подобает законопослушным избранникам народа. Для этого выборщики наделили их «полной властью и специальным мандатом», предложив свою собственность в качестве гарантии, что жители города исполнят волю своих депутатов или даже одного из них 32.
Представители аристократии и духовенства выразили меньшую готовность и не торопились действовать в угоду королю и его легистам. Многие под предлогом болезни или неотложных дел послали вместо себя доверенных лиц, в том числе и некоторые знатные люди, получившие личное приглашение короля, — Артур, герцог Бретани, и его сын Жан, виконт Лиможа, а также Робер, граф Фландрии, который, к сожалению своему, никак не мог присутствовать лично, как и его сын Людовик, граф Неверский, по причине чрезвычайно сложной политической и военной ситуации33. Главную роль в данном случае, разумеется, игради политические обстоятельства. Однако и многие другие из приглашенных особого энтузиазма не выказали, ибо такой институт, как Генеральные штаты, имел еще мало веса среди французских аристократов, таких, как графы Фореза, Оверни, Ла-Марша и Ангулема, Перигора, Аста-рака, Коменжа и Валентинуа, а также виконты Тюренна, Нарбона и Полиньяка34. Хотя большая их часть в качестве извинительного предлога ссылалась на болезнь или чрезвычайную занятость, не скупясь на велеречивые извинения, Жан де Леви, правитель Мирпуа, например, в своем ответном послании от 16 апреля прямо заявил, что прибыть не может, так как находит присланное ему письмо чересчур коротким35. Для некоторых действительно возникли серьезные затруднения: настоятель монастыря премонстрантов посещал отделения ордена в дальних уголках Германии, а настоятель монастыря бенедиктинцев Жуг-Дье (Рона) из диоцеза Лиона не мог уехать, потому что должен был участвовать в защите монастыря от врага36.Да и многие другие депутаты в отличие от жителей Жьена отнюдь не выражали готовности следовать «куда будет угодно господину нашему королю». Настоятель монастыря Вильмань, что близ Монпелье, получил приказ незамедлительно отправляться в Пуатье, куда и прибыл, совершенно измученный долгим и трудным путешествием, но там он узнал, что на самом деле ехать нужно было в Тур. Однако никуда более ехать он не пожелал и удовольствовался посылкой троих доверенных лиц, а сам остался в Пуатье37. Несмотря на горячее желание короля собрать как можно большую аудиторию, дабы оказать максимально возможное воздействие на папу, вдруг оказалось, что королевская администрация не уверена в том, где именно следует проводить ассамблею. Архиепископ Нарбона, находившийся в Париже вместе с прочими королевскими советниками, послал, например, нескольких своих викарных епископов в Пуатье, да и вообще из ста сорока представителей духовенства семнадцать, главным образом из диоцеза Нарбона, получили приглашения с неверными адресами38. То, что подобная ошибка возникла по вине советника, весьма близкого королю, свидетельствует о том, что правительство, видимо, недостаточно ясно представляло себе цель предстоящего собрания. Возможно, убедить папу было бы легче, если бы собрание состоялось в Пуатье, где была его резиденция, однако предшествующий опыт показывал, что оппозиция со стороны духовенства или, по крайней мере, некоторой его части вполне возможна, и вдохновителями ее, видимо, являются представители ближайшего окружения папы. Даже в ответах на присланные приглашения есть свидетельства этого, ибо некоторые депутаты от духовенства были посланы туда не как полномочные представители, вроде законопослушных депутатов от городов, но «спасая и сберегая» авторитет Святого Престола, а также «не нанося ущерба Святой церкви»39. Безопаснее было провести собрание Генеральных штатов в Туре, не очень далеко от резиденции папы, а затем, выбрав таких представителей от лица Генеральных штатов, на которых можно было бы положиться, доставить их в Пуатье. Епископ Каора, например, которому присутствовать на собрании помешал застарелый артрит, четко заявил королю в ответном письме, что посылает своих представителей «в Бурж, Тур и Пуатье для присутствия в курии и на совете, а также на всех соборах, настоящих и будущих, которые будут созваны господином нашим первосвященником папой Климентом V, а также господином нашим королем Франции, а также досточтимым святым отцом, архиепископом Буржа»40. Здесь имеется в виду грядущий совет провинции, который архиепископ Буржа намерен был собрать для выдвижения депутата на ассамблею в Туре, а также запланированная в будущем встреча короля и сопровождающих его лиц с папой в Пуатье.Все эти ухищрения говорят о том, что основной функцией выборных депутатов должно было стать проведение королевской политики. В таком контексте созыв делегатов столь широкого спектра (даже из самых маленьких торговых городков) ни в коем случае нельзя интерпретировать как некую демократическую тенденцию; скорее, это было нечто совершенно противоположное демократии, а именно тенденция абсолютистская, которая в начале XIV в. ярко отразилась в конкретной попытке короля распространить свою власть и пропагандистское влияние даже на самые отсталые и малозначащие слои общества.К сожалению, не сохранилось протоколов заседаний Генеральных штатов в Туре. Если собрание происходило в назначенное время — а именно, началось в воскресенье 5 мая, через три недели после Пасхи, как это было указано в королевских письмах, — то продлилось оно десять дней. В среду 15 мая король распустил депутатов по домам41, без сомнения снабдив их всем необходимым, чтобы разнести весть о решениях собрания даже по таким городишкам, как Эрви или Жьен, ведь они прослушали речи знаменитых королевских министров Ногаре и Плезиана, весьма выразительно и страстно говоривших о неслыханных преступлениях, совершенных тамплиерами. И разумеется, депутаты эти послушно подтвердили, что за свои грехи тамплиеры заслуживают смертной казни42.К 18 мая король уже вернулся в Париж, но вскоре, как и обещал перед собранием, вновь выехал в Пуатье для встречи с папой43. По домам распустили, однако, не всех депутатов — значительное их число сопровождало короля, а расходы на их содержание оплачивались по специальной статье44. Королевская свита в целом была чрезвычайно внушительной. Жан Бургонь, представитель короля Арагона Хайме II Справедливого, являющийся для нас весьма ценным свидетелем встреч Филиппа IV с папой в Пуатье, писал, что король Франции взял с собой своего брата, Карла Валуа, и своих сыновей, а также баронов, прелатов и представителей столиц провинций и наиболее важных городов страны. Эта небольшая армия достигла Пуатье 26 мая45, и уже одно лишь ее появление должно было смутить папу, не имевшего при себе даже сколько-нибудь мощной вооруженной охраны. Бонифаций VIII в далеком Ананьи некогда пережил физическое насилие со стороны Ногаре, совершившего почти удавшуюся попытку вывезти его во Францию и поставить перед судом. Климент V, должно быть, более чем когда-либо ранее пожалел, что не имеет даже постоянной резиденции, где мог бы чувствовать себя более уверенно при личной встрече с французским королем, а опыт июня-июля 1308 г., вполне возможно, подсказывал ему, что необходимо в ближайшем будущем создать новую (пусть даже временную) папскую резиденцию в Авиньоне.Внешне, однако, все выглядело вполне благопристойно. Король встретил папу с улыбкой. Пока его свита ссорилась со слугами папских кардиналов из-за жилья — Пуатье и без того уже чуть не лопался в связи с присутствием папского двора, — король покорно преклонил перед Климентом колена'16. Тот, казалось, пребывал в полнейшем благорасположении и выразил радость по поводу приезда короля, особенно по двум причинам: во-первых, он хотел побеседовать с Филиппом лично до того, как отправится в Рим, а во-вторых, необходимо было обсудить вопросы, касающиеся Святой Земли47.Но вряд ли эти внешние проявления взаимного удовлетворения могли обмануть опытного наблюдателя. Жан Бургонь пишет королю Хайме 26 мая (т. е. в день прибытия короля в Пуатье), что неизвестно, сколь долгим окажется визит Филиппа, однако предполагается, что он задержится в Пуатье, поскольку папа с 25 мая по 24 июня приостановил деятельность audientia causarum, т. е. того суда, на котором он рассматривал жалобы, и audientia Htterarum, где рассматривались возражения защиты по поводу вынесенных обвинений48. Жан Бургонь считал, что ему вряд ли удастся переговорить с папой относительно арагонских проблем. За неделю до прибытия короля он уже пытался поговорить с папой, для чего отправился на прогулку верхом,
но папа сказал, что лучше мне встретиться с ним в тот же день после обеда, что я и попытался сделать, однако через своего посыльного он передал мне, чтобы я зашел к нему завтра, в то же время. Я зашел, но с тем же результатом. На следующее утро, уже готовясь сесть на коня, папа увидел меня и подозвал к себе. Он извинился, сославшись на чрезвычайную загруженность делами, и попросил снова зайти к нему завтра, то есть в воскресенье… Я заходил в воскресенье, и в понедельник, и еще в течение нескольких дней, но поговорить с папой мне так и не удалось 49.
Климент срочно улаживал все прочие проблемы, чтобы затем иметь возможность полностью сосредоточиться на переговорах с Филиппом. Жан Бургонь все более отчаивался в своих попытках добиться аудиенции папы.Папа хорошо понимал, что наступает кульминационный момент в его отношениях с французским правительством с тех пор, как он приостановил инквизиционный процесс по делу тамплиеров. 29 мая он провел открытую консисторию, заседавшую в королевском дворце в Пуа-тье. На ней присутствовали как кардиналы, так и королевские советники, а также немало иных духовных и светских лиц. Королевский министр Гийом де Плезиан, выступая перед собравшимися, огласил список обвинений, предъявленных королем Франции ордену тамплиеров. По словам Жана Бургоня, его речь была пространной и выразительной; говорил он по-французски50, дабы выступление его было понятно максимальному количеству людей. Практически не остается сомнений, что автором этой страстной речи, а также второй, произнесенной Плезианом в середине июня, был Гийом де Ногаре, который сам выступить не мог, по-прежнему оставаясь для папы персоной нон грата в связи с той ролью, которую он сыграл во время нападения па Бонифация VIII в Ананьи51.Плезиан начал с панегирика защитнику истинной веры и только что достигнутой им победе над «отвратительной ересью» тамплиеров, что безусловно было промыслом Божиим. Используя в качестве прелюдии христианский догмат, что, кроме самого Бога, нет ничего, что не было бы создано Богом, он приступил к отчету о том, как Филипп Красивый, Божий наместник на земле, достиг победы над преступными тамплиерами52. Чтобы продемонстрировать эту победу папе король и прибыл со всей своей свитой в Пуатье, отнюдь «не имея намерения взять на себя роль обвинителя, ниспровергателя, наставника или подстрекателя в данном судебном процессе», но вместе с прелатами и баронами, вместе со всем народом «послужить защите веры, Святой церкви и стен Иерусалима и очистить католическую веру от ереси». Затем Плезиан приступил к разъяснению того, в чем же конкретно заключалась победа короля в войне с тамплиерами, «уже в самом начале своем поистине вызвавшей священный трепет, ибо всем был очевиден ее истинный характер и несомненный конец». И теперь, по словам Плезиана, папе ничего иного не оставалось, как распустить орден.Действия короля «вызывали священный трепет» у королевских министров по четырем основным причинам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
чтобы ехать в Тур или куда будет угодно господину нашему королю, дабы слушать и принимать как должное веления господина нашего короля и его досточтимого Совета касательно помилования или наказания тамплиеров, а также всего, что достойно внимания господина нашего короля и его досточтимого Совета, как гласит изданный ими указ, а также исполнить свой долг, как то подобает законопослушным избранникам народа. Для этого выборщики наделили их «полной властью и специальным мандатом», предложив свою собственность в качестве гарантии, что жители города исполнят волю своих депутатов или даже одного из них 32.
Представители аристократии и духовенства выразили меньшую готовность и не торопились действовать в угоду королю и его легистам. Многие под предлогом болезни или неотложных дел послали вместо себя доверенных лиц, в том числе и некоторые знатные люди, получившие личное приглашение короля, — Артур, герцог Бретани, и его сын Жан, виконт Лиможа, а также Робер, граф Фландрии, который, к сожалению своему, никак не мог присутствовать лично, как и его сын Людовик, граф Неверский, по причине чрезвычайно сложной политической и военной ситуации33. Главную роль в данном случае, разумеется, игради политические обстоятельства. Однако и многие другие из приглашенных особого энтузиазма не выказали, ибо такой институт, как Генеральные штаты, имел еще мало веса среди французских аристократов, таких, как графы Фореза, Оверни, Ла-Марша и Ангулема, Перигора, Аста-рака, Коменжа и Валентинуа, а также виконты Тюренна, Нарбона и Полиньяка34. Хотя большая их часть в качестве извинительного предлога ссылалась на болезнь или чрезвычайную занятость, не скупясь на велеречивые извинения, Жан де Леви, правитель Мирпуа, например, в своем ответном послании от 16 апреля прямо заявил, что прибыть не может, так как находит присланное ему письмо чересчур коротким35. Для некоторых действительно возникли серьезные затруднения: настоятель монастыря премонстрантов посещал отделения ордена в дальних уголках Германии, а настоятель монастыря бенедиктинцев Жуг-Дье (Рона) из диоцеза Лиона не мог уехать, потому что должен был участвовать в защите монастыря от врага36.Да и многие другие депутаты в отличие от жителей Жьена отнюдь не выражали готовности следовать «куда будет угодно господину нашему королю». Настоятель монастыря Вильмань, что близ Монпелье, получил приказ незамедлительно отправляться в Пуатье, куда и прибыл, совершенно измученный долгим и трудным путешествием, но там он узнал, что на самом деле ехать нужно было в Тур. Однако никуда более ехать он не пожелал и удовольствовался посылкой троих доверенных лиц, а сам остался в Пуатье37. Несмотря на горячее желание короля собрать как можно большую аудиторию, дабы оказать максимально возможное воздействие на папу, вдруг оказалось, что королевская администрация не уверена в том, где именно следует проводить ассамблею. Архиепископ Нарбона, находившийся в Париже вместе с прочими королевскими советниками, послал, например, нескольких своих викарных епископов в Пуатье, да и вообще из ста сорока представителей духовенства семнадцать, главным образом из диоцеза Нарбона, получили приглашения с неверными адресами38. То, что подобная ошибка возникла по вине советника, весьма близкого королю, свидетельствует о том, что правительство, видимо, недостаточно ясно представляло себе цель предстоящего собрания. Возможно, убедить папу было бы легче, если бы собрание состоялось в Пуатье, где была его резиденция, однако предшествующий опыт показывал, что оппозиция со стороны духовенства или, по крайней мере, некоторой его части вполне возможна, и вдохновителями ее, видимо, являются представители ближайшего окружения папы. Даже в ответах на присланные приглашения есть свидетельства этого, ибо некоторые депутаты от духовенства были посланы туда не как полномочные представители, вроде законопослушных депутатов от городов, но «спасая и сберегая» авторитет Святого Престола, а также «не нанося ущерба Святой церкви»39. Безопаснее было провести собрание Генеральных штатов в Туре, не очень далеко от резиденции папы, а затем, выбрав таких представителей от лица Генеральных штатов, на которых можно было бы положиться, доставить их в Пуатье. Епископ Каора, например, которому присутствовать на собрании помешал застарелый артрит, четко заявил королю в ответном письме, что посылает своих представителей «в Бурж, Тур и Пуатье для присутствия в курии и на совете, а также на всех соборах, настоящих и будущих, которые будут созваны господином нашим первосвященником папой Климентом V, а также господином нашим королем Франции, а также досточтимым святым отцом, архиепископом Буржа»40. Здесь имеется в виду грядущий совет провинции, который архиепископ Буржа намерен был собрать для выдвижения депутата на ассамблею в Туре, а также запланированная в будущем встреча короля и сопровождающих его лиц с папой в Пуатье.Все эти ухищрения говорят о том, что основной функцией выборных депутатов должно было стать проведение королевской политики. В таком контексте созыв делегатов столь широкого спектра (даже из самых маленьких торговых городков) ни в коем случае нельзя интерпретировать как некую демократическую тенденцию; скорее, это было нечто совершенно противоположное демократии, а именно тенденция абсолютистская, которая в начале XIV в. ярко отразилась в конкретной попытке короля распространить свою власть и пропагандистское влияние даже на самые отсталые и малозначащие слои общества.К сожалению, не сохранилось протоколов заседаний Генеральных штатов в Туре. Если собрание происходило в назначенное время — а именно, началось в воскресенье 5 мая, через три недели после Пасхи, как это было указано в королевских письмах, — то продлилось оно десять дней. В среду 15 мая король распустил депутатов по домам41, без сомнения снабдив их всем необходимым, чтобы разнести весть о решениях собрания даже по таким городишкам, как Эрви или Жьен, ведь они прослушали речи знаменитых королевских министров Ногаре и Плезиана, весьма выразительно и страстно говоривших о неслыханных преступлениях, совершенных тамплиерами. И разумеется, депутаты эти послушно подтвердили, что за свои грехи тамплиеры заслуживают смертной казни42.К 18 мая король уже вернулся в Париж, но вскоре, как и обещал перед собранием, вновь выехал в Пуатье для встречи с папой43. По домам распустили, однако, не всех депутатов — значительное их число сопровождало короля, а расходы на их содержание оплачивались по специальной статье44. Королевская свита в целом была чрезвычайно внушительной. Жан Бургонь, представитель короля Арагона Хайме II Справедливого, являющийся для нас весьма ценным свидетелем встреч Филиппа IV с папой в Пуатье, писал, что король Франции взял с собой своего брата, Карла Валуа, и своих сыновей, а также баронов, прелатов и представителей столиц провинций и наиболее важных городов страны. Эта небольшая армия достигла Пуатье 26 мая45, и уже одно лишь ее появление должно было смутить папу, не имевшего при себе даже сколько-нибудь мощной вооруженной охраны. Бонифаций VIII в далеком Ананьи некогда пережил физическое насилие со стороны Ногаре, совершившего почти удавшуюся попытку вывезти его во Францию и поставить перед судом. Климент V, должно быть, более чем когда-либо ранее пожалел, что не имеет даже постоянной резиденции, где мог бы чувствовать себя более уверенно при личной встрече с французским королем, а опыт июня-июля 1308 г., вполне возможно, подсказывал ему, что необходимо в ближайшем будущем создать новую (пусть даже временную) папскую резиденцию в Авиньоне.Внешне, однако, все выглядело вполне благопристойно. Король встретил папу с улыбкой. Пока его свита ссорилась со слугами папских кардиналов из-за жилья — Пуатье и без того уже чуть не лопался в связи с присутствием папского двора, — король покорно преклонил перед Климентом колена'16. Тот, казалось, пребывал в полнейшем благорасположении и выразил радость по поводу приезда короля, особенно по двум причинам: во-первых, он хотел побеседовать с Филиппом лично до того, как отправится в Рим, а во-вторых, необходимо было обсудить вопросы, касающиеся Святой Земли47.Но вряд ли эти внешние проявления взаимного удовлетворения могли обмануть опытного наблюдателя. Жан Бургонь пишет королю Хайме 26 мая (т. е. в день прибытия короля в Пуатье), что неизвестно, сколь долгим окажется визит Филиппа, однако предполагается, что он задержится в Пуатье, поскольку папа с 25 мая по 24 июня приостановил деятельность audientia causarum, т. е. того суда, на котором он рассматривал жалобы, и audientia Htterarum, где рассматривались возражения защиты по поводу вынесенных обвинений48. Жан Бургонь считал, что ему вряд ли удастся переговорить с папой относительно арагонских проблем. За неделю до прибытия короля он уже пытался поговорить с папой, для чего отправился на прогулку верхом,
но папа сказал, что лучше мне встретиться с ним в тот же день после обеда, что я и попытался сделать, однако через своего посыльного он передал мне, чтобы я зашел к нему завтра, в то же время. Я зашел, но с тем же результатом. На следующее утро, уже готовясь сесть на коня, папа увидел меня и подозвал к себе. Он извинился, сославшись на чрезвычайную загруженность делами, и попросил снова зайти к нему завтра, то есть в воскресенье… Я заходил в воскресенье, и в понедельник, и еще в течение нескольких дней, но поговорить с папой мне так и не удалось 49.
Климент срочно улаживал все прочие проблемы, чтобы затем иметь возможность полностью сосредоточиться на переговорах с Филиппом. Жан Бургонь все более отчаивался в своих попытках добиться аудиенции папы.Папа хорошо понимал, что наступает кульминационный момент в его отношениях с французским правительством с тех пор, как он приостановил инквизиционный процесс по делу тамплиеров. 29 мая он провел открытую консисторию, заседавшую в королевском дворце в Пуа-тье. На ней присутствовали как кардиналы, так и королевские советники, а также немало иных духовных и светских лиц. Королевский министр Гийом де Плезиан, выступая перед собравшимися, огласил список обвинений, предъявленных королем Франции ордену тамплиеров. По словам Жана Бургоня, его речь была пространной и выразительной; говорил он по-французски50, дабы выступление его было понятно максимальному количеству людей. Практически не остается сомнений, что автором этой страстной речи, а также второй, произнесенной Плезианом в середине июня, был Гийом де Ногаре, который сам выступить не мог, по-прежнему оставаясь для папы персоной нон грата в связи с той ролью, которую он сыграл во время нападения па Бонифация VIII в Ананьи51.Плезиан начал с панегирика защитнику истинной веры и только что достигнутой им победе над «отвратительной ересью» тамплиеров, что безусловно было промыслом Божиим. Используя в качестве прелюдии христианский догмат, что, кроме самого Бога, нет ничего, что не было бы создано Богом, он приступил к отчету о том, как Филипп Красивый, Божий наместник на земле, достиг победы над преступными тамплиерами52. Чтобы продемонстрировать эту победу папе король и прибыл со всей своей свитой в Пуатье, отнюдь «не имея намерения взять на себя роль обвинителя, ниспровергателя, наставника или подстрекателя в данном судебном процессе», но вместе с прелатами и баронами, вместе со всем народом «послужить защите веры, Святой церкви и стен Иерусалима и очистить католическую веру от ереси». Затем Плезиан приступил к разъяснению того, в чем же конкретно заключалась победа короля в войне с тамплиерами, «уже в самом начале своем поистине вызвавшей священный трепет, ибо всем был очевиден ее истинный характер и несомненный конец». И теперь, по словам Плезиана, папе ничего иного не оставалось, как распустить орден.Действия короля «вызывали священный трепет» у королевских министров по четырем основным причинам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62