Аксессуары для ванной, сайт для людей
Мне нравилось представлять, в какую ярость придет господин Скоробогатов, не обнаружив меня дома.
Единственное, что меня огорчало, так это то, что пропало свидание, назначенное на пятницу. Я сто раз набирала оба номера телефона, но на работе автоответчик сообщал, что у них ремонт, и рекомендовал звонить домой (кстати, номер телефона не сообщал), а дома автоответчик заверял, что, если я оставлю свой номер, мне обязательно позвонят. Дудки! Я ждала вечер, ночь и утро до отъезда в аэропорт. Потом наговорила на автоответчик:
— Солнышко! Кормилец заслал меня в Женеву лечиться от старости. Поскольку, как ты понимаешь, отложить это ни на минуту нельзя, я уже улетела. Ужасно расстроена, что не повидала тебя. Как приеду, позвоню сразу. Думаю, это недели через две. Пока скучай. Не болей и не ешь жирного. Целую.
С тем и улетела, заговаривая беспокойство на душе обычным «ничего, это ненадолго, приеду — увидимся».
За время полета я настолько сдружилась с артистическим коллективом, что решила с ним не расставаться, а поехала в гостиницу, где и поселилась в номере, забронированном на имя Ольги Челноковой.
Руководителю делегации не хотелось объясняться с принимающей стороной по поводу отсутствующей артистки, поэтому он был доволен моим присутствием.
Поскольку я не скрывала, что являюсь обладательницей золотой кредитной карточки Евробанка, дружба артистов была горячей и искренней, а нежелание расставаться со мной легко объяснимым. Но что заставило меня вести себя столь несвойственным мне образом?
Желание доказать, что я еще молода, раз способна на безрассудные поступки? Желание досадить Скоробогатову? Помрачение рассудка?
Думаю, помрачение рассудка из-за желания доказать, что я еще молода, и тем досадить Скоробогатову.
Как бы там ни было, но в Женеву я прибыла на три дня раньше и поселилась не в фешенебельном отеле, где мне был забронирован номер люкс (естественно, с пятницы), а в скромной гостинице на окраине города в двухместном номере с Натальей Транкиной.
Поскольку помрачение рассудка сопровождается некоторыми странностями в поведении, я совершенно не учитывала изменения в обстоятельствах. Устроившись в номере, я первым делом достала полученный от господина Скоробогатова конверт. После чего сразу же начала выполнять первый пункт инструкции, то есть позвонила по телефону и по-немецки попросила ответившую мне женщину соединить меня с господином Бергманом.
— Простите, не могу ли я узнать вашу фамилию?
Я представилась. Очевидно, последовали переговоры по внутреннему телефону, длившиеся довольно долго, но закончившиеся благоприятно для меня.
Мужской голос с нотками растерянности отрекомендовался и выразил одновременно радость в связи с моим звонком и недоумение в связи с его несвоевременностью.
— Так уж случилось, — туманно объяснила я, дав господину Бергману повод очередной раз поразмышлять о странностях непредсказуемого русского характера. — Я бы хотела перенести все дела на три дня вперед. Прямо сегодня выполнить основное поручение и сегодня же, в крайнем случае завтра, лечь в клинику.
— Боюсь, это невозможно.
— Правда? А ведь может случиться так, что вы не единственный, к кому я могу обратиться в Женеве…
Я блефовала, его телефон был моей единственной связью, но господин Бергман попался:
— Я попытаюсь все уладить и позвоню вам в гостиницу через два часа.
— Нет, через два часа я буду ждать вас на месте.
Если вы не сможете прийти, ваши услуги больше не понадобятся.
Не дав ему возразить, я, очень довольная собой, положила трубку.
* * *
У нас было некоторое количество свободного времени, и мы решили выйти и съесть чего-нибудь «местного». Наташа была возбуждена приездом в чужую страну, новой обстановкой, оглядывалась по сторонам, ойкала, непрерывно болтала.
Выбранный нами ресторанчик мало чем отличался от любого другого в этом городе. Разве что ломаная французская речь, раздававшаяся откуда-то из-за моей спины, несколько нарушала всеобщую гармонию. Когда диалог, состоящий из перечисления блюд с их стоимостью и фразы «Уи, мсье», повторился в шестой раз, я оглянулась и увидела взмокшего официанта, который что-то втолковывал жизнерадостному смуглому типу.
Решив, что пора вмешаться, я встала и, подойдя к соседнему столику, обратилась к смугляку по-французски. Он вежливо вскочил при моем появлении и сразу же согласился: «Уи, мадам». Похоже, ничего другого от него ждать не приходилось.
Его внешность натолкнула меня на мысль перейти на испанский. Родной язык произвел на идальго сильнейшее впечатление. Со слезами на глазах он разразился бесконечной темпераментной тирадой, норовя при этом ухватить меня за руку.
Я решительно пресекла его поползновения и, исполнив роль переводчицы между ним и официантом, вернулась за наш столик.
Следом явился официант с фирменным блюдом за счет заведения. Недаром мне в свое время внушали, что знание иностранного языка всегда позволит заработать на хлеб.
Наталья хлопнула в ладоши:
— Потрясно, Елена Сергеевна! Испанский и французский. Всегда мечтала знать иностранный язык. Но теперь уже поздно. Вас в детстве языкам учили?
— Мне было тридцать восемь, когда я начала учить свой первый иностранный язык.
— Правда?
— Я овдовела в тридцать восемь после двадцати лет брака. Потеря мужа потрясла меня и высветила неприглядную картину — ни специальности, ни образования, ни семьи, и впереди половина жизни. И я приняла предложение своего начальника и вышла за него замуж. Ему было семьдесят пять, и он был ученым с мировым именем. Академиком.
Когда-то в юности я окончила три курса заочного политеха. Академик, используя все свои связи, устроил меня на третий курс химфака МГУ. Я училась с девочками и мальчиками на двадцать лет моложе и отзывалась на кличку «мама Лена». Жизнь в то время была сплошной учебой. Академик нанял мне репетиторов по всем предметам.
Я покачала головой, вспоминая то странное и по-своему счастливое время.
— Тогда-то Академик и начал учить меня языкам: немецкому — сам, а английскому — на курсах при МИДе. Ну а потом… В июне я защитила диплом, в июле мне исполнился сорок один год, а в сентябре Академик умер. А я все продолжала учиться. Уже сама.
* * *
«Надежно, как в швейцарском банке» — мало найдется на земле людей, не слышавших этих слов. Итак, такси доставило меня в Швейцарский национальный банк.
Там я должна была встретиться с господином Бергманом, там я с ним встретилась. Он оказался господином, который легко определяется эпитетом «средний», что бы ни имелось в виду: рост, возраст, комплекция и так далее. И очевидно, поэтому мне сразу понравился.
И я ему тоже. Потому что я сама такая, а рыбак рыбака видит издалека.
Я раскаялась в телефонной наглости и решила похвалить господина Бергмана в отчете моему.., ну этому.., работодателю.
Вспомнилось, какие отношения связывают меня с господином Скоробогатовым. Я расстроилась и почему-то только сейчас сообразила, что понятия не имею, зачем явилась в это солидное учреждение, и снова расстроилась. И уж совсем пала духом, когда сообразила, что, видимо, об этом и собирался «переговорить» со мной господин Скоробогатов в четверг утром. Этот четверг еще даже и не завтра, а я уже здесь. Но может быть, подбодрила я себя, господин Бергман знает, зачем я здесь стою?
Господин Бергман знал. Молниеносно произведя обряд опознания — подтверждения — знакомства, он понесся по гулкому залу. Я за ним. Вокруг все было крайне занимательным, но не запомнилось, поскольку, участвуя в каких-то процедурах и манипуляциях, я настолько боялась каждую минуту проколоться и выдать себя, что от волнения ничего не понимала и в память не откладывала..
Впрочем, мое участие в происходящем было пассивным. Оно заключалось в тупом хождении за господином Бергманом из кабинета в кабинет по переходам, коридорам, залам и лестницам.
Нас постоянно сопровождали какие-то на удивление похожие мужчины в одинаковых черных костюмах, с одинаковым озабоченным выражением лиц. Постоянно при нас находились один-два, но однажды наша свита выросла до четырех человек.
— Ух! — произнес господин Бергман. Он аккуратно и основательно сел на стул, поддернув брюки, и чистым платком смахнул пот с лица.
Я плюхнулась на стул, ничего не поддергивая, и провела ладонью по сухому лбу. Ноги гудели, голова кружилась.
— Все в порядке, — похвастался господин Бергман и добавил:
— Но ничего этого не пришлось бы делать, если бы мы пришли в назначенное время.
Если прислушаться, в его голосе можно было бы различить обвинительные нотки. Но я не рассердилась.
— Теперь, госпожа Елена, мы пойдем в сейфовый зал. Вы назовете цифры, и мы в присутствии сотрудников банка произведем выемку.
Цифры? Какие цифры? Боже мой! О чем он говорит? Я ведь не знаю никаких цифр… Наверное, господин Скоробогатов собирался мне их сообщить. Или нет?
Ой-ей-ей! Что со мной было! Как могла я уехать, не поговорив с Костей?
Именно в эту минуту ко мне пришло ясное понимание. Главным в моей поездке было посещение банка! Я должна открыть сейф. А лечение — всего лишь прикрытие, легенда…
Так, ну и что я вообще творю? И натворила?
Что, если мои действия повлекут непредсказуемые роковые последствия? Что там в сейфе? Бумаги?
Какие? Об этом, мне кажется, я догадываюсь. Но если так, что я должна с ними делать после выемки?
Или не я… А кто? Бергман? Хорошо, если он. А если я? Или еще кто-то… Ну и задача… Какая, к черту, задача?! Эти бумаги еще достать надо. Сейф.
Шифр. Цифры. Караул!
— Мне надо покурить, — придумала я.
— Мы не можем уйти, пока не придет служитель.
— Прекрасно. Вы сидите ждите, а я пойду покурю.
В голубеньких глазках господина Бергмана метнулось безумие.
— Этого нельзя делать! — закричал он шепотом.
— Ерунда. Мне надо покурить, мне надо в туалет.
Почему я должна все это терпеть? Мы же не под арестом.
Я толкнула дверь и вышла. Господин Бергман остался ждать служителя. Его состояние можно было определить как близкое к прострации.
По лестнице в пять мраморных ступеней я поднялась к выходу из сейфового зала и остановилась в нерешительности. В туалет мне было не надо, курить я тоже не хотела.
Но я сконцентрировалась, отыскала туалет, воспользовалась им, исключительно тщательно вымыла руки.
Критически оглядев в зеркале над умывальниками свое ничего не выражающее лицо, попудрила его. После чего причесалась. Испытывая к себе стойкое отвращение, отвернулась от зеркала и отправилась на поиски места для курения. Отыскав нужное место, я села на кожаный диванчик и, поставив на колени сумку, стала шарить в ней в поисках сигарет.
Мои пальцы перебирали всякую мелочь внутри сумки и вдруг наткнулись на конверт, полученный от господина Скоробогатова. «Вдруг» потому, что я про него совсем забыла…
Я раскрыла конверт и отыскала ответы на все вопросы. На том самом листке, где под номером один значился телефон господина Бергмана, под номером два — Швейцарский национальный банк, были еще номер три и номер четыре.
Теперь трудность вызывали только цифры шифра, которые я вроде как должна была знать. Я их не знала.
Не знала потому, что не встретилась с господином Скоробогатовым перед отъездом. Он бы мне их сообщил.
Или нет? Не знаю.
Он записал для меня инструкцию на листке. Весьма подробно. Я повертела листок в руках, тщательно рассматривая со всех сторон вдоль и поперек. Никаких цифр.
Да, мое затмение рассудка дорого мне будет стоить. А может, и не мне одной.
Ну, все. Покурила. Надо возвращаться. Разве что еще раз сходить в туалет.
Может, пойти и попросить Бергмана перенести все на пятницу? И за это время связаться с Костей…
Ой, мамочка! У меня все зубы заныли. Как я скажу господину Бергману? После утреннего телефонного хамства… После всей этой беготни по банку… Ой! Ой! Как живот болит… А Костя… Какой он мне после всего Костя? Господин Скоробогатов. Нет, нет, нет. Только не это…
Как бы хорошо сейчас умереть! Сразу. Тихо и достойно.
Еще до разоблачения. Умереть и не видеть ни господина Бергмана, ни господина Скоробогатова.
Ну почему я такая несчастная?
Я шла и шептала: «Цифры, цифры…» И вдруг подумалось: настоящий виновник сегодняшнего кошмара — Академик. Это он втравил меня в историю, взял с меня клятву, что я выполню его последнюю волю. Вот я и выполняю.
Это Академик подсунул мне Скоробогатова, а Скоробогатов, вместо того чтобы ехать самому с цифрами, которые знает, послал меня…
Минуточку. Послал меня. В институт красоты.
Нет, в клинику омолаживания. Да нет… Черт, как это называется? Какое-то время мозги прокручиваются вхолостую.
Ну а какая разница? Послал не в банк, а лечиться от старости. Якобы. Легенда такая. Почему? Зачем?
Секрет от кого-то. Моя поездка ради выемки документов от кого-то тайна. Вон как.
Может, это опасно? Но тогда бы Костя меня ни за что не послал. Он бы сам поехал. Тем более он цифры знает, а я нет. Если только… Если только что? Если только я цифры знаю, а он нет.
А какие я цифры знаю? Ну, вообще-то разные.
Много. Номера телефонов, цены, адреса, даты…
Стоп. Академик в последние месяцы жизни все время спрашивал, помню ли я полную дату нашего бракосочетания. Ясно вспомнилось. Напряженный голос, странное волнение в усталых, обведенных темными кругами глазах.
— Леночка, запомни, если тебе будет нужна цифра — к полной дате нашего бракосочетания прибавь полную текущую дату. Очень хорошо для шифра…
Господи, он меня тогда просто достал. Я диплом писала, а он — свое.
— Давай посчитаем, Леночка.
Каждый день. Я не спорила, играла с ним. Вот оно.
К Бергману я вернулась уверенная в себе и спокойная. Одновременно со мной появился служитель и открыл сейф. Мы с господином Бергманом произвели все, что подлежало по инструкции господина Скоробогатова (по завещанию Академика, как теперь знала я).
Я попрощалась с господином Бергманом, заклиная его в дальнейшем строго выполнять все распоряжения господина Скоробогатова. Он рассыпался в заверениях, что так и будет, и покинул меня с нескрываемым облегчением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Единственное, что меня огорчало, так это то, что пропало свидание, назначенное на пятницу. Я сто раз набирала оба номера телефона, но на работе автоответчик сообщал, что у них ремонт, и рекомендовал звонить домой (кстати, номер телефона не сообщал), а дома автоответчик заверял, что, если я оставлю свой номер, мне обязательно позвонят. Дудки! Я ждала вечер, ночь и утро до отъезда в аэропорт. Потом наговорила на автоответчик:
— Солнышко! Кормилец заслал меня в Женеву лечиться от старости. Поскольку, как ты понимаешь, отложить это ни на минуту нельзя, я уже улетела. Ужасно расстроена, что не повидала тебя. Как приеду, позвоню сразу. Думаю, это недели через две. Пока скучай. Не болей и не ешь жирного. Целую.
С тем и улетела, заговаривая беспокойство на душе обычным «ничего, это ненадолго, приеду — увидимся».
За время полета я настолько сдружилась с артистическим коллективом, что решила с ним не расставаться, а поехала в гостиницу, где и поселилась в номере, забронированном на имя Ольги Челноковой.
Руководителю делегации не хотелось объясняться с принимающей стороной по поводу отсутствующей артистки, поэтому он был доволен моим присутствием.
Поскольку я не скрывала, что являюсь обладательницей золотой кредитной карточки Евробанка, дружба артистов была горячей и искренней, а нежелание расставаться со мной легко объяснимым. Но что заставило меня вести себя столь несвойственным мне образом?
Желание доказать, что я еще молода, раз способна на безрассудные поступки? Желание досадить Скоробогатову? Помрачение рассудка?
Думаю, помрачение рассудка из-за желания доказать, что я еще молода, и тем досадить Скоробогатову.
Как бы там ни было, но в Женеву я прибыла на три дня раньше и поселилась не в фешенебельном отеле, где мне был забронирован номер люкс (естественно, с пятницы), а в скромной гостинице на окраине города в двухместном номере с Натальей Транкиной.
Поскольку помрачение рассудка сопровождается некоторыми странностями в поведении, я совершенно не учитывала изменения в обстоятельствах. Устроившись в номере, я первым делом достала полученный от господина Скоробогатова конверт. После чего сразу же начала выполнять первый пункт инструкции, то есть позвонила по телефону и по-немецки попросила ответившую мне женщину соединить меня с господином Бергманом.
— Простите, не могу ли я узнать вашу фамилию?
Я представилась. Очевидно, последовали переговоры по внутреннему телефону, длившиеся довольно долго, но закончившиеся благоприятно для меня.
Мужской голос с нотками растерянности отрекомендовался и выразил одновременно радость в связи с моим звонком и недоумение в связи с его несвоевременностью.
— Так уж случилось, — туманно объяснила я, дав господину Бергману повод очередной раз поразмышлять о странностях непредсказуемого русского характера. — Я бы хотела перенести все дела на три дня вперед. Прямо сегодня выполнить основное поручение и сегодня же, в крайнем случае завтра, лечь в клинику.
— Боюсь, это невозможно.
— Правда? А ведь может случиться так, что вы не единственный, к кому я могу обратиться в Женеве…
Я блефовала, его телефон был моей единственной связью, но господин Бергман попался:
— Я попытаюсь все уладить и позвоню вам в гостиницу через два часа.
— Нет, через два часа я буду ждать вас на месте.
Если вы не сможете прийти, ваши услуги больше не понадобятся.
Не дав ему возразить, я, очень довольная собой, положила трубку.
* * *
У нас было некоторое количество свободного времени, и мы решили выйти и съесть чего-нибудь «местного». Наташа была возбуждена приездом в чужую страну, новой обстановкой, оглядывалась по сторонам, ойкала, непрерывно болтала.
Выбранный нами ресторанчик мало чем отличался от любого другого в этом городе. Разве что ломаная французская речь, раздававшаяся откуда-то из-за моей спины, несколько нарушала всеобщую гармонию. Когда диалог, состоящий из перечисления блюд с их стоимостью и фразы «Уи, мсье», повторился в шестой раз, я оглянулась и увидела взмокшего официанта, который что-то втолковывал жизнерадостному смуглому типу.
Решив, что пора вмешаться, я встала и, подойдя к соседнему столику, обратилась к смугляку по-французски. Он вежливо вскочил при моем появлении и сразу же согласился: «Уи, мадам». Похоже, ничего другого от него ждать не приходилось.
Его внешность натолкнула меня на мысль перейти на испанский. Родной язык произвел на идальго сильнейшее впечатление. Со слезами на глазах он разразился бесконечной темпераментной тирадой, норовя при этом ухватить меня за руку.
Я решительно пресекла его поползновения и, исполнив роль переводчицы между ним и официантом, вернулась за наш столик.
Следом явился официант с фирменным блюдом за счет заведения. Недаром мне в свое время внушали, что знание иностранного языка всегда позволит заработать на хлеб.
Наталья хлопнула в ладоши:
— Потрясно, Елена Сергеевна! Испанский и французский. Всегда мечтала знать иностранный язык. Но теперь уже поздно. Вас в детстве языкам учили?
— Мне было тридцать восемь, когда я начала учить свой первый иностранный язык.
— Правда?
— Я овдовела в тридцать восемь после двадцати лет брака. Потеря мужа потрясла меня и высветила неприглядную картину — ни специальности, ни образования, ни семьи, и впереди половина жизни. И я приняла предложение своего начальника и вышла за него замуж. Ему было семьдесят пять, и он был ученым с мировым именем. Академиком.
Когда-то в юности я окончила три курса заочного политеха. Академик, используя все свои связи, устроил меня на третий курс химфака МГУ. Я училась с девочками и мальчиками на двадцать лет моложе и отзывалась на кличку «мама Лена». Жизнь в то время была сплошной учебой. Академик нанял мне репетиторов по всем предметам.
Я покачала головой, вспоминая то странное и по-своему счастливое время.
— Тогда-то Академик и начал учить меня языкам: немецкому — сам, а английскому — на курсах при МИДе. Ну а потом… В июне я защитила диплом, в июле мне исполнился сорок один год, а в сентябре Академик умер. А я все продолжала учиться. Уже сама.
* * *
«Надежно, как в швейцарском банке» — мало найдется на земле людей, не слышавших этих слов. Итак, такси доставило меня в Швейцарский национальный банк.
Там я должна была встретиться с господином Бергманом, там я с ним встретилась. Он оказался господином, который легко определяется эпитетом «средний», что бы ни имелось в виду: рост, возраст, комплекция и так далее. И очевидно, поэтому мне сразу понравился.
И я ему тоже. Потому что я сама такая, а рыбак рыбака видит издалека.
Я раскаялась в телефонной наглости и решила похвалить господина Бергмана в отчете моему.., ну этому.., работодателю.
Вспомнилось, какие отношения связывают меня с господином Скоробогатовым. Я расстроилась и почему-то только сейчас сообразила, что понятия не имею, зачем явилась в это солидное учреждение, и снова расстроилась. И уж совсем пала духом, когда сообразила, что, видимо, об этом и собирался «переговорить» со мной господин Скоробогатов в четверг утром. Этот четверг еще даже и не завтра, а я уже здесь. Но может быть, подбодрила я себя, господин Бергман знает, зачем я здесь стою?
Господин Бергман знал. Молниеносно произведя обряд опознания — подтверждения — знакомства, он понесся по гулкому залу. Я за ним. Вокруг все было крайне занимательным, но не запомнилось, поскольку, участвуя в каких-то процедурах и манипуляциях, я настолько боялась каждую минуту проколоться и выдать себя, что от волнения ничего не понимала и в память не откладывала..
Впрочем, мое участие в происходящем было пассивным. Оно заключалось в тупом хождении за господином Бергманом из кабинета в кабинет по переходам, коридорам, залам и лестницам.
Нас постоянно сопровождали какие-то на удивление похожие мужчины в одинаковых черных костюмах, с одинаковым озабоченным выражением лиц. Постоянно при нас находились один-два, но однажды наша свита выросла до четырех человек.
— Ух! — произнес господин Бергман. Он аккуратно и основательно сел на стул, поддернув брюки, и чистым платком смахнул пот с лица.
Я плюхнулась на стул, ничего не поддергивая, и провела ладонью по сухому лбу. Ноги гудели, голова кружилась.
— Все в порядке, — похвастался господин Бергман и добавил:
— Но ничего этого не пришлось бы делать, если бы мы пришли в назначенное время.
Если прислушаться, в его голосе можно было бы различить обвинительные нотки. Но я не рассердилась.
— Теперь, госпожа Елена, мы пойдем в сейфовый зал. Вы назовете цифры, и мы в присутствии сотрудников банка произведем выемку.
Цифры? Какие цифры? Боже мой! О чем он говорит? Я ведь не знаю никаких цифр… Наверное, господин Скоробогатов собирался мне их сообщить. Или нет?
Ой-ей-ей! Что со мной было! Как могла я уехать, не поговорив с Костей?
Именно в эту минуту ко мне пришло ясное понимание. Главным в моей поездке было посещение банка! Я должна открыть сейф. А лечение — всего лишь прикрытие, легенда…
Так, ну и что я вообще творю? И натворила?
Что, если мои действия повлекут непредсказуемые роковые последствия? Что там в сейфе? Бумаги?
Какие? Об этом, мне кажется, я догадываюсь. Но если так, что я должна с ними делать после выемки?
Или не я… А кто? Бергман? Хорошо, если он. А если я? Или еще кто-то… Ну и задача… Какая, к черту, задача?! Эти бумаги еще достать надо. Сейф.
Шифр. Цифры. Караул!
— Мне надо покурить, — придумала я.
— Мы не можем уйти, пока не придет служитель.
— Прекрасно. Вы сидите ждите, а я пойду покурю.
В голубеньких глазках господина Бергмана метнулось безумие.
— Этого нельзя делать! — закричал он шепотом.
— Ерунда. Мне надо покурить, мне надо в туалет.
Почему я должна все это терпеть? Мы же не под арестом.
Я толкнула дверь и вышла. Господин Бергман остался ждать служителя. Его состояние можно было определить как близкое к прострации.
По лестнице в пять мраморных ступеней я поднялась к выходу из сейфового зала и остановилась в нерешительности. В туалет мне было не надо, курить я тоже не хотела.
Но я сконцентрировалась, отыскала туалет, воспользовалась им, исключительно тщательно вымыла руки.
Критически оглядев в зеркале над умывальниками свое ничего не выражающее лицо, попудрила его. После чего причесалась. Испытывая к себе стойкое отвращение, отвернулась от зеркала и отправилась на поиски места для курения. Отыскав нужное место, я села на кожаный диванчик и, поставив на колени сумку, стала шарить в ней в поисках сигарет.
Мои пальцы перебирали всякую мелочь внутри сумки и вдруг наткнулись на конверт, полученный от господина Скоробогатова. «Вдруг» потому, что я про него совсем забыла…
Я раскрыла конверт и отыскала ответы на все вопросы. На том самом листке, где под номером один значился телефон господина Бергмана, под номером два — Швейцарский национальный банк, были еще номер три и номер четыре.
Теперь трудность вызывали только цифры шифра, которые я вроде как должна была знать. Я их не знала.
Не знала потому, что не встретилась с господином Скоробогатовым перед отъездом. Он бы мне их сообщил.
Или нет? Не знаю.
Он записал для меня инструкцию на листке. Весьма подробно. Я повертела листок в руках, тщательно рассматривая со всех сторон вдоль и поперек. Никаких цифр.
Да, мое затмение рассудка дорого мне будет стоить. А может, и не мне одной.
Ну, все. Покурила. Надо возвращаться. Разве что еще раз сходить в туалет.
Может, пойти и попросить Бергмана перенести все на пятницу? И за это время связаться с Костей…
Ой, мамочка! У меня все зубы заныли. Как я скажу господину Бергману? После утреннего телефонного хамства… После всей этой беготни по банку… Ой! Ой! Как живот болит… А Костя… Какой он мне после всего Костя? Господин Скоробогатов. Нет, нет, нет. Только не это…
Как бы хорошо сейчас умереть! Сразу. Тихо и достойно.
Еще до разоблачения. Умереть и не видеть ни господина Бергмана, ни господина Скоробогатова.
Ну почему я такая несчастная?
Я шла и шептала: «Цифры, цифры…» И вдруг подумалось: настоящий виновник сегодняшнего кошмара — Академик. Это он втравил меня в историю, взял с меня клятву, что я выполню его последнюю волю. Вот я и выполняю.
Это Академик подсунул мне Скоробогатова, а Скоробогатов, вместо того чтобы ехать самому с цифрами, которые знает, послал меня…
Минуточку. Послал меня. В институт красоты.
Нет, в клинику омолаживания. Да нет… Черт, как это называется? Какое-то время мозги прокручиваются вхолостую.
Ну а какая разница? Послал не в банк, а лечиться от старости. Якобы. Легенда такая. Почему? Зачем?
Секрет от кого-то. Моя поездка ради выемки документов от кого-то тайна. Вон как.
Может, это опасно? Но тогда бы Костя меня ни за что не послал. Он бы сам поехал. Тем более он цифры знает, а я нет. Если только… Если только что? Если только я цифры знаю, а он нет.
А какие я цифры знаю? Ну, вообще-то разные.
Много. Номера телефонов, цены, адреса, даты…
Стоп. Академик в последние месяцы жизни все время спрашивал, помню ли я полную дату нашего бракосочетания. Ясно вспомнилось. Напряженный голос, странное волнение в усталых, обведенных темными кругами глазах.
— Леночка, запомни, если тебе будет нужна цифра — к полной дате нашего бракосочетания прибавь полную текущую дату. Очень хорошо для шифра…
Господи, он меня тогда просто достал. Я диплом писала, а он — свое.
— Давай посчитаем, Леночка.
Каждый день. Я не спорила, играла с ним. Вот оно.
К Бергману я вернулась уверенная в себе и спокойная. Одновременно со мной появился служитель и открыл сейф. Мы с господином Бергманом произвели все, что подлежало по инструкции господина Скоробогатова (по завещанию Академика, как теперь знала я).
Я попрощалась с господином Бергманом, заклиная его в дальнейшем строго выполнять все распоряжения господина Скоробогатова. Он рассыпался в заверениях, что так и будет, и покинул меня с нескрываемым облегчением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30