Стеснялась своего возраста? Но ведь я здорова, полна сил и привлекательна.
Все дело в нашем браке. Он был задуман как фиктивный. И хотя мы сразу стали близки, не были произнесены нужные слова и в наших отношениях всегда присутствовала фальшь.
Я боялась, что настанет момент и Костя вспомнит, что наш брак — всего лишь договор о партнерстве.
* * *
Скоробогатов появился на даче на следующей день к вечеру.
Стояла страшная жара. Мы с Танькой сидели в грядках и спорили, пытаясь определить, что посадил приходящий садовник.
Подруга приехала утром по моему вызову и привезла прорву продуктов и два ящика пива.
Юра таскал в дом коробки и пакеты, а таксист таращился на то, как мы с Танькой обнимаемся. Основным объектом его внимания была, разумеется, Танька в костюме с воланами, оборками и плечиками, сшитом в турецкой глубинке. Костюм имел необыкновенный оранжевый цвет и туго облегал все пять с лишним пудов ее живого веса. Дополняли зрелище жгуче-черная начесанная копна волос над круглым лицом и босоножки на высоченной платформе, которыми заканчивались ножки, напоминающие формой рояльные. Я с моими пятьюдесятью килограммами, в джинсовых шортах и майке, со стрижеными кудряшками выглядела рядом с подругой (сестрой) незначительной.
— Что случилось?
Танька послюнявила палец и стерла ярко-лиловую помаду от своих поцелуев с моей щеки.
— Соскучилась.
— Не ври! Черт-те сколько не звонила! И дома не жила. Тебе Милка в пятницу на автоответчик наговорила. Знаешь?
— Нет.
— Почему? Дома не была?
— Нет. Я в Женеву ездила.
— Ни фига себе! Зачем?
— В институт красоты.
— Да? Чего-то я красоты никакой не вижу, одни синяки под глазами. Ревела?
Мы сели в беседке в саду. Юра оделил нас пивом, потоптался и ушел. Танька проводила его взглядом, отхлебнула, довольно пожмурилась. Посидев, глотнула еще и, вытерев ладонью капли с подбородка, вернулась к допросу:
— Из-за чего ревела?
— Из-за евроремонта.
— Где?
— В моей квартире.
— Ты сделала ремонт? Клево. А плакала чего?
Испортили?
— Да нет. Костя сделал ремонт, пока меня не было. Сам.
— Что значит сам?
— То и значит…
— Не спросив тебя? — потрясенно догадалась Танька, и слезы опять полились по моему лицу.
Танька поняла все сразу, но происшедшее никак не могло уложиться в ее сознании.
— Вот блин! Он что, обалдел? Ты что, в своем доме не хозяйка? Ну я тебе скажу… Это прям ни в какие ворота. Дом — дело женское. Да вообще, какое он право имел? Не им нажито, не ему и проживать.
— Он хотел как лучше, — вдруг подал голос Юра.
Он принес еще две совершенно никому не нужные бутылки пива.
— А ну иди отсюда! — распорядилась Танька и, когда расстроенный парень, держа в каждой руке по бутылке, ушел, сочувственно покивала головой. — Переживает. Тоже ведь не знает, на каком теперь свете.
Целый день мы с Танькой бездельничали. Валялись на лужайке, пили пиво, что-то ели, уговорили Юру свозить нас на речку искупаться.
За это время обсудили массу проблем — личных и государственных — и, вконец одурев от безделья, решили заняться огородом.
Когда-то в детстве нам приходилось полоть, работы мы не боялись. Трудность заключалась в том, как отличить полезную культуру от сорняков.
Именно анализом зеленых насаждений мы с Танькой и занимались, для чего встали на колени и локти, приблизили лица к земле и оттопырили зады.
Вот их-то (зады) и увидел господин Скоробогатов, нашедший нас по голосам.
— Бог в помощь! — пожелал он нам. Я от неожиданности вскочила на ноги, а Танька, наоборот, плюхнулась на живот и ткнулась лицом в землю.
Я испуганно охнула, а Костя нагнулся и, ухватив Таньку за пояс, легко поднял ее и поставил на ноги.
— Добрый день, Татьяна Ивановна, — ласково сказал он и своим белоснежным носовым платком очистил от грязи кусочек тугой щеки и приложился к нему губами.
— Здравствуй, кум, — сверкнула Танька белыми зубами (год назад Костя и Танька крестили первого внука Ларисы и Николая). — Пойду-ка я умоюсь да чай поставлю. Приходите попозже, перекусим.
И Танька, чуть переваливаясь, но резво, понесла свои пуды к дому.
* * *
Господин Скоробогатов повернулся ко мне и заставил себя взглянуть мне в лицо. Я видела, что ему трудно. Мне тоже было не по себе. Я волновалась и, прикусив нижнюю губу, смотрела в знакомое до мельчайших подробностей, такое милое мне лицо.
Его приезд был полной неожиданностью для меня.
Дело в том, что этот человек по жизни спокойный как удав, и только я могу его вывести из себя настолько, что он срывается на крик. Случается это не часто.
Но случается.
Бывает, что я считаю себя виноватой в ссоре. Иногда нет. Но делать первый шаг к примирению всегда приходится мне.
Если я признаю себя виноватой, мне не трудно извиниться. Но инициатором большинства ссор бывает господин Скоробогатов. Понимая, что виноват, мучаясь сознанием вины, он тем не менее не может заставить себя подойти ко мне. Нет, потом он покается и постарается заслужить прощение. Все это будет. Но для начала мне следует его к этому поощрить.
Не пробовали первым мириться с обидевшим вас человеком? Вот то-то и оно.
Подходить приходилось, переступая через собственную гордость, но выхода не было. Причина в том, что у господина Скоробогатова имеется странная особенность. Поссорившись со мной, он перестает есть.
Нет, это не шантаж, призванный разжалобить жену.
Костя действительно теряет интерес к еде.
Так что я в полном недоумении смотрела на господина Скоробогатова. И увидела, что он очень хорош в своей голубой рубашке с короткими рукавами, открывающими загорелые мускулистые руки.
Эти руки протянулись ко мне, я невольно сделала шаг назад. Руки опустились.
— Зачем ты приехал?
— Я хочу, чтобы ты вернулась домой.
— Нет.
Я медленно повернулась и сделала несколько шагов по борозде, ощущая его присутствие за моей спиной.
— Что ты собираешься делать? — безразлично спросил он, когда мы достигли лужайки.
— Я не готова говорить об этом. Я не хочу ссориться. Я очень устала за последние дни.
— Лена, я приехал сказать, что мы получили заказ для Зеленодольска.
— Поздравляю.
Я была действительно рада, но у меня не было сил на проявление эмоций. Его присутствие мешало мне. Я хотела остаться одна.
— Спасибо. Это во многом и твоя заслуга.
— Вот как?
У меня не было слов и не было желания говорить.
Его лицо вспыхнуло от гнева, но ему пока удавалось сдерживаться.
— Ты могла бы проявлять больше интереса к делам мужа.
Момент показался мне подходящим.
— Хорошо, что ты заговорил об этом. Если помнишь, в основе нашего союза лежало мое обещание Академику оформить с тобой фиктивный брак.
— И что? — насторожился Скоробогатов.
— Я выполнила свое обещание?
Он кивнул, не сводя с меня потемневших глаз.
— Ну вот, теперь, я считаю, самое время союз расторгнуть…
— Объясни доходчиво, о чем ты говоришь?
— Не притворяйся. Я считаю, что пришло время оформить развод.
— Это с чего вдруг я должен разводиться?
— Не вдруг. Я больше не хочу.
— Чего ты не хочешь?
— Играть в эти игры.
— Какие игры? Ты можешь сказать прямо, что случилось? Ты рассердилась из-за квартиры? Ладно. Хочешь, куплю новую? Не хочешь. Я звонил в фирму, они обещали за два дня восстановить твою спальню и кабинет.
И этого не хочешь? Чего тебе вообще надо? Чтоб я сдох?
Он еще не кричал, но в его обычно поразительно чистом голосе появилась легкая хрипота, предвестница бури.
Я отвернулась, чтобы не видеть, как его лицо искажается от гнева.
Он схватил меня за плечи и повернул к себе, не давая отвести лицо.
— Если ты еще раз, даже в шутку, назовешь наш брак фиктивным, я…
Он замялся, придумывая угрозу пострашнее. Трудность заключалась в том, что господин Скоробогатов очень ответственно относится к словам и, если что-то пообещал, всегда выполняет.
Я пришла ему на помощь:
— Ты делаешь мне больно…
Но он не хотел менять тему разговора и не хотел меня отпустить, поэтому и моей реплики услышать не захотел.
— Наш брак никогда не был фиктивным, что бы ты ни придумывала. У нас совместное имущество и супружеские отношения.
— У нас нет совместного имущества и нет супружеских отношений. Мы просто вместе работаем и иногда вместе спим.
— Прекрати! — Вот он и заорал. — Все, что у меня есть, оформлено в совместное владение. А сплю я с тобой потому, что ты моя жена?
Он вдруг осознал, что орет прямо в мое испуганное лицо. Замолчал, помотал головой, укоризненно взглянул на меня.
Вдруг он опустился на траву и, дернув меня за руку, усадил рядом. Заговорил, глядя перед собой и теребя крепкими пальцами "сорванную травинку:
— Я думал, не переживу этой истории. Вернулся из Питера, тебя нет. Юра говорит: два дня назад улетела в Женеву. Зачем? Почему? Звоним в отель — нет. Олег сел на телефон, обзвонил что мог — нет, не было и слыхом не слышали. Куда делась? Что делать?
Где искать? Как? Бергману звонить нельзя. Там такие деньги… Засветим мужика, его могут просто убрать. Я начал сходить с ума. Счастье, у Олега был билет и виза. Он ведь должен был с тобой лететь. Как тебе пришло в голову, что я тебя одну отпущу? Олег улетел, сумел связаться с Бергманом. Звонит мне: жива, здорова, в клинике. Я успокоился. А тут это похищение.
У меня ведь нет никого, кроме тебя. Мне любить больше некого. Да я и не хочу. Если правду, я и детей бы не хотел. И родителей. Я потому вчера и завелся из-за Ляльки.
Потом всю ночь не спал, все думал: что случилось? Почему ты так к моему подарку отнеслась? И не понял.
Мы как-то с тобой об этом не говорили. Вроде это само собой разумеется, а мы уже не очень молодые для признаний. Я тебя люблю. И знаешь, если честно, всегда был уверен, что ты меня любишь. Просто ни разу не усомнился.
А вчера… Я все вспоминал. Всю нашу жизнь с тобой. День за днем. И у меня твой образ все время распадался. Вот ночью: нежная, любящая, открытая, вся моя до капельки. А вот днем: спокойная, ироничная, преданная, надежная, но отстраненная, чужая. Я измучился. Мне в голову не приходило, что мы можем расстаться. И твои слова о разводе обухом по голове.
Так что уясни: я сделаю все, что хочешь, буду таким, как скажешь, но ни о каком разводе не помышляй. Это ясно?
— Ясно, — кивнула я, чувствуя, как вся моя растроганность, вызванная его признаниями, улетучилась. Осталось только желание поставить на место зарвавшегося собственника. — Хорошо. Я согласна признать наш брак состоявшимся фактически, другими словами, законным. И что, тебе кто-то сказал, что такие браки нерасторжимы?
Поговорю с Яковлевым и подам на развод.
— Даже не думай об этом. Никакого развода!
— Посмотрим. Ну а поскольку ты не желаешь вести себя цивилизованно и прибегаешь к угрозам, я и работать у тебя не буду. Заявление напишу прямо сейчас.
Я встала. Он тоже вскочил и снова схватил меня за плечо.
— Делай что хочешь. Раз тебе шлея под хвост попала.
Я поморщилась. Он криво усмехнулся. Его лицо побледнело, глаза холодно поблескивали.
— Но пока ты еще у меня работаешь, изволь выполнить задание.
— Последнее, — секунду помедлив, согласилась я.
Мне не хотелось враждовать с господином Скоробогатовым. Силы ведь явно не равные.
К тому же мою непримиримую позицию ослабило то, что сейчас, когда он стоял близко и я чувствовала на плече его руку, все мое истосковавшееся по нему тело устремлялось к его телу, излучающему мужскую силу, знакомому и желанному. Больше всего хотелось обхватить его руками и прижать лицо к сильной теплой шее.
Видно, я чем-то выдала себя, потому что Костино лицо вдруг стало открытым и нежным. Он порывисто обнял меня и, прижав к себе, зарылся лицом в волосы.
Я дала себе немножечко понаслаждаться, потом высвободилась, правда, достаточно мягко.
— Ну хорошо. Что я должна сделать?
Костя огорченно поморгал колючими черными ресницами.
— Я хочу устроить небольшую вечеринку.
— Сколько человек?
Он что-то прикинул в уме.
— Человек двадцать. Или чуть больше.
Теперь наши голоса звучали спокойно. Мы занимались привычным делом, хорошо понимали друг друга и смогли расслабиться.
— — Куда ты хочешь их пригласить?
— Не знаю. Но не в ресторан. Хотелось бы по-домашнему.
— А что, если здесь? С ночевкой.
— Неплохо. Мне нравится. Дом в порядке. Места много. Сад.
— Я могу попросить Таньку остаться. Она мне поможет, потом с нами повеселится.
— Я сам с ней поговорю. Что тебе еще надо?
— Дай сообразить. Вера Игоревна будет? А Генка с Мариной? Ну, тогда я продиктую Вере список продуктов, они с Мариной приедут пораньше, и мы все сделаем.
* * *
— Таким образом, после размещения заказа на этих двух предприятиях постоянную оплачиваемую работу получат еще почти двадцать тысяч человек. А значит, в двух городах, вся инфраструктура которых ориентирована на эти заводы, снова начнется жизнь.
Голованов тряхнул седеющей головой, окинул взглядом присутствующих и сел в кресло. Скоробогатов кивнул в сторону Геннадия Яковлева, тот встал и заговорил, сверяясь с записями в блокноте:
— С начала года нам удалось получить заказы иностранных производителей и разместить их на предприятиях на общую сумму…
Он прочитал цифру из блокнота, и собравшиеся одобрительно переглянулись.
— Это соответствует годовому бюджету Москвы, — заметил Кротов и обеспокоенно обратился к Голованову:
— Где гарантия, что деньги пустят на дело, а не разворуют?
— Мы и размещаем заказы только на тех предприятиях, где руководители — наши люди.
Кротов кивнул. Яковлев, пошуршав своими записями, продолжал:
— Привлечение иностранных инвестиций не самоцель, а способ раскрутить процесс восстановления промышленности. Наш следующий шаг — налаживание надежных связей между всеми производителями. Кроме того, необходимо срочным порядком внедрить новые технологии, что позволит вывести первую группу наших производителей на внутренний и мировой рынки.
Нами предприняты следующие шаги.
Во внимающей тишине зазвучали цифры, имена… Я встала и тихонько вышла из кабинета. На пороге остановилась. Господин Скоробогатов что-то с подъемом говорил, сияя яркими глазами, а пятеро его единомышленников слушали с предельным вниманием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30