Она подошла к подоконнику и открыла белую пластмассовую коробку, стоявшую в углу. Вынула оттуда металлический браслет, испещренный геометрическими фигурами, и дала мне.— Возьмите, противомагнитный браслет. Он поможет вам держать ситуацию под контролем.— Спасибо.— Перед тем как включить кассету, наденьте его на руку. Не забудьте. Главное, будьте уверены в себе, и у вас все получится! — напутствовала меня Марина Никандровна.Легко сказать! Но как это сделать?Подходящий момент наступил не скоро. Через три дня. Вечерами я караулила мать, как кошка мышь. Как назло, отец безвылазно торчал дома. То он шляется где-то целыми днями, то сидит за своей ширмой как приклеенный и строчит «гениальные» идеи. Он тоже стал каким-то странным. Говорил со мной тихим голосом, не задирал и не подкалывал. А раньше чуть что — ив крик! Нет, Ника» права, все перевернулось вверх тормашками.Когда отец ушел по вызову — чинить компьютер, я опрометью бросилась к матери. Предварительно надев противомагнитный браслет. Но как заманить ее к себе? Или притащить магнитофон на кухню? Я решила придумать предлог и пригласить ее в комнату.— Мам! — крикнула я. — Помоги мне подвинуть стол!— Зачем?— Так будет удобнее. А то он стоит слишком близко к окну.Войдя в комнату, мать направилась к столу.— Тебе не тяжело? — спросила я.Мать ничего не ответила. Я вставила кассету в магнитофон и включила его, выкрутив регулятор громкости на минимум. Музыка была странной. Монотонно-заунывной. С редкими ритмичными ударами в бубен. Изредка раздавались чьи-то гортанные возгласы. Потом музыка стала напоминать мерный рев прибоя. Как будто бы глухие тяжелые волны бились о причал.Я перевела взгляд на мать. Она опустилась на кровать, смотря прямо перед собой отрешенным взглядом в одну точку. Ее губы шевелились, она что-то шептала. Я наклонилась к ней, но слов разобрать не могла.Я почувствовала в голове странную тяжесть. Она как будто бы налилась свинцом. Мне вдруг показалось, что стена напротив меня покрылась ковром из черного плюща. Я тряхнула головой, отгоняя видение. Мать по-прежнему что-то шептала. Я дотронулась до браслета и ощутила, как стало легче. Я подошла к магнитофону и прибавила громкость. Мать стала раскачиваться из стороны в сторону. Я села рядом с ней на Никину кровать.— Мама! Ты помнишь, как мы с Никой появились на свет. Роддом, палата… Твоя новая знакомая Наталья Родионовна.Какое-то время мать молчала, потом медленно, словно ей было трудно говорить, сказала глухим голосом:— Помню.— Наталья Родионовна, Наталья Родионовна, — твердила я, как заклинание. — Что там было? Как вы познакомились?— Она лежала рядом. У нее тоже была двойня. Как и у меня… Мы разговорились… — Слова вырывались у матери толчками. Память открывалась медленно, как тяжелые заржавевшие ворота. — Она говорила о своем муже. Какая она счастливая, как она его любит… а он ее. Счастливая… а я… я… — мать приложила руку ко рту.Я испугалась, что сейчас она замолчит.— Вы лежали рядом, — тихо повторила я, дотрагиваясь до материнской руки.— Да… рядом… мы должны были вскоре родить… Нинка все контролировала, успокаивала, утешала. Была рядом.— Нинка… это кто?— Моя подруга. Работала в роддоме. — Мать с силой качнулась вперед, чуть не согнувшись пополам. — Мы родили. Наталья первая, я потом… девочки слабенькие … в боксе… мы лежали ночью… спали… Мне внезапно стало плохо. Поднялась температура. Я лежала вся горячая. Я пошла в туалет. — И здесь мать широко раскрыла рот, словно ей не хватало дыхания. — Ив боксе я увидела, — брови матери сдвинулись у переносицы… — я увидела… увидела…— Да? Что? — Я сидела, замерев от волнения.— Одна девочка была мертвой… моя… синенькая, без движения…— Почему твоя? — спрашиваю я громким шепотом. От напряжения мои зубы выдают мелкую дробь. Меня колотит и трясет.Она лежала на месте, где были мои девочки… мои… Я услышала скрип двери и отпрянула назад. Мелькнуло что-то белое. Белая фигура. Руки. Они взяли мою девочку. Я хотела кричать, но не могла. — Мать приложила руку к горлу, где раздавалось яростное клокотанье — Мне было плохо… в туалете вырвало. — Речь матери была бессвязной. Но я старалась выхватить из ее рассказа суть. Главное. — Я пошла обратно. И тут я успокоилась, я поняла, что мне померещилось. Мои девочки лежали рядом. Как всегда. А у Натальи лежала одна девочка. Одна… второй уже не было. Не было… — Мать раскачивалась из стороны в сторону, обхватив себя руками. Как будто бы ее знобило. — А наутро стало ясно, что одна девочка умерла. Наташина. Я думала, что она сойдет с ума. Она ни слова не сказала, только как окаменела. Мне даже неловко было. У меня обе живые. А у нее — одна мертва. А перед выпиской она сказала, что хочет подарить мне зеркало.Я вздрогнула точно от удара. Зеркало! Вот откуда в нашей квартире появилось старинное зеркало.— Наталья сказала, что это — старинное зеркало. Оно переходило из рода в род. В него нельзя было смотреть во время беременности. Не положено. А она нарушила запрет. Думала, что обойдется. А после этого она не могла больше видеть зеркало. Захотела избавиться от него. Отдать мне. Я не соглашалась. Дорогой подарок. Но она настояла. «Вам оно еще пригодится, а мне уже — нет», — сказала Наташа. Я не хотела принимать этот подарок. Но она настояла. Настояла…Мать повторяла слова, по-прежнему раскачиваясь. Она прикрыла глаза. Ее движения замедлились.Я уменьшила громкость магнитофона. Мое лицо горело от волнения. Я прикоснулась к тайне, которую так долго и тщательно скрывали. Во всем этом еще предстояло разобраться. Значит, у Натальи Родионовны были две девочки. И одна из них умерла…Мать постепенно приходила в себя. Ее взгляд становился все более и более осмысленным, она почти перестала раскачиваться. Я выключила магнитофон и убрала его под стол. Наконец мать остановила на мне свой взгляд.— Ты меня звала?— Нет. Мы уже все сделали.— Что все?— Подвинули стол.— Да?— Спасибо, мамочка. — Я наклонилась к ней и чмокнула в щеку.Не сказав ни слова, она вышла из комнаты. Я посмотрела на часы. Восемь часов вечера. Звонить Губареву уже поздно. Перенесу звонок на утро.Губарев предложил мне снова подъехать к Марине Никандровне и все рассказать ей.— Хорошо, — согласилась я. — Только после работы. Часиков в семь.— Договорились.Марина Никандровна сразу предупредила нас, что у нее мало времени. Ее мать попала в больницу с переломом ноги, и ей надо было еще успеть к ней.— Мы надолго не задержимся, — сказал Губарев. — Постараемся быть краткими и точными.Я рассказала Марине Никандровне то, что узнала от матери. Та слушала внимательно, слегка нахмурившись.— Я так и думала, что ваша мать испытала в роддоме потрясение. И моя догадка подтвердилась. Она увидела, как подменяли младенцев.— Подменяли? — воскликнула я, приподнимаясь со стула, на котором сидела.— Конечно! Судите сами. Сначала она видит, как на месте ее девочек лежит другой ребенок. Один. А потом… Она видит, что ее девочки снова лежат на своем месте. Вы рассказывали, что ваша сестра очень похожа на дочь Викентьева. Значит?..— Что? — спросила я внезапно севшим голосом.— Значит, одно из двух. Либо это — дети Натальи Родионовны, либо — вашей матери. Но то, что вы с сестрой неродные, — очевидно.Эта мысль приходила мне в голову и раньше, но почему от нее так тошно и горько?— Да… — растерянно пробормотала я. У меня стрельнуло в висках. — Неродные. Но как узнать, чьи мы дети? Кто из нас родился у Натальи Родионовны, а кто — у моей матери.Марина Никандровна пожала плечами.— Может быть, это знают работники роддома.— А подменяли намеренно? — задал вопрос Губарев.— Если исходить из рассказа матери Авроры, да. Намеренно. Белая фигура. Руки, которые брали младенца.— Но зачем? — прошептала я. — Зачем?— Это нам и предстоит выяснить, — сказал Губарев. — И незамедлительно.Выйдя из института Сербского на улицу, я внезапно почувствовала головокружение. И пошатнулась. Майор поддержал меня.— Э, да вы совсем бледная. Как полотно. Может, вызвать такси и вас отвезут домой?— Не надо. Лучше доведите до ближайшей лавочки. Я посижу, отдышусь и поеду домой. Переутомилась на работе.— Ну смотрите, вам виднее. Может, все-таки помочь?— Нет, спасибо.Мы перешли дорогу, и в первом попавшемся дворике Губарев усадил меня на скамейку.— Я скоро приду в себя.— Давайте я принесу вам воды. Не возражайте. Через пять минут Губарев вырос предо мной с бутылкой минеральной воды.— Вот. Выпейте, будет легче.— Спасибо.Мы распрощались. Я пила воду жадными глотками, но во рту все равно был привкус горечи. От того, что я узнала. Ника — мне не сестра. Я не могла еще осознать этого факта. Все это казалось мне чудовищной ошибкой, недоразумением, которое легко исправить. Я заварила эту кашу, ввязалась в расследование. Для чего? Зачем? Мной двигало простое любопытство. Я узнала правду? Или часть ее? Но этого достаточно, чтобы понять старую и проверенную истину: «не будите спящую собаку». Я выпустила на свободу демонов, и теперь мне предстояло пожинать плоды своего легкомысленного поступка. Мы с Никой чужие друг другу. Чужие! Я чувствовала себя предательницей и убийцей. Я словно предавала наше детство, прогулки — ладошка в ладошке, мороженое на двоих, Бабульку, секретничанье под большим клетчатым пледом… Я отрекалась от какой-то части самой себя. И это было просто невыносимым.Я склонила голову и уткнулась лицом в ладони: что же я наделала?! Зачем я стала раскапывать прошлое? Зачем? Ника, Ника…Зазвонил мобильный. Это был Руслан.— У меня есть одна идея. Приезжай ко мне.— Не могу.— Это срочное дело.Внезапно я подумала, что мне так тошно — хуже не бывает. Может быть, встреча с Русланом немного встряхнет меня.— Продиктуй адрес.— Я встречу тебя у метро «Маяковская».— Хорошо.Дома Руслан усадил меня на диван и принялся готовить кофе.— С корицей любишь? — донеслось до меня из кухни.— Люблю! — крикнула я, хотя никогда не пробовала.Кофе был замечательный. Как и в прошлый раз. Руслан сел рядом.— И какая у тебя идея? — спросила я, помешивая ложечкой сахар.— Никакая! Просто захотелось увидеть тебя. Мои брови взлетели вверх. Я ему не доверяла.Ни на йоту. Он просто хотел использовать меня по полной программе. Получить два в одном флаконе. Я была нужна ему в качестве связующего звена между ним и Никой. Он подозревал Нику в убийстве. Думал, что какие-то важные сведения она утаила от меня. Или я не все рассказала ему. Руслану позарез было необходимо знать все. И для этого в ход были пущены методы даже запрещенного характера. Он думал, что я растаю от его внимания и расколюсь. Ситуация была опасно-непредсказуемой. И это неожиданно взволновало меня. Я подумала, что терять уже нечего. Я потеряла сестру, не знала, чья я дочь. И что по сравнению с этим сексуальные уловки и приманки? Пыль и пепел. Мне нужна была хорошая встряска. И этот человек мог мне ее дать. Так в чем же дело, Аврора! Бери то, что плывет тебе в руки. Авось развеешься!Я поставила чашку с кофе на журнальный столик и посмотрела на Руслана долгим призывным взглядом.— В самом деле?— Да… ты мне сразу понравилась, как только я тебя увидел. Я еще подумал: какая классная девчонка!То, что мужики неоригинальны, — об этом я где-то читала. В книжке по женской психологии.— Приятно слышать!Руслан подвинулся ко мне ближе. Врать самой себе я не могла. К тому же считала это глупым. Я отдавала себе отчет в том, что он мне нравился. И его присутствие, запах волновали. Я чувствовала себя как в старом анекдоте: когда на женщину нападает насильник, лучшее, что она может сделать, — расслабиться и получить удовольствие. Я цинично подумала: мне представляется удобный случай последовать этому совету.Руслан взял меня за руку. Он медленно гладил мои пальцы, и эта ласка ноющим блаженством отдавала в теле. Я не решалась посмотреть на Руслана, но, когда подняла глаза, меня, как магнитом, потянуло прикоснуться к его губам, сильным рукам, черным блестящим волосам. Меня тянуло раствориться в нем. До конца. До того момента, когда я перестану чувствовать свое тело. Ничего подобного раньше я не испытывала, но сейчас мне вдруг показалось, что, возможно, я познаю те эмоции и наслаждения, о которых только читала… Под гипнотически-пристальным взглядом Руслана я медленно откинулась на спинку дивана, не в силах больше сопротивляться тому томлению, которое охватило меня. Я ощущала себя покорной чужой воле. Мне хотелось отдаться мужской силе, ощутить ее каждой клеточкой своего тела. Руслан провел рукой по моей груди и скользнул ниже. Одежда мгновенно слетала с меня, и спустя минуту я ощутила приятную тяжесть его тела.Ласки Руслана были словно лед и пламя. Мягкие, нежные, расслабляющие сменялись яростными и неистовыми. Глубокое наслаждение охватило меня. И из моей груди раздался тихий стон: не то от удивления, не то от благодарности.Когда все закончилось, я приподнялась на локте и посмотрела на Руслана. Его глаза были прикрыты, но дыхание было прерывистым, шумным. Он быстро открыл глаза и посмотрел на меня.— Тебе понравилось? Я тихо рассмеялась:— Да.— Мне тоже. — Он запустил руку в мои волосы и стал перебирать их.Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу. Я взяла Руслана за руку.— Какие красивые пальцы!— Я хотел стать пианистом, но не получилось. — И он рассмеялся, обнажив красивые ровные зубы.— Научиться никогда не поздно. Как ты думаешь?— Точно так же.— Я представляю, как ты сидишь за фортепиано в черном фраке и играешь при свечах «Лунную сонату» Бетховена. Вечером.— А что? Площадь позволяет. — Он обвел рукой комнату. — Куплю инструмент и буду играть Бетховена.Я хотела спросить: позовет ли он меня послушать музыку, но промолчала. Мы слишком мало знали друг друга, чтобы я могла задавать такие вопросы. Я вздохнула.— О чем вздыхаешь?— Ни о чем.— Жизнь прекрасна и удивительна. Иногда бывают такие моменты и минуты, которые оправдывают ее в целом.— Я пойду? — полувопросительно-полуутвердительно сказала я.— Зачем? Оставайся до утра.Ночь была поистине волшебной. Я подумала, что, если даже наутро мы расстанемся навсегда, жалеть я ни о чем не стану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37