«Нелегко ей, — подумал Губарев, — смиряться с существующим положением вещей».— Анжела говорила вам, что за ней следят? — задал вопрос Витька.— Да. А откуда вы это знаете?— Нам сказала Алина. А что конкретно говорила Анжела по этому поводу?— Она спросила меня: устанавливала ли я за ней слежку. Я сказала: нет.— Она поверила вам?— Да. Но выглядела озадаченной. Правда, я приписала эту манию полнейшему расстройству нервной системы. Ей могло казаться что угодно. Анжела обладала вспыльчивым необузданным характером. Если она не получала желаемое, то выходила и? себя. А вообще вывести из себя ее мог любой пустяк. Она была склонна что-то придумывать, фантазировать.Наталья Родионовна приложила ладонь к глазам.— Боже мой! Анжела! Я до сих пор не могу в это поверить. Бедная моя девочка! — И ее губы задрожали. Но всего лишь на одно мгновение. Потому что в следующий момент она взяла себя в руки. — Извините.— Ничего… Мы понимаем.Губарев посмотрел на Витьку, Витька — на него. Майор слегка поджал губы, что на их условном и понятном только им двоим языке означало: «немного мы тут накопали». Витька едва уловимо повел плечами, что расшифровывалось, как «полностью с вами согласен».— Вы хорошо знали круг ее знакомых? — решил продолжить беседу Губарев.Наталья Родионовна отрицательно покачала головой.— Нет. В последнее время я о ней почти ничего не знала, — тихо сказала она. — Ничего. Наверное, я была плохой матерью. У хороших матерей — послушные благополучные девочки… Если бы я лучше ее воспитывала, она была бы жива.— Не казните себя, — сказал майор. — Этим уже никому не поможешь.— Вы абсолютно правы, — сухо ответила Наталья Родионовна. — Но это чувство вины все равно останется со мной. До конца.— И еще один вопрос. Он, конечно, неделикатный…— Задавайте.— Ваша болезнь…Что послужило ее причиной? Какой-то стресс? Шок?По лицу Натальи Родионовны пробежала тень.— Вы знаете, как бывает со здоровьем. Живешь нормально, а потом происходит срыв. Все накапливается постепенно. Я, конечно, переживала из-за Анжелы… Вот организм и отреагировал соответствующим образом.Губарев встал. За ним поднялся Витька.— Спасибо за беседу. Если у нас еще возникнут вопросы…— Можете обратиться ко мне, — закончила за него Наталья Родионовна. — Всего хорошего.— Да… Такой момент. Нам нужна фотография Анжелы.— Обратитесь к Марине Семеновне. Она вам даст.— До свидания, — почти одновременно ответили Витька с Губаревым. Глава 9 Выйдя на улицу, Губарев огляделся по сторонам и крякнул:— М-да!— Вы о чем?— Такое впечатление, что в липкой грязи вымазался. Ситуация сволочная. Как ни крути. С одной стороны — больная жена, с другой — молодая телка.— Стандартная.— Точно, Витька! Ситуация стандартная и банальная. Потому и сволочная.— А манеры какие! — восхитился Витька. — Как царица разговаривает.— Наталья Родионовна-то? Да, представляю, какой она была в молодости. Величавой и недоступной. — Губарев посмотрел на Витьку и не удержался, чтобы не пустить шпильку. — Как твоя София.Витька мгновенно залился краской.— Давайте без намеков. А то я могу и обидеться. Я же не лезу к вам в душу.— Да я по-доброму. Ладно, оставим все личное… Резюмируем результаты наших бесед. Две недели назад Анжела приходила к матери просить денег. С ней она общалась редко. В основном посредством телефонных разговоров.— Ас отцом?Это мы выясним чуть позже. Пока связи с Викентьевым нет. Мобильник молчит. На работе Вячеслав Алексеевич отсутствует. Как только объявится, мы с ним свяжемся и попросим об аудиенции. А пака никаких данных на этот счет у нас нет. Мы узнали, — продолжал майор, — что Анжела была взбалмошной и капризной. Склонной к фантазиям. И еще. Ей казалось, что за ней следят. Конечно, у наркоманов — психика неустойчивая, глюки разные мерещатся. Но если представить, что это — не глюк, а правда. Тогда получается, что ее пасли. С какой целью? Убить? Или…— Что «или»?— Мы не можем не принимать во внимание, что Анжела была дочерью богатого бизнесмена. Около нее могли крутиться разные сомнительные личности, желающие решить с помощью Анжелы свои финансовые проблемы. Она могла кому-нибудь отказать в деньгах, и это стало причиной ее смерти.— Надо будет с этим типчиком, ее бойфрендом, побеседовать.— Обязательно.Едва Губарев переступил порог своего кабинета, зазвонил телефон. Он снял трубку.— Алло! — Это была его жена Наташка.— Алло! — сказал Губарев как можно суше.— Ты на меня сердишься?— Нет, не сержусь, но я беспокоюсь за ребенка. Ты оставляешь ее вечерами одну. Все может случиться. Время сейчас беспокойное.— Ой, ой, ой, не читай мне нотаций. Я сама все знаю и про время, и про разгул преступности… Но она же сидела дома.— Здесь тоже разные ситуации бывают. Могут позвонить в дверь, потом ворваться в квартиру…— Какие страсти-мордасти!Губареву насмешливый тон жены не понравился.— Конечно, тебя все это волнует мало. Тебе лишь бы где-то развлекаться по вечерам.— Я, между прочим, не развлекалась. А была у подруги.Что ты оправдываешься передо мной? Мне совершенно все равно, где ты была и с кем. Мне Дашку жалко.— Раньше за тобой такой заботы не наблюдалось.— Давай не будем цепляться. Ты по какому вопросу звонишь?— Ни по какому. — И Наташка повесила трубку.Фу ты, черт, выругался Губарев. Чего она звонила? И так настроение паршивое, так она еще больше его испортила. Ехать домой не хотелось. Работать — тоже. «Может, в театр сходить, — неожиданно подумал Губарев, — когда я там был в последний раз? Кажется, лет пять назад. Позор! И это москвич! Люди специально приезжают в столицу, чтобы соприкоснуться с очагами культуры, походить по театрам, музеям и картинным галереям. А я? Бирюк бирюком! В театре не был уже сто лет. — Последний раз они ходили в театр еще с Наташкой. Губарев потер переносицу. — По-моему, это был спектакль в Вахтанговском театре — „Пиковая дама“. — Точно! Была весна, они еще прошлись по Арбату. Поглазели по сторонам. Наташка хотела, чтобы ее нарисовал один из бородатых художников, но Губарев зашептал, что все они — шарлатаны, изобразят ее так, что и мать родная не узнает. К тому же они капитально опоздают к началу спектакля. Лучше прийти в театр заранее, не спеша раздеться, побродить по фойе. Наташа согласилась с ним, но время от времени Губарев ловил на себе ее чуть обиженный и огорченный взгляд. Как у ребенка, которому обещали сладкое, а в последний момент взяли и передумали. „Я был не прав, — размышлял Губарев, — Наташке хотелось неожиданного сюрприза, праздника. Ну нарисовал бы ее этот „пикассо“, и что? В конце концов я уже и не помню, как мы слонялись по фойе, разглядывая портреты актеров, а так был бы портрет на память. Наверное, нашу семейную жизнь и погубила скука и рутина. Мы жили как заведенные. Изо дня в день одно и то же. Никаких сюрпризов, незапланированных событий. Все расписано по дням и минутам. Как в санатории. Или в тюрьме. А отпуск?.. Никогда он не совпадал с Наташкиным. Так и отдыхали порознь. Когда жена и дочь проводили лето в деревне в Смоленской губернии, я вкалывал как лошадь в Москве. А мог бы быть понастойчивей. Выпросить у начальника отпуск летом. Поехали бы все вместе на юг. Так давно мечтали об этом. Как махнем к морю. Солнце, пляж, горячий песок, купанье в море до посинения. — Губарев тяжело вздохнул. — И где все это? Только подумать: люди строят какие-то планы, суетятся, дергаются. А что получается на самом деле? Из всего задуманного сбывается всего лишь один процент. Или и того меньше. Надо не планы строить. А действовать. И ничего не откладывать на завтра. Жизнь коротка до ужаса. Даже не успеваешь календари выкидывать. Года летят, как осенняя листва с дерева. — Губареву стало грустно. Так грустно, что он не знал, что делать с этой сосущей тоской. — Нет, дома мне станет еще хуже. Интересно, Витька ушел уже или нет?“ Он позвонил по телефону. Витька был на месте.— Зайди ко мне, — попросил Губарев. — Прямо сейчас.Когда Витька вырос на пороге, Губарев обратился к нему:— У меня к тебе просьба одна.— Какая?— Я хочу пойти на концерт. Твоя гречанка сегодня где-нибудь выступает?Если бы Губарев попросил у Витьки билет на Марс, он и то, наверное, удивился бы значительно меньше.— Н-на концерт? — переспросил Витька, чуть заикаясь.— Да. На концерт. На что-нибудь веселенькое.Да не смотри ты так на меня! Я что тебе, питекантроп пещерный? На концерт сходить не могу?— Нет, почему. Конечно, не питекантроп. Просто это так… странно.— Ты не рассуждай, а веди. Где сегодня Софья пиликает?— В Малом зале консерватории, — сказал Витька, с подчеркнутой гордостью выговаривая эти слова. — У них сегодня последнее выступление. А потом гастроли. В Праге и Польше.— Значит, впереди разлука? Ответом был Витькин вздох.— Ну ничего, это тоже полезно. Для укрепления чувств. Тогда вперед, в консерваторию. Вперед, вперед, труба зовет. Правда, в данном случае это не трубам скрипка.
Садясь в кресло зала консерватории, Губарев испытал невольный трепет. «Отвлекусь ненадолго. А может, мне музыка так понравится, что я стану завсегдатаем консерваторий и опер.» Стал же Витька меломаном. Правда, здесь чувства свою роль играют… А у меня — тоска. Меланхолия…»Зал был наполовину пуст. Или полон. Смотря с какой точки зрения на это посмотреть.— Лето, — с сожалением прошептал Витька. — Неподходящий сезон.— Да… неподходящий.— Вечно вы иронизируете, — вспыхнул Витька.— Так я и говорю, неподходящий. Ты чего подковырку в моих словах выискиваешь?На них сзади зашикали. Губарев обернулся. За ним восседала величественная дама с высокой прической и таким толстым слоем макияжа на лице, что оно напоминало маску. Майору даже стало жутко. Как будто он увидел призрак с того света.— Больше разговаривать не будем, а то слушателям не понравится, — шепнул Витька. — Здесь не кино с попкорном.— Будем молчать, — также шепотом ответил Губарев. Он подумал о даме за спиной. Такая, если ей что не понравится, может запросто кинжал в спину всадить. И при этом даже не поморщится.Началось выступление. Витька шепнул Губареву, что Софья стоит второй справа от конца. Но майор и сам ее увидел. Без подсказок. Гречанка напоминала крупную хищную птицу, распростершую крылья над скрипкой. Губарев искоса посмотрел на Витьку. Он сидел, не дыша, вытянув шею, и чуть покачивался в такт музыки. Что любовь с людьми делает, вздохнул майор. Невинными агнцами становятся. Бери их голыми руками. На коленях у Витьки лежал большой букет белых лилий, купленный заранее.— Это любимые цветы Софьи, — пояснил он майору перед концертом.— Ты, наверное, всю зарплату на букеты тратишь?— Это мое дело, — ответил помощник.— Конечно, твое, просто я как старый товарищ тебе советую…Но тут майор осекся. Что он мог советовать? Его семейная лодка дала течь, новый брак на горизонте не маячил, сногсшибательных романов тоже не было. И кто он такой, чтобы давать советы в сердечных делах? Пусть Витька поступает, как хочет. Будет, что на старости лет вспомнить…Музыка накатывала волнами. Губареву казалось, что он то взмывает вверх, то с головокружительной скоростью несется вниз. В бездну. Тут у него екало сердце. А потом все начиналось сначала: умопомрачительный взлет и стремительный спуск. Наконец концерт закончился. Послышались аплодисменты. Над ухом Губарева раздались такие мощные хлопки, как будто бы палили из пушки. Очевидно, дама с лицом, похожим на маску, весь свой нерастраченный темперамент вложила в эти аплодисменты.— Так и оглохнуть можно, — пробормотал Губарев, почесывая в ухе.— Что? — не понял Витька.— Это я так…— Я пойду, преподнесу букет.— Иди. Только не споткнись, — пошутил Губарев.Но Витька его уже не слышал. Он шел с букетом, как с драгоценным сосудом, из которого страшно пролить хотя бы каплю ценнейшей влаги. Он донес букет до сцены и вручил его своей гречанке, которая вцепилась в букет хищной лапкой. Как ни старался Губарев, он не мог относиться к Софье с симпатией. Ну не нравились ему такие женщины. И все тут. Слишком крупные, массивные, они подавляют… Губарев вдруг неожиданно вспомнил ручку Наташи. Такую маленькую, с изящными пальчиками, которые он любил в молодости перебирать и целовать. Волевым усилием Губарев прогнал воспоминания и сосредоточил внимание на Витьке, который вернулся на свое место.— Ну как? Вручил?— Да. Сказала, чтобы я ей завтра позвонил.— Вот видишь. Явная польза букета. Не подмажешь, не… — Майор замолчал. Он твердо решил больше не вмешиваться в личную жизнь своего напарника. Не подкалывать и не шутить над ним. Раздался шум: люди вставали с кресел и устремлялись к выходу. — Как музыка-то называется?— Я же вам говорил: Мусоргский. «Пляски смерти». Вы шли в своих мыслях и, наверное, не расслышали.— Чего? — майор даже остановился. — Какие еще пляски? Какой смерти? Я же просил чего-нибудь веселенькое.— Больше ничего не было.— Ну теперь ясно, кто за моей спиной сидел.— Это вы о ком?— Ни о ком. Проехали. Ладно, спасибо за культурную программу. Было очень приятно.— Всегда рад приобщить вас к культуре.— Ну и кто из нас кого цепляет?— Надо же хоть иногда сдачи давать.— Но только иногда, — погрозил пальцем Губарев. — Часто я не потерплю.
Внутренне я была готова к этой встрече, но все равно она застала меня врасплох. Руслан. Я не позвонила ему, как мы договаривались, и не сообщила о результатах своего разговора с Никой. Я не собиралась предавать сестру. Но очевидно, у Руслана на этот счет было совсем другое мнение. Я сидела в приемной и отвечала на звонки. Вячеслава Александровича не было, он не звонил, и, где находился, никто не знал. Я была в запарке и отдувалась как могла, когда в приемную зашел Руслан. При одном взгляде на него у меня все сжалось внутри. Мне стало страшно за Нику. Она думала, что выпуталась из этой истории, но это было не так. И еще неизвестно, чем все кончится…— Привет! — сказал Руслан, подходя к столу. Его руки были засунуты в карманы.— Привет! — Я старалась не выдать своего волнения.— Как дела?— В ажуре. — Я поняла, что переигрываю. — Нормально.— Нормально?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37