— Потом она вышла замуж за моего отца. Через год. А затем… появились мы с Никой.— Настоящее таится в прошлом, будущее тоже, — тихим голосом сказала Маргарита Александровна. — Вам нужно узнать от матери: что произошло в роддоме двадцать лет назад. Тогда все станет ясно.Я была немного разочарована.— А… разве вы не можете узнать это? Гадалка пристально посмотрела на меня.— Могу. Но есть вещи, до которых вам нужно дойти самой.— Почему?— Потому, что только в этом случае произойдет естественный ход вещей. Я не могу в него вмешиваться. Нельзя корректировать судьбу. Только в крайних случаях можно это делать. Когда есть угроза для жизни.Все это было для меня слишком туманно и непонятно. Я молчала.— Но кое-что я могу сказать вам уже сейчас. Маргарита Александровна перевела взгляд на пламя свечи, потом смешала карты Таро и стала раскладывать их. Я, как завороженная, смотрела на ее руки: тонкие, красивые, с золотым браслетом на запястье.— У вас все кончится хорошо, — с легкой улыбкой сказала она мне. — Но, к сожалению, я действительно не могу вам сказать ничего больше. Хотелось бы, но карты показывают, что пока вам знать ничего не положено.В моей душе зашевелился червячок сомнения. А настоящая ли это гадалка? Всегда удобно сослаться на то, что «знать не положено». Но что я могла сделать?— Единственное, что я могу сказать: вся тайна заключена в двух младенцах. И не случайно именно вам выпала задача разгадать ее. Видения в зеркале имеют очень важный смысл. Вы… — гадалка осеклась. — Приходите ко мне потом. И я подскажу вам то, что вы уже никак не сможете разгадать без моей помощи. Наступит у вас и такой момент.Я послушно кивнула. Я чувствовала себя усталой и потухшей.— Вы придете ко мне?— Да.— Возьмите обратно свой перстень. Это очень дорогой подарок.Я спрятала перстень с изумрудом обратно в сумочку. Затем встала. Мой взгляд скользнул по свечам, по картам Таро, которые раскладывала гадалка. Сверху лежал король кубков, а справа — дама жезлов. Я поправила сумку на плече.— До свидания.— Я провожу вас.Маргарита Александровна вышла за мной в коридор.— Не волнуйтесь. Мы еще с вами обязательно встретимся, — пообещала она.
Складывалось впечатление, что иногда в мелких делах фортуна становится на мою сторону. И мне остается только не зевать и не пропускать удобного случая. Мать была дома одна. Но на мой вопрос об отце она сказала, что он пошел в магазин и скоро вернется.— Мам, я хочу тебя спросить, — приступила я к разговору.— О чем?Я решила рубить с плеча.— Когда ты лежала в роддоме, ты была знакома с женщиной по имени Наталья Родионовна Викентьева?И тут кастрюля с грохотом падает из рук матери.— Да. — Мать смотрит на меня, уставившись во все глаза. — А как ты об этом узнала?— Узнала. Вы лежали в одной палате?Она молчит, глядя на меня невидящим взглядом.— Мама. — Я подхожу к ней и легонько трясу ее. — Мама! Очнись!— Да… — Она снова смотрит на меня.— Это она подарила тебе зеркало? Ну то самое, старинное, которое находится в моей комнате.— Она, — шепчет мать.— За что?— Просто так…Я не знаю, как вывести мать из этого столбняка.— Расскажи, что там было? — кричу я ей, словно глухой. — Расскажи-и!Но мать уходит в свой панцирь и, подняв кастрюлю с пола, демонстративно поворачивается ко мне спиной. Она словно не замечает меня.И, кипя от бешенства, я выхожу из кухни. Мне хочется кричать, топать ногами и крушить все подряд.
…Я бегу к телефонному автомату и звоню Губареву.— Ничего не получилось! — зло бросаю я ему.— Что вы имеете в виду?— Ну… с вашей гадалкой! Ничего она мне не помогла, только…— Маргарита Александровна звонила мне, — перебил меня майор. — И рассказала о вашей встрече. Так что я в курсе. Вам удалось поговорить с матерью?— Нет.— Почему?— Она ничего не хочет говорить.— Тяжелый случай, — пробормотал майор. — И узнать больше не у кого. Единственная женщина, которая тоже могла бы пролить свет на эти события, мертва. Я говорю о Наталье Родионовне.— Что же делать?— Я все понял. Думаю. — Какое-то время мы молчали. Очевидно, в голове майора шел сложный мыслительный процесс. — Давайте встретимся с вами завтра в восемнадцать тридцать и кое к кому заглянем.— В цирк к иллюзионисту, — мрачно пошутила я. — Или к чревовещательнице.— Не совсем. К одному психологу.Я даже не удивилась. Мне стало казаться, что майор Губарев, как фокусник, вытаскивает из шляпы разных людей, которые, как он думает, могут помочь ему в расследовании запутанного дела. Что ж, психолог так психолог! Может быть, в следующий раз мы направимся к глотателю шпаг или к пожирателю огня. Я была готова и к этому! Глава 11 Встретившись на другой день с Губаревым, я поинтересовалась: куда мы идем?— В институт Сербского.— В психушку? — испугалась я. — Но со мной все в порядке. Я вас сразу предупредила, что я — нормальная. Я не знаю, почему у меня возникают видения.— А я и не говорю, что вы сумасшедшая. Просто надо сообразить, как разговорить вашу маменьку. Иначе мы ничего никогда не узнаем.— А…Я уже переговорил с одним психологом по телефону и вкратце обрисовал ситуацию. Она вызвалась нам помочь. Зовут ее Марина Никандровна. Это моя старая знакомая.— Как и Маргарита Александровна? — не удержалась я.И тут я увидела, что Губарев улыбается.— Маргарита Александровна мне так и сказала: по-моему, я здорово разочаровала Аврору, но у меня еще будет шанс реабилитировать себя.— Посмотрим, — пробормотала я. — Честно говоря, я по правде подумала, что она… — Я запнулась.— Шарлатанка? — закончил за меня майор.— Что-то вроде этого.— Нет. Это не так. Свой дар она неоднократно доказывала мне. На деле. Но я ни в чем не буду убеждать вас. И переубеждать. Вы все увидите и поймете сами. В свое время.В кабинете психолога пахло пирогами. С капустой.За столом сидела маленькая рыжая женщина и разговаривала по телефону. Увидев нас, она прикрыла трубку рукой и сказала:— Минутку, сейчас освобожусь.Мы сели на стулья около небольшого столика с блюдом пирогов.— Правильно, молодец, — говорила она с кем-то.— Пироги — во! — и Губарев поднял вверх большой палец.Марина Никандровна, услышав слова майора, улыбнулась.— Не перехвалите, — сказала она ему. — Вдруг пироги окажутся неудачными?— Такого не бывает. Проколов в пирогах у вас еще не было. Как и в работе.— Спасибо за комплимент.Закончив разговаривать, Марина Никандровна повернулась к нам.— Проверяла у сына домашнее задание. По русскому языку. К сожалению, приду поздно. Работы много. И не успею проверить дома. Поэтому приходится общаться по телефону. И заочно проверять уроки. Я изо всех сил стараюсь, чтобы это не вошло в систему.— Ну и жизнь! — вздохнул майор.— Куда же от нее деться! Чай поставить? С пирогами?— Не отказывайтесь! — подмигнул мне майор.— С удовольствием, — сказала я, подыгрывая ему.— Это Марина Никандровна, талантливый психолог. Моя старинная приятельница. Она часто помогала и выручала меня в трудных ситуациях. Надеюсь, что поможет и на этот раз. А это Аврора, о которой я вам говорил.— Очень приятно, — с улыбкой откликнулась Марина Никандровна. — Угощайтесь. А потом поговорим.Пироги были восхитительными. Чай тоже. Крепкий, с мятой.Марина Никандровна обратилась к Губареву:— Вы вкратце рассказали мне по телефону, в чем тут дело. Как я поняла, ваша матушка, — перевела она взгляд на меня, — не хочет раскрывать вам свое прошлое. И поэтому следствие топчется на месте. Я верно схватила суть вашей ситуации? — Теперь она снова смотрела на майора.— Совершенно верно, — подтвердил Губарев. — Все так и есть.— Что же происходит с вашей матерью? Расскажите поподробнее.— В молодости у нее погиб молодой человек. Купаясь в море. Прямо у нее на глазах. Потом… через год она вышла замуж за нашего отца. Потом родились мы с сестрой…— И что же вас тревожит?— Нас интересуют события, которые произошли в роддоме двадцать лет назад, — сказал майор. — Там одновременно лежали две женщины. Одна из них уже мертва. Вторая знает нужную нам информацию, но — молчит. Как разговорить ее?— Сложный случай. В связи с трагическими событиями у нее произошла блокировка памяти. Она не хочет или не может ничего вспомнить. Но, с другой стороны, рождение дочерей уже не связано с какими-то потрясениями. Хотя… — Марина Никандровна замолчала. — Простите, Аврора, за деликатный вопрос. — А мать вас любит? Кстати, как ее зовут?— Валентина Александровна.И здесь я поняла, что должна сказать правду. Все как есть. Ничего не приукрашивая и не ретушируя.— Нет. Меня — нет.— А сестру?— Нику любит.— Любит или балует? Я раскрыла рот.— А разве это не одно и то же? Психолог тихо рассмеялась.— Конечно, нет. Люди часто принимают за любовь гиперопеку.— Что это? — спросил Губарев. Ему вдруг стало интересно.Гиперопека возникает в результате чувства вины, которое родители могут испытывать к ребенку. Они понимают, что не любят его, но признаться в этом не могут. Потому что это означает признать чудовищный факт — нелюбовь к собственному ребенку. Хотя это случается гораздо чаще, чем мы думаем. Зачастую мы все живем в плену стереотипов. Мы считаем, что родители должны обязательно, я подчеркиваю, обязательно любить своих детей. А дети в свою очередь обязаны любить родителей. И так далее. Между тем у достаточного количества женщин отсутствует привязанность к детям. Они просто не созданы для материнства. Но говорить в открытую об этом не принято. Это неудобно, неправильно. Поэтому большинство людей играют в очень сложные игры с окружающими, со своим «я». Они не могут быть искренними даже наедине с собой.— Отчего это происходит? — задал вопрос майор.— Я уже сказала: из-за подспудного чувства вины. Родители понимают, что должны любить ребенка. Так положено. Но любви нет, тогда возникают внешние формы привязанности. Стремление опекать, контролировать, баловать. А потом, часто в семьях, где двое детей, существует негласное разделение. Мать любит или опекает одного ребенка, отец — другого.— Нет, у нас не так. Отец тоже любит Нику.— Как отец относится к вашей матери? Какие между ними отношения? Простите, что я задаю такие откровенные вопросы, но без них мы не можем узнать правду.— Я понимаю, — пробормотала я. — Отец… любит мать, мне так кажется, — поправилась я. — В молодости он носил ее на руках. Так рассказывала мать.— В девяноста случаях из ста обожание со стороны одного из супругов идет рука об руку с глухой ревностью к прошлому. Иногда ревность оборачивается ненавистью. В молодости отец мог любить мать, а потом его чувство трансформировалось в прямо противоположное. Судя по всему, ваша мать вышла замуж за отца с отчаяния. Не питая к нему больших чувств. Возможно, она хотела поскорее избавиться от воспоминаний. Но вряд ли ей это удалось.— Моя мать ведет себя так странно. Она как будто бы живет в своем мире. Часто не слышит, когда к ней обращаются. Сидит с отрешенным видом.— С годами у нее может случиться психическое обострение.— Вы хотите сказать, что она может сойти с ума? Марина Никандровна переглянулась с майором.— Такую вероятность не стоит сбрасывать со счетов.— Но как нам вернуться к событиям в роддоме? Разговорить вашу мать?— Она не хочет вспоминать о своем возлюбленном из-за его смерти. Но она также не хочет рассказывать и о событиях в роддоме… Значит, там было нечто, что сильно травмировало ее. Так же сильно, как смерть возлюбленного… — размышляла вслух Марина Никандровна. — Она может вытащить эти события из глубины памяти только при помощи сильного гипноза. Вы же пытались разговорить вашу мать?— Да. Но это было бесполезно. Она обрывала свои воспоминания.— Тогда мои размышления верны. У вашей матери с роддомом связана определенная психическая травма. Но какая?— Какая? — эхом откликнулся майор.— Что же делать? — прошептала я. Психолог потерла рукой подбородок.— Да… задача нелегкая. Мы же не можем пригласить Валентину Александровну ко мне. Она не пойдет. Да и под каким предлогом? Прийти к вам домой я не могу. Это будет выглядеть несколько странно. Правда, я не гипнотизер, но кое-какими навыками владею. Но все равно этот вариант отпадает. Он нам не подходит.Наступила пауза. Мы оба с майором Губаревым смотрели на Марину Никандровну. Терпеливо. Выжидательно. Наконец психолог тряхнула головой, и две шпильки с легким стуком упали на стол. Она взяла их и сжала в руке.— Надо попробовать сделать следующее. Я дам Авроре кассету с музыкой. Психоделической. Это запись шаманских обрядов. В молодости я путешествовала в научных экспедициях по Северу. И записала музыку, под которую шаманы проводят свои обряды. Эта музыка обладает гипнотическим действием, она растормаживает информативные блоки, записанные на подкорке сознания. Не буду вас утомлять научными терминами, но скажу одно: музыка сможет ввести вашу мать в гипнотическое состояние. Она впадет в транс. И тогда вы сможете задавать ей наводящие вопросы. Но они могут и не понадобиться. Вполне вероятно, что ваша мать сама выдаст всю информацию. Иногда бывает так, что трудно оборвать поток воспоминаний. Он льется и льется. Как вода.— Когда я должна включить эту кассету? — спросила я.— Можно сразу. Только не на полную громкость. Начните разговаривать. Постепенно увеличивайте громкость. Когда вы почувствуете, что ваша мать уже в состоянии гипноза, приступайте к вопросам.— А как я пойму это?— У человека учащается дыхание, зрачки расширяются, он смотрит невидящим взглядом, речь становится монотонной, — перечисляла Марина Никандровна. — Запомнили?— Постараюсь.Я вспомнила, как я стояла перед старинным зеркалом в своей комнате и у меня темнело перед глазами. Учащалось дыхание. Значит, я тоже входила в транс? Но кто меня вводил в него? Зеркало? Или кто-то, притаившийся в нем?— Чуть не забыла! Вам нужно дать противоядие, а то вы тоже поддадитесь гипнозу и не сможете контролировать себя. А тем более задавать вопросы.— Противоядие? — испугалась я.Марина Никандровна улыбнулась краешками губ.— Так мы, психологи, называем между собой средства, которые позволяют не поддаваться гипнозу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37