Аннабел лежала на соседнем матраце, облаченная в бордовый шелковый халат своего мужа. Отправляясь в поездки, она всегда возила с собой сумку, проходившую по категории ручной клади, где был этот халат плюс комплект нижнего белья, поскольку весь остальной ее багаж неизменно отставал от нее или вообще обнаруживался совсем в других местах. Нынешняя поездка не явилась исключением.
Когда зазвонил телефон, стоящий у края бассейна, трубку из слоновой кости схватила Аннабел:
– Может быть, это насчет моего багажа. Если он пропал, авиакомпании придется заплатить за все мои новые платья. – Она посмотрела на кнопки телефона, служившего также и селектором, и нахмурилась: – Я никогда не научусь обращаться с этой штукой, – и нажала одну из кнопок – линия отключилась. – Черт побери, я ничего не понимаю в технике! – Только теперь Аннабел заметила беспокойство на лице сестры. – Прости, Клер. Ты ждешь звонка?
– Да нет. Впрочем, может быть… Я подумала, что… – Клер откинула со лба темные пряди – и вдруг разрыдалась, закрыв лицо руками.
Аннабел вскочила со своего матраца, бросилась к сестре, обняла, прижала к себе.
– Что с тобой, родная? Я так и знала, что у тебя что-то не так. Иначе ты не притащила бы за собой из Калифорнии Джоша с няней. Ну, говори, в чем дело. Почему он не позвонил?
Мало-помалу рыдания Клер утихли. В ее обычно спокойном голосе звенели гнев и негодование, когда она рассказывала Аннабел о том, что случилось. Клер отправилась на пляж вместе с Джошем и его няней, где намеревалась провести целый день, однако у нее свело ногу, и, оставив их на берегу, она вернулась домой пораньше. Войдя в спальню, Клер увидела на кровати, рядом со своим мужем, худенькую смуглую обнаженную женщину. Произошла тяжелая сцена. Она бросилась в свою комнату и стала собирать вещи. Потом услышала, как за окном заскрежетал гравий – это резко рванула с места машина мужа… Клер долго рыдала, стоя на коленях перед раскрытым чемоданом, пока не услышала, что подъехала другая машина и Джош с няней, смеясь и переговариваясь, вошли в дом. В тот самый момент раздался телефонный звонок. Это звонила из Нью-Йорка Аннабел.
– Тогда-то ты и сказала мне, что у Ба удар, – шмыгая носом, закончила Клер.
– Бедная моя, – прошептала Аннабел, гладя длинные темные волосы сестры.
– Он так здорово умеет переворачивать все с ног на голову. Он делает так, что я выгляжу просто дурой с растрепанными эмоциями, тогда как всю кашу заваривает как раз он. – Тыльной стороной ладони Клер вытерла слезы. Она всегда убеждала себя, что, несмотря на все свои случайные и беспорядочные связи, муж по-своему любит ее и никогда не пожертвует той настоящей любовью, какая была у них, не поставит под угрозу счастье их сына. Она успокаивала себя, что с этими женщинами он лишь самоутверждается в своей мужской доблести, что никогда, ни к одной из них он не будет относиться всерьез. Но в тот день Клер вдруг почувствовала, что не может более выносить этого унижения. Поэтому она ушла от мужа.
В жарком свете уже начинавшего клониться к закату прованского дня Аннабел молча обняла Клер.
Наконец Клер заговорила снова:
– Я не хочу больше привычных сцен примирения, привычных цветов, привычных обещаний – и привычной боли, когда все повторится в очередной раз. Просто вдруг он потерял для меня всякое значение. – Она прижалась к сестре. – Ах, Аннабел, ты ведь никому не скажешь?
– Когда это я разбалтывала твои секреты? Но знаешь, если ты действительно ушла от него насовсем, то рано или поздно это станет известно всем. Ты уверена, что ты и вправду собираешься…
– Разводиться? Да. Бесповоротно. Я не хочу, чтобы Джош вырос таким же, как его отец.
– Ладно. Только пока не говори Ба, хотя бы первое время. Ты же знаешь, она расстроится. Да и вообще, не говори никому, пока сама не будешь уверена в том, что действительно это сделаешь.
Пока Аннабел успокаивала сестру, появилась горничная.
– С телефоном у бассейна что-то не в порядке, – по-французски сообщила она. – Мисс Аннабел звонят из Нью-Йорка.
– Я буду говорить из своей спальни, – ответила Аннабел, вскакивая на ноги с почти детским воодушевлением. Она взбежала по лестнице и схватила трубку в одной из бледно-розовых комнат, выходивших окнами на мощенный булыжниками въездной двор и церковь позади него.
– Это ты, милый? Ну, наконец-то! Какие у тебя новости?
Аннабел слышала в трубке знакомый звуковой фон рабочего дня нью-йоркской телевизионной станции, где ее муж вел программы новостей. Всего на станции было одиннадцать репортеров, но лишь трое из них пользовались правом работать в прямом эфире, и он был одним из них.
– А какие тебя интересуют, малыш? Местные или национальные? У нас сейчас одиннадцать утра, в Нью-Йорке жарко и душно. Вчера Мартин Лютер Кинг призвал положить конец войне во Вьетнаме, но похоже, что Джонсон собирается послать туда новую порцию войск. Мой главный сюжет на этот вечер? Вьетнамская война, которую Кеннеди вначале рассчитывал провести молниеносно, может в итоге вылиться в мировую войну. – Аннабел представила себе его чуть насмешливую улыбку. – Ну, а твои новости? Надеюсь, они не столь тревожны.
Аннабел сказала мужу, что Элинор пришла в себя.
– Это чудесно, малыш. Когда ты вернешься?
– Не знаю. Когда Ба станет получше. А в чем дело? Это так важно?
Он помолчал, словно колеблясь, наконец сказал:
– Сидней хочет поговорить с нами.
Сидней был тем человеком, который вел их финансовые дела, поэтому одно упоминание о нем встревожило Аннабел.
– Я решил подыскать себе работу получше. Аннабел уловила в голосе мужа нотки неуверенности.
– Но ты ведь любишь свою… – начала она.
– Ну, я так или иначе собирался уйти. Просто теперь придется это сделать немного раньше, чем я планировал. Но все это не так уж страшно. Видишь ли, мы с каждым днем все больше увязаем в долгах, и нужно найти какой-нибудь способ выкрутиться.
Аннабел проговорила покаянно:
– Прости, милый. Ведь это я настояла на новой квартире. Мне и в голову не могло прийти, что „Аванти" не возобновит со мной контракт. – Она не слишком естественно рассмеялась. – Я знаю, что мне уже двадцать пять, но это ведь не старость! Во всяком случае, в нормальном мире. Это слишком много только для фотомодели.
– Может быть, „Аванти" еще возобновит твой контракт. Мы ведь не знаем.
– Хорошо бы, черт побери! – воскликнула Аннабел. – Я готова излупить сама себя за то, что уговорила тебя купить эту квартиру. Даже не знаю, что это вдруг на меня нашло.
– Ты сделала это ради меня. Ты говорила: „Хорошей картине нужна хорошая рама", – напомнил он. – Ты говорила, что, если я хочу выйти на уровень Майка Уоллеса, я должен выглядеть так, как будто я уже там.
– Конечно. И ты непременно будешь там, – приободряла мужа Аннабел. Он обладал таким же быстрым и напористым умом, что и Майк Уоллес, во время интервью он умел нащупывать верные ходы и вызывать собеседника на откровенность. Он мог заставить его так или иначе ответить на любой, пусть даже каверзный вопрос, что превращало обычное интервью для программы новостей в настоящую психологическую драму. Но всему прочему – у него был чудесный голос.
– Милый, – сказала она, – в твоем деле тебе мало равных. А кроме того, тебе только двадцать девять. Майку Уоллесу было тридцать восемь, когда он взлетел на гребень со своими „Вечерними сенсациями". И потом – я люблю тебя.
– И я люблю тебя. В общем, малыш, не взваливай на себя всю вину за покупку этой квартиры. Не забывай, в таком городишке, как Нью-Йорк, все постоянно приходится делать напоказ: сначала ты доказываешь всем и каждому, какой ты способный, потом, если удалось добиться успеха, снова принимаешься пускать пыль в глаза, чтобы показать, что ты его добился. Как знать, может быть, эта квартира тоже сработает в мою пользу при устройстве на новом месте.
Аннабел рассмеялась:
– Ну ладно, если ты не получишь новой работы, а я потеряю свою, мы просто продадим эту квартиру и снимем другую. В конце концов, тан живет весь Нью-Йорк. А потом, это действительно не так уж и важно. Главное, что у меня есть ты, а у тебя есть я.
Сидя в грохочущей кабине вертолета, Миранда, пристегнутая к креслу ремнями безопасности, поправила выбившуюся ярко-рыжую – точнее, цвета апельсинового джема – прядь за наушник переговорного устройства внутренней связи и взглянула вниз, на Ла-Манш, угрюмо кативший свои серые воды.
– Мы вылетели из Лондона в два тридцать, значит, в Сарасане будем к семи, как раз к ужину, – Миранда сказала это, как обычно, тихим и ровным голосом – сознательный прием, рассчитанный на то, чтобы заставить собеседника проявить максимум внимания. Она прижалась лицом к прозрачному пластику окна. – Я тан хочу, чтобы Ба позволила мне учиться летать! Может быть, ты попробуешь уговорить ее?
И тут она вспомнила, что уговоры, возможно, и не понадобятся. Как тяжело смириться с мыслью, что бабушка так плоха, но что уж тут поделаешь. Миранда прикусила губу и усилием воли отогнала подступившие слезы.
Адам Грант, сидевший рядом с ней, покачал головой. Он был высок, темноволос, кареглаз, и его лицо с чеканными чертами, так же как и весь его облик, дышало холодной, напористой, даже, пожалуй, слишком откровенной уверенностью в себе. Миранде не раз приходило в голову, что он здорово смахивает на записных мужественных красавцев с реклам шерстяных свитеров отличного качества или на одного из героев романтических книг, выходивших из-под пера ее бабушки.
Отец Адама, Джо Грант, долгие годы был адвокатом, юрисконсультом, а также близким другом Элинор и ее семьи. Пять лет назад его не стало, и все юридические дела Элинор постепенно перешли в руки Адама, работавшего, кроме того, в адвокатской конторе „Суизин, Тимминс и Грант", одним из основателей которой был его отец.
Адам решил лететь в Сарасан вместе с Мирандой, чтобы воспользоваться представившейся редкой возможностью увидеть всех трех сестер разом и наконец обсудить с ними – обстоятельно, конкретно и по возможности без излишних эмоций – все варианты дальнейшего развития событий на тот случай, если Элинор умрет, не успев составить завещания. Несмотря на двойное – американское и британское – гражданство Элинор, постоянным местом жительства ее была Франция, и налоговые власти страны считали это достаточным основанием, чтобы их компетенция распространилась на все ее состояние. Снова, в который уж раз, Адам пожалел, что так и не уговорил Элинор оформить завещание, потому что в подобных случаях всегда встают проблемы. Наверное, ему следовало бы проявить большую настойчивость, но Адам ценил их давнюю дружбу, а кроме того, не хотел расстраивать Элинор, явно уклонявшуюся от каких бы то ни было разговоров на тему о собственной смерти.
Когда-то сама Элинор попросила Адама быть советником Миранды в ее первых шагах на деловом поприще, и за три года, прошедшие со дня открытия ее первого небольшого магазинчика косметических товаров, сеть этих магазинов, хотя пока и не слишком густая, успела распространиться по всей Великобритании. В прошлом году Адам, до тех пор консультировавший Миранду неофициально, занял в ее фирме пост управляющего (по совместительству) и взялся за подготовку дальнейшего расширения ее дела.
– Знаешь, я не стал бы уговаривать Элинор делать то, чего она не хочет, – спокойно сказал Адам. Ему было забавно, что эта рыжая двадцатичетырехлетняя „деловая женщина", ворочающая немалыми делами, ставит свою мечту о полетах в зависимость от бабушкиного благословения. Обычно Миранда поступала по-своему, не слишком заботясь о том, что о ней думают другие.
Глядя на нее, Адам уже не впервые задумался о том, что, если бы все женщины были в общем и целом красивыми, все они должны быть похожи на Миранду. Ее точеная фигурка не отличалась пышностью форм, но обладала совершенством пропорций: небольшая, высокая грудь, безупречная талия, впалый живот, длинные ноги легко и изящно несли стройное тело. Кроме того, Миранда владела искусством всегда выглядеть соответственно обстоятельствам: серый шелковый костюм простых, но женственных линий, который был на ней сейчас, как нельзя лучше подходил для ежемесячного совещания, которое она провела утром в своем офисе.
Миранда пожала плечами и решила переменить тему. Отключив связь с пилотом, чтобы он не мог слышать их дальнейшего разговора, она обратилась к Адаму:
– Знаешь, я что-то не совсем спокойна насчет Неда Синклера.
– А в чем дело? Мне кажется, он очень быстро освоился на новом месте. – Нед Синклер был их новый главный бухгалтер, которого Адам перехватил под носом у конкурирующей фирмы.
– Он задал мне один-два в общем-то совершенно излишних вопроса о наших планах на будущее. И меня это беспокоит, хотя, возможно, я просто стала слишком мнительной, с тех пор как Мэри Куонт открыла свою фирму.
– Но Куонт не располагает сетью розничных магазинов. – Адам рукой отбросил волосы со лба, словно отметая начинающее подниматься раздражение. Он все еще продолжал стричься так же, как в школьные годы, и этот пробор справа и прядь темных волос, падающая на левый висок, придавали его лицу какое-то совсем юношеское, наивное очарование.
– Она моя главная и ближайшая соперница, потому что мы с ней мыслим в одном направлении. Держу пари, что она выйдет на международный рынок раньше меня. Поэтому я бы не удивилась, если бы узнала, что Нед уже установил с ней контакт.
Адам снова подумал о том, что Миранда унаследовала многие черты Элинор: интуицию и способность руководствоваться ею, упорство, решительность и сильный характер.
Он улыбнулся.
– За Недом я послежу. А что касается тебя, ты имеешь все шансы выйти на международный рынок, если решишься на франчайзинг.
– Нет. Я не собираюсь терять контроль над своей фирмой. Даже при самом удачном контракте, как только ты впускаешь в свое дело кого-то со стороны, ты уже не можешь контролировать свой бизнес полностью. Другой может не захотеть вкалывать так, как мы, или придерживаться столь высоких стандартов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42