Майор выступил с бодрой и решительной речью, в ней он выразил уверенность, что все собравшиеся горят желанием как можно скорее вступить в борьбу со страшным злом, носящим название — пиратство! Он выразил также уверенность и в том, что офицеры британского королевского флота, коих он видит перед собой, с огромной радостью воспримут известие, что им предоставляется такая возможность.
— Найдено настоящее осиное гнездо, на острове Сент-Мари, и мы его разорим. Сезон дождей, можно сказать, закончился. Ничто не мешает нам выступить!
Офицеры «Октября» зааплодировали.
Офицеры «Приключения» неохотно к ним присоединились.
Майор обратил на это внимание.
— Почему у вас такие кислые лица, джентльмены? Не будь я майор Боллард, если мы через неделю не вздернем на рее этих наглых мальчишек, Хора и Чиверса!
Открыто возражать этой самоуверенной демагогии никто не стал. Но рано утром, когда майор вывалился из единственной тамошней таверны, чтобы справить малую нужду, он увидел, продрав похмельные глаза, что новообретенный союзник бежал от него.
«Приключение» исчезло из гавани Джоанны.
Пока Боллард пьянствовал со своими офицерами, офицеры капитана Кидда велели поднять якорь и тихо убрались подальше от деятельного майора. Пришлось пожертвовать пятью десятками членов экипажа, которые вялили мясо на склонах горы.
«ПРИКЛЮЧЕНИЕ»
(окончание)
Приключения «Приключения» заканчивались.
Месяцы, проведенные в плавании после бегства из объятий майора Болларда, слишком дорого стоили красавцу, пленившему воображение губернатора Нью-Йорка и Массачусетса.
Гоняясь по Красному морю за судами мусульманских паломников, «Приключение» не добыло ни славы, ни богатства. Более того, оно вынуждено было кое с чем расстаться. Например, с половиной весел. Часть из них была поломана о прибрежные скалы в Бахрейне, часть украдена аборигенами на острове Исам-Бураха. Теперь оба корабельных борта напоминали челюсти больного старика.
Сражения и болезни выкосили часть команды. Странная, сухая, как говорили аденские арабы, лихорадка появилась на корабле сразу после того, как была захвачена первая фелука с паломниками. Вероятнее всего, она перекочевала вместе с кем-то из больных мусульман. Но богобоязненные матросы (даже среди пиратов такие попадаются) решили, что это месть Аллаха, в воды и дела которого они посмели вмешаться.
Канинг и Мур, руководившие кораблем, как два римских консула, по очереди, через день, сначала игнорировали суеверные страхи, поселившиеся в команде. Но чем дальше, тем больше убеждались в том, что в матросских бреднях есть доля истины. Правда, считали они, этот самый Аллах карает их не сухой лихорадкой, а отсутствием добычи. Попадались «Приключению» суда, набитые чистоплотными нищими пешаварцами и не менее нищими и не менее чистоплотными синдцами. С них ничего нельзя было взять, кроме застиранных до дыр тряпок.
Наступил момент, когда стало ясно всем: на этих путях своего счастья «Приключению» не найти.
Решено было отправиться к берегам Индии.
Почему именно Индии?
Ходили слухи о богатстве кораблей, покидающих тамошние порты.
Слухи о баснословных запасах драгоценностей, которые везут с собой паломники в Джидду и Мекку, оказались чепухой, но слухам от этого верить не перестали.
Целью плавания сделалась Калькутта. Может быть, потому, что там меньше, чем где бы то ни было, чувствовалось присутствие Ост-Индской компании, а значит, и ее боевых эскадр. Там купцы действуют по большей части в одиночку, на свой страх и риск. О таких купцах и мечталось Канингу и Муру.
Одно время казалось, что расчеты начинают сбываться. Попалось навстречу «Приключению» небольшое суденышко, перевозившее шангарский желтый рис. Добыча эта до такой степени не обрадовала англичан, что они устроили форменное издевательство над матросами-индийцами.
Вышедший из своей каюты капитан Кидд посмотрел на творившееся безобразие и вдруг сказал Канингу, руководившему бесчинством:
— Послушайте, а ведь мы превратились в обыкновенных пиратов.
Как ни странно, это замечание подействовало на старшего помощника. Одно дело, когда ты ведешь себя как пират, совсем другое когда тебя называют пиратом. В первом случае ты можешь сколь угодно долго тешить себя мыслью, что все совершаемые тобой гадости и кровопролития происходят в угоду высшей цели, на пользу отечеству. Во втором случае ты должен абсолютно все брать на собственную совесть. Во втором случае даже самое маленькое прегрешение становилось наказуемым преступлением.
Канинг приказал оставить матросов в покое, а их капитана-англичанина так и вообще не трогать.
— Может быть, сделаем его лоцманом? — неуверенно поинтересовался Канинг у Кидда.
— Отличная мысль!
Так мистер Хини оказался за офицерским столом в кают-компании.
Маленький, черноволосый, загорелый, как дравид, отлично разбирающийся в морском деле.
Когда возникла необходимость в ремонте, Хини показал место на Лаккадивских островах, где это было удобнее всего сделать. Возле бухты, где был брошен якорь, рос неплохой строевой лес, а жители были гостеприимны. Они были настолько немногочисленны, что им не оставалось ничего другого.
Люди с «Приключения» оценили их гостеприимство. Лодки аборигенов пошли на растопку костра, а женщины — для удовлетворения насущных половых потребностей.
Вакханалия была массовой.
Битти и Смайлз приволокли (от щедрот) одну островитянку в каюту Кидда. Тот не стал отказываться, что вызвало бы нехорошие разговоры, и не стал насиловать перепуганную девчонку. Уложил ее на плетеную циновку у окна, а сам лег на кровать и погрузился в сладостные волны мечтаний о доме в яблоневом саду.
Под вопли и визги, доносившиеся с освещенного дикими кострами берега, мечталось хорошо.
После ремонта и разврата плавание продолжилось.
Стиль его не изменился.
Невезение — вот что суждено было «Приключению» в его деревянной жизни.
Если ему навстречу попадался хорошо выглядевший торговый корабль, то он нес на своей мачте гордый британский флаг, если же у встреченного корабля флаг на мачте был более подходящий, французский или португальский, то он оказывался не беззащитным жирным торговцем, но зубастым галионом.
Пару раз «Приключение» чуть само не становилось добычей. И уносило ноги с поля нежелательного боя только благодаря весельным протезам.
Настроение команды, разумеется, соответствовало успехам.
Злились все.
Самые разумные проклинали судьбу.
Самые глупые — капитана.
Самые нетерпеливые — Мура.
Эта ситуация не могла продолжаться вечно и даже просто долго.
Вопрос был только в том, чем она разрешится.
Канинг и Мур ждали богатого плавучего дурака, в трюмах которого будет найдено нужное количество счастья.
Робертсон, доктор и лоцман Хини кроме этих планов вынашивали и какие-то дополнительные, тайные.
Кидд ждал удобного случая, чтобы просто-напросто сбежать с корабля. Единственный подходящий момент был в Калькутте, но помешал приступ той самой сухой лихорадки. Она, оказывается, не щадит не только простых паломников и простых матросов, но и влюбленных капитанов. Не оставаться же ему было на Лаккадивских островах в ожидании следующего европейского визита вежливости. Думается, гостеприимство тамошних жителей пресеклось бы сразу после ухода корабля, и беглецу пришлось бы отвечать и за сожженные лодки, и за изнасилованных женщин. Впрочем, если у аборигенов принято за это спрашивать с гостей.
Сердце другого, более нетерпеливого человека наверняка уже лопнуло бы от бесплодных терзаний и мучительных ожиданий. Но характер Кидда был таков, что позволял ему приспосабливаться к положениям, к которым приспособиться было, казалось бы, невозможно.
Он привык ждать.
От рождения до сорока лет он знал пору безвременья. Беззаботного и бессмысленного. Потом настала пора испытаний, столь невероятных и жестоких, что с ними было бесполезно бороться, на них было бесполезно сетовать, их можно было только переждать. И он пережидал, не имея перед собой никакой определенной цели, и остался самим собой.
Что же теперь ему неприятности нынешнего дня, что ему нынешнее ожидание, когда он точно знает, что в конце концов его ждет несомненное счастье. И размеры его ничуть не уменьшатся от того, сколько ему придется томиться в ожидании.
Кроме того, у него был алмаз.
С помощью этого камня Кидд регулярно разговаривал со своей Камиллой, и она улыбалась ему.
Что же еще нужно для того, чтобы быть спокойным, хотя бы вокруг полыхало само адское пламя.
Размышляя примерно в таком духе, капитан наливал медным черпаком ром в свой бокал из тисового бочонка, стоя во главе стола в кают-компании. Он решил выпить перед Лаккадивской поросятиной, которую вот уже целую неделю подавал к обеду корабельный кок.
Он давно завел эту привычку, пить до еды, чем сильно выделялся из числа прочих офицеров, пивших и до, и во время, и после. Особенно после.
Наполнив бокал и пригубив его, капитан услыхал какой-то шум за дверьми каюты.
Шум нарастал и приближался.
Двери распахнулись.
На пороге стояли Канинг, Мур и Робертсон. За ними еще несколько человек. Не только офицеры, но и простые матросы и канониры.
На лице у Кидда появилось вопросительное выражение, большего он не мог себе позволить по нынешнему статусу.
Вопросы прозвучали из уст явившихся:
— Сколько все это будет продолжаться?
— Когда наконец будет настоящее дело?
Остальные вопросы звучали примерно так же.
Кидд выразил на лице недоумение и осторожно попытался напомнить, что нынешнее положение дел есть следствие решений, не им принятых.
— Я предлагал вам, джентльмены, десять тысяч фунтов и немедленное путешествие в Нью-Йорк.
Мур крикнул:
— Хватит об этом! Что нам делать сейчас?!
— Я бы предложил пообедать.
— Не надо над нами издеваться, капитан! — пробурчал Канинг и набычился.
Со стаканом рома в одной руке и черпаком в другой (держава и скипетр) Кидд напоминал либерального монарха.
— Я, собственно, и не знаю, что сказать.
Главный бомбометатель соизволил объяснить причину общего беспокойства:
— На траверзе «Приключения» торговый корабль. Под флагом Ост-Индской компании.
Кидд отхлебнул из стакана, но понятливее не сделался.
— Мало ли мы встречали таких кораблей? Это зона владений компании…
Мур прервал эти рассуждения:
— Я считаю, что нам нужно на него напасть! Кидд отхлебнул еще раз.
— Я не ослышался? Вы считаете возможным напасть на корабль, идущий под английским флагом?
Канонир нагло шагнул вперед:
— Да!
— Но почему?
— Я растолкую. Нам нужно наконец что-то заработать. Мы болтаемся по морям уже скоро год, но никто из нас не перестал быть нищим!
Капитан поджал нижнюю губу:
— Вы считаете это достаточным основанием?
Мур сказал:
— Да!
Все остальные промолчали, ожидая, чем закончится словесный поединок.
— Но это же пиратство!
— Не важно, как это называется, главное, чтобы это пошло нам на пользу!
— Пока мы грабили мусульман, кстати ни в чем перед нами не виноватых, я смотрел на это сквозь пальцы, но что же теперь мне делать, когда вы собираетесь напасть на английский корабль?
Канонир зло усмехнулся:
— Раздвинуть пальцы пошире.
— Кроме того, что это пиратство, это еще и предательство. Нельзя нападать на своих…
Мур поднял руку:
— Идут слухи, что в Европе война уже прекратилась. Просто пока нет объявления для южных морей. Таким образом, нападая на этого купца, мы всего лишь наносим вред толстосумам из Ост-Индской компании, но ни в коем случае не удар в спину Британии. Я так считаю.
В толпе, сгрудившейся за спиной канонира, раздались одобрительные возгласы. Многие хотели пойти пограбить, но никто не хотел, чтобы их считали нехорошими.
Такие, как Канинг, колебались.
Действительно, считали они, пустить ко дну две-три мусульманские фелуки, изнасиловать десяток-другой аборигенок — это еще ничего. Такие деяния находятся в пределах кодекса чести британского офицера.
Но вот грабить суда, идущие под британским флагом, — это, кажется, чересчур.
Могут назвать пиратом.
Отвечая этим затаенным мыслям, Кидд сказал:
— Если мы нападем на этого купца, мы станем настоящими пиратами. Мы станем изгоями. Ни Тью, ни Каллифорд, ни Уэйк никогда не грабили англичан. Только поэтому они могли входить в английские порты. Я сам видел Тью в Нью-Йорке на приеме у губернатора.
— Вот! — возопил канонир. — Вот ты и показал свое настоящее лицо!
Кидд поставил стакан на стол и ощупал подбородок.
— Тебя волнует не то, каково приходится твоим людям, ты и глазом не моргнешь, если они начнут умирать от голода или от цинги. Тебя заботит лишь одно — скорейшее возвращение домой, в Нью-Йорк. Ты готов всех нас сгноить заживо, лишь бы не потерять такую возможность.
— Да, — честно прошептал Кидд.
Канонир бешено захохотал — с таким видом, будто он сделал чудовищное разоблачение.
— Нет, — смешался капитан. — Не хочу я никого гноить, но хотел бы вернуться, это правда.
Канонир повернулся к публике:
— А знаете, что его туда тянет? Не знаете? Я вам расскажу. У него там, видите ли, жена. Супруга. Миссис Джонсон-Кидд, пятидесятилетняя дебелая тварь! Прежде она служила в портовом борделе в Бресте, а потом перебралась в Новый Свет и охмурила старика Джонсона. Десять лет она наставляла ему рога, а потом уморила какой-то микстурой. И тогда вот этот… — Мур, не оборачиваясь к Кидду, вытянул в его сторону указующий перст и начал мелкими шажками, спиной, к нему приближаться, — вот этот, с позволения сказать, капитан женился на ней. Он влюбился в эту развратную корову по уши. Ради того чтобы припасть к ее вымени, он готов все бросить, оставить нас нищими и мчаться обратно на всех парусах. Я вам еще вот что про нее расскажу. У нее есть знакомые врачи. Они помогли ей избавиться от старика Джонсона, и те…
Мур, как подкошенный, рухнул на пол. Из-под правого уха тут же начала растекаться кровавая лужа.
Кидд бросил ковш для разливания на труп канонира и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45