«БЛАЖЕННЫЙ УИЛЬЯМ»
(окончание)
Когда капитан бежавшего корабля вошел в кабинет губернатора острова Невис и увидел хозяина кабинета с листом бумаги в руках, он почувствовал, что ему становится худо. В голове возникает какая-то путаница, все понятия меняются местами, и вообще мир меркнет.
Дело в том, что Кидд решил, будто в руках у губернатора одно из писем девиц Плант и ему сейчас предъявят обвинение в незаконном, компрометирующем девичью честь проникновении в дом майора Планта. Причем случившемся как раз в тот момент, когда подчиненный ему корабль совершал побег из гавани острова.
— Что это?! — грозно спросил сэр Вудфорд, засовывая в вырез своей ночной рубахи смоченное холодной водой полотенце. Губернатор был не только подагриком, но и сердечником.
Если бы горло капитана не перехватил чудовищный спазм, он бы сразу и полностью изложил все, что ему было известно по поводу девиц Плант.
Надо сказать, что дополнительный юмор ситуации заключался в том, что губернатору еще ничего не было известно о случившемся в гавани. Он забылся под утро коротким, но глубоким сном, а домашние, знавшие, какие страшные мучения приносит сэру Вудфорду бессонница, не решились его сразу разбудить. И только когда пришло письмо, которое губернатор теперь держал в руках, камердинер решился войти в спальню и потеребить потное плечо.
— Так вы ответите мне, капитан, что это такое, или нет?! — Голос островного правителя дошел до высшего уровня грозности.
И тут в кабинет вбежал запыхавшийся, бледный майор Плант.
Его появление встряхнуло капитана Кидда, и он заговорил. Повернувшись первым делом к майору.
— Сэр, прошу принять мои извинения.
Майор, увидев капитана, остолбенел. Видимо, увидеть не ожидал.
— Вы здесь?!
— Поверьте, сэр, к вашим дочерям я отношусь с величайшим уважением и никогда бы не позволил себе…
— При чем здесь мои дочери?!
Губернатор не оставил намерения получить ответ на поставленный им вопрос. Потрясая письмом, он проревел:
— Кто-нибудь, черт возьми, объяснит мне, что это такое, иначе я…
Кидд, указывая на лист бумаги в руках сэра Вудфорда, дал короткое и косвенное пояснение. Причем дал не тому, кто его требовал, то есть майору.
— Поверьте, сэр, я получил таких много.
— Где ваш корабль?! — крикнул майор, наливаясь кровью и остатками непереваренного портвейна.
Кидд подавленно пожал плечами:
— Корабль — это другое, я еще не знаю, что сказать. Но в одном я могу вас заверить определенно: я не имею перед вашими дочерьми никаких обязательств. Да и они на меня не слишком рассчитывали, это видно из письма. Прочтите сами, что там написано.
Губернатор протянул послание майору. Тот долго его разворачивал трясущимися руками, щурился, жмурился, вытирал пот с широкого загорелого лба.
«Дорогой отец. Я не мог поступить иначе. Когда ты получишь это письмо, я буду уже в пути. Цель моего путешествия — Нью-Йорк. Не ищи меня, это бесполезно. Надеюсь, настанет день, когда ты поймешь, почему я так поступил. Твой сын Эндрю. Написано на борту „Блаженного Уильяма“.
Наступило продолжительное молчание. Потом майор дал краткие пояснения:
— «Блаженный Уильям» ушел сегодня из гавани без всякого предупреждения, расстреляв предварительно «Нортумберленд». Похоже, тому придется лечь на грунт.
Губернатор тяжело прошагал к ближайшему креслу и с трудом в него втиснулся. Камердинер подал ему смоченное холодной водой полотенце, и сэр Вудфорд приложил его к голове.
— Мы можем кого-нибудь послать в погоню?
Майор грустно покачал головой:
— На ходу только два брига и восьмипушечный шлюп. Мы могли бы отправить вслед за «Блаженным Уильямом» «Антигуа», это довольно ходкий галион, и пушечное вооружение…
— Так в чем же дело?
Плант развел руками:
— Надо перетягивать такелаж. Иначе первый же порыв свежего ветра…
— Сколько для этого потребуется времени?
— Для самых необходимых операций — сутки или двое.
Тут счел возможным вмешаться Кидд:
— Какая разница, сутки, двое. Мы же знаем, где их искать.
Губернатор посмотрел на него тяжелым, дымным взглядом и сказал:
— Искать придется вам, капитан Кидд.
— Разумеется, сэр.
В этот момент в кабинет губернатора решительным шагом вошел полковник Маллин. Вошел со словами:
— Я всегда знал, что эта хитрая скотина Кидд выкинет какую-нибудь гадость.
Увидев капитана, он осекся, и с ним произошло то, что случается с краснолицыми людьми, когда они испытывают сильное чувство неловкости.
Он побледнел.
Глава 3
«АНТИГУА»
В 1626 году голландские мореходы основали в устье реки Гудзон поселение, которое назвали со свойственной им изобретательностью — Амстердам. Правда, с приставкой Новый. Город был расположен очень удобно и выгодно для нужд морской торговли того времени. Это быстро, всего через сорок лет, поняли мореходы английские и пожелали у голландцев, младших своих братьев, этот город отобрать, мотивируя тем, наверное, что им он нужнее. А может быть, и никак не мотивируя.
В 1666 году они совершили первую попытку осуществить свой замысел.
Она оказалась не слишком удачной.
Однако в 1676 году англичане добились своего. Город они, разумеется, переименовали. Мыслили они так же оригинально, как голландцы, и поэтому город стал называться Йорк, с приставкой Нью.
Но здесь не время и не место излагать историю этого города. Нас интересует не столько Нью-Йорк, сколько Уильям Кидд в Нью-Йорке.
Прежде всего надо сказать, что никакого Эндрю Вудфорда он не нашел.
Хотя искал.
И добросовестно.
Он обшарил все восточное побережье — от Нью-Бедфорда до Ньюпорт-Ньюс. Несколько раз обошел вокруг Длинного острова, называемого ныне Лонг-Айленд, однако и это не принесло никаких результатов.
Сын губернатора острова Невис как в воду канул. Многие спутники Кидда так ему прямо и говорили: утонул, мол, парень, поиски надобно оставить.
Уильям Кидд был упорен в своих намерениях. Сделав несчастным своего собственного отца, он пытался осчастливить хотя бы отца Эндрю. Кроме того, ему было неудобно возвращаться на Невис с пустыми руками.
Надо сказать, что большая часть его команды также не горела подобным желанием. Плавание в водах Западной Атлантики казалось им и прибыльней и веселей монотонной и опасной службы в водах Карибского моря.
На такие мысли матросов навели два удачных столкновения с французскими торговыми судами. «Антигуа», даже не будучи грозным боевым кораблем, легко с ними справился, соответственно команда стала обладательницей довольно жирной добычи. Поскольку «Антигуа» не числился в составе королевского британского флота, а являлся частной собственностью сэра Вудфорда, то из французской добычи ничего королевской казне и не досталось. Кидд, правда, настоял, чтобы владельцу судна была выделена причитающаяся ему доля.
Никто не возражал.
Это было не вразрез с естественными правилами каперства, кроме того, как бы узаконивало полученное матросами.
Никто не возражал даже, чтобы доля Вудфорда хранилась в каюте Кидда.
Надо сказать, что сам Уильям пребывал в довольно скверном расположении духа. Он чувствовал себя кругом виноватым.
Перед сэром Вудфордом, за то, что никак не может найти его сына.
И перед королем Вильгельмом, за то, что беззаконно, то есть беспатентно, каперствует, вместо того чтобы честно нести службу в рядах королевского флота.
К тому же и перед своей командой, за то, что не воспрепятствовал ее формальному дезертирству из рядов воюющей армии на легкую дорожку фактического мародерства.
Матросов эти мысли занимали мало.
Тем более что только часть команды состояла из дававших присягу солдат. Половина была укомплектована обыкновенными джентльменами удачи из таверн Порт-Элизабет. Вудфорд и Плант не захотели окончательно оголять оборону острова и посмотрели сквозь пальцы, когда на борт «Антигуа» хлынули во множестве татуированные дьяволы с туманным прошлым. Даже полковник Маллин закрыл уши, дабы не слышать, как плачет тюрьма по этим развеселым господам.
Раствор, составленный из неслиянных субстанций, как правило, взрывоопасен. В команде шла скрытая, повседневная, изматывающая война за преобладающее влияние.
В подобной ситуации для верховного командования подходит более всего такой человек, как Кидд.
Команды его выполнялись беспрекословно, даже когда не полностью совпадали с интересами экипажа.
Он по первому требованию получал не только свою долю добычи, но и ту, что полагалась сэру Вудфорду, как если бы он отправил «Антигуа» не на поиски сына, а на обыкновенную каперскую охоту.
Настал момент, когда Кидд обнаружил, что является обладателем средств, достаточных для приобретения собственного вполне приличного дома.
В лучшем районе города Нью-Йорка.
К этому времени он был уже до такой степени сыт странствиями, приключениями и грандиозными победами, что поддался тихим уговорам своего сердца и такой дом приобрел.
Причем человек, который оказал ему помощь в этом деле, сделался его хорошим знакомым. А может быть, и нехорошим. Однозначно ответить на этот вопрос нельзя.
Звали этого человека Роберт Ливингстон, он был одним из совладельцев большой торговой конторы под названием «Ливингстон, Джонатан и Сигал», занимавшей первый этаж большого каменного дома неподалеку от главных портовых конюшен.
Познакомились капитан и предприниматель случайно.
Так, по крайней мере, показалось капитану.
Произошло это на петушиных боях в салуне Гертора Смита. Кидд зашел туда принять в организм капельку чего-нибудь крепкого, и пока делал это, пока закусывал куском жареного по-ирокезски мяса, в салун набилась куча народу, столы растащили, выход перегородили, поднялся невообразимый шум.
Заключались пари.
Образовавшееся в центре зала пространство посыпали белым песком.
Принесли в больших ивовых корзинах виновников всего этого переполоха.
Двух индейских мощных петухов с ярко-красными гребнями, с привязанными лезвиями вместо шпор, с безумным наркотическим блеском в глазах. Петухам всегда давали немного виски, перед тем как выпустить на арену.
Кидд охотно, и даже торопливо, ушел бы. Но это сделать было невозможно. Капитан вздохнул и заказал себе еще выпить. Он и не предполагал, что задержаться придется на столь длительное время.
За первой петушиной парой последовала вторая.
Третья.
Четвертая.
Птицы исправно, умело и яростно калечили друг друга, люди вышвыривали вверх пальцы, показывая свои ставки, торопливо лакали из стаканов виски, что-то кричали, подпрыгивали, закатывали глаза и со знанием дела сквернословили.
Пахло кровью и потом в запертом помещении.
Капитан сидел за дальним столом, потягивая заказанное питье и привлекая недоуменные взгляды хозяина и его помощников.
Оказалось — не только.
К нему вдруг подошел довольно хорошо одетый джентльмен, невысокого роста, с круглым красным лицом и навсегда прищуренным взглядом.
— Позвольте представиться, Роберт Ливингстон, предприниматель.
Кидд посмотрел на него без всякой приязни и без какого бы то ни было интереса. Манеры здешних англичан ему не нравились. Ему куда больше импонировала обходительность жителей Старого Света.
Тем не менее он был вынужден сказать:
— Уильям Кидд. Моряк. Чему обязан таким вниманием?
— Вы еще спрашиваете! В двух шагах от вас в течение двух часов идет петушиный бой, выигрываются и проигрываются целые состояния, а вы безучастны. Пьете… не удивлюсь, если в стакане у вас не виски, а целебный отвар
— У меня в стакане виски.
Ливингстон восторженно всплеснул руками:
— Тем более! Лед вашего характера столь тверд, что даже зрелище петушиного боя в союзе с виски не в состоянии его растопить. Поразительно!
— Я сижу в стороне и никому не мешаю.
— Вы так долго сидите в стороне, что на ваш счет стали задумываться. Еще немного, и вы станете центром внимания. Кидд тоскливо огляделся. Не менее дюжины пар глаз было направлено в его сторону.
— Я бы ушел, но вы же сами видите — выход загорожен. Ливингстон продолжал веселиться:
— Нет такого салуна, из которого был бы только один выход, поверьте мне.
Он оказался прав.
Через дверь в буфетную за стойкой салуна они попали в темный коридор, а из коридора — на улицу.
— Знаете что, Кидд, я заработал сегодня немного денег на петушиной крови, не согласились бы вы отпраздновать со мной это событие?
Настроение Уильяма было не праздничным, но ему не хотелось отказывать этому милому человеку, тем более выручившему его из неприятной ситуации.
— Извольте.
Вскоре они сидели за столиком другого заведения, которое отличалось от прежнего только тем, что там не было никаких петушиных боев.
— Судя по выговору, вы шотландец, Кидд. Говорил Ливингстон бодро, одновременно разделывая пухлыми пальцами сочную курицу.
— Вы угадали, — скучно отвечал Уильям, неуверенно присматриваясь к лежащим на блюде устрицам.
— А судя по поведению… — Пожиратель курятины на секунду задумался. — Знаете, Кидд, не могу представить, чем бы мог заниматься такой человек, как вы!
Уильям вздохнул:
— Морским разбоем.
Ливингстон захохотал, с набитым ртом, но все равно очень громко.
Капитана этот смех почему-то задел. Совсем чуть-чуть, но все же.
— Я капитан капера «Антигуа». Не далее как трое суток назад я взял на абордаж французский бриг с грузом табака и индиго.
Ливингстон одним усилием горловых мышц отправил нажеванное внутрь, и в его веселом прищуренном взгляде возникла зоркость.
— Табак и индиго?
— Да.
Кидд кивнул и попытался поддеть двузубой вилкой розовую тварь, плавающую в раковине.
— Сколько?
— Сколько — чего?
— Табака и индиго?
— Несколько тысяч фунтов. Я не считал.
— Вы их уже продали?
— Не знаю, кажется, нет. Этим занимаются мои офицеры. Кигли и Джоунс.
Ливингстон сбил парик на затылок и одним из длинных локонов вытер губы.
— Такое впечатление, что вас не интересует дело, которым вы занимаетесь.
Кидд оставил устрицу в покое, правда изрядно изранив ее перед этим.
— Пожалуй, вы правы. Я плаваю всего несколько лет, но ненавижу море всем сердцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45