Только просьба о понимании. Медленно, мягко, ласково пробовал он на вкус сочную мякоть ее губ — и Дорси отдавалась ему с радостью, без остатка, таяла, растворялась в его поцелуе, смутно понимая, что здесь ее место, что здесь она хотела бы остаться навсегда, что ничего иного не желает и не захочет пожелать во веки веков…Приподнявшись на цыпочки, она обвила руками его шею, запустила пальцы в густую копну темных волос. С жаром отвечая на поцелуй, она ощущала горьковатый привкус кофе, мятный — зубной пасты, и что-то еще — такое смутное… такое неопределимое…Надежда. Вкус надежды. Чувствует ли его Адам? Этого Дорси не знала — могла лишь догадываться. Но знала: у них все получится. Любовь, рожденная в их сердцах, вскормленная долгими задушевными беседами, страстными взглядами, прощальными поцелуями на крыльце, жаркими ночами, проведенными вместе, эта любовь истинна. А истинные чувства не умирают. Пусть впереди у Дорси еще много пасмурных дней — вместе с Адамом она преодолеет все.С неохотой оторвавшись от ее губ, Адам взглянул ей в глаза.— Как же мне не хватало тебя… Дорси. — Он улыбнулся, со значением произнеся ее настоящее имя. — К этому имени мне придется привыкнуть. Но, господи, как же я по тебе скучал! Я на все готов, чтобы тебя вернуть!«Он на все готов, чтобы меня вернуть?» — изумилась Дорси. Господи боже! А она-то все это время изнывала от тоски и отчаяния при мысли, что потеряла его навсегда!— Прости меня! — прошептала она. — Если можешь, прости.— Давно простил, — с готовностью ответил он. — Только пообещай, что с этой секунды между нами не будет никаких секретов.— Обещаю, — ответила она;— Я тоже, — улыбнулся он. — И, пожалуй, начну сеанс откровений прямо сейчас Дорси, я люблю тебя. Во всех твоих ипостасях.Она выдавила нервный смешок— Даже Лорен?— А что плохого в Лорен? Она — яркая, смелая, остроумная женщина. И классно смотрится в мини-юбке— Лучше, чем Мак в галстуке? — рассмеялась Дорси.Он задумчиво прищурился:— Как сказать. Это зависит…— От чего?— От того, где завязан галстук.— Ах ты развратник! — в притворном негодовании воскликнула Дорси.Подтверждая это обвинение, он усмехнулся совершенно развратной усмешкой.— Точно, детка, и сейчас ты в этом убедишься! — И снова притянул ее к себе.«Как легко все получилось!» — думала Дорси. После этого кошмарного месяца она не сомневалась: искать дорогу к Адаму будет не легче, чем прорубаться через джунгли в дождливый сезон. Кухонным ножом. Босиком и с завязанными глазами. С бешеным ягуаром на закорках и тучей москитов над головой.А оказалось…— Знаешь, — прошептал он, касаясь губами чувствительного местечка у нее за ухом, — у меня к тебе одна просьба.«Ну разумеется!» — сказала она себе.— Хочешь, чтобы я встала перед тобой на колени и молила о сексе?Он удивленно выгнул темные брови.— До сих пор мне это в голову не приходило, но вообще-то мысль интересная…— Адам!— Может быть, попозже, — сжалился он. — Сейчас я прошу о другом. Скажи, что ты ко мне чувствуешь? Только честно.В.глазах его явственно читалась неуверенность, тревога… даже страх. Господи, и он еще сомневается? Что ж, всю свою жизнь Дорси будет показывать Адаму, что именно к нему чувствует. Самыми разными способами. Во всех своих воплощениях. Мак будет любить его как верный и надежный друг. Лорен — как страстная, чувственная любовница. А Дорси… Дорси будет просто любить. Всем сердцем. Всей душой. До конца жизни — а может быть, и дольшеИ все это кипение мыслей и чувств она уложила в три коротких слова.— Я люблю тебя, — ответила Дорси. — Люблю. Честное слово.— Никогда не думал, — промурлыкал Адам, — что честность так возбуждает!Дорси давно уже заметила, что он возбужден — не зря тесно прижималась к нему бедрами.— Итак? — спросил он, сообразив, что она заметила его возбуждение. — Что же дальше?— Карлотта сейчас дома, так что поедем к тебе, — без колебаний ответила она. Адам просиял улыбкой.— Непременно, и очень скоро, — пообещал он. — Но я хотел знать, что ты будешь делать дальше?— Хм… — Дорси задумалась, стараясь не показывать разочарования. Пока она удовлетворилась тем, что прижалась к нему покрепче — Ректор ясно дал понять, что в «Северне» для меня нет места. По крайней мере, на факультете социологии. Может быть, ведро и тряпку мне доверят, — горько усмехнулась она.— Может быть, тебе стоит послать резюме в другой колледж или университет? — предложил он. — В Чикаго множество учебных заведений.— Я уже получила несколько предложений, — призналась Дорси. — И из местных колледжей, и из других штатов.Улыбка стерлась с его лица.— Каких еще других штатов? Из Индианы, что ли?Она покачала головой:— Нет, из Новой Англии.— Из Новой Англии?Она кивнула:— Да, и на длительный срок.— Новая Англия?!— И зарплата подходящая.— Новая Англия!!Дорси, не выдержав, расхохоталась.— Но они предлагают читать лекции по масс-культуре и средствам массовой информации.Адам с явным облегчением улыбнулся в ответ.— А мне это неинтересно, — добавила Дорси и прижалась к Адаму еще крепче. — С массовой культурой я не хочу больше иметь ничего общего. Мне нравится преподавать, но преподавать именно социологию. Беда в том, что никто больше не видит во мне серьезного ученого. Все воспринимают меня как Лорен Грабл-Монро, только без парика. Ума не приложу, где теперь искать работу.— Попробуй писать, — предложил Адам.— Ни за что! С писательства-то и начались все мой беды! — простонала Дорси.— Да, но только потому, что ты прятала свое истинное «я». Не желала признать, что Лорен Грабл-Монро и Дорси Макгиннес — одно и то же. А теперь все знают, что вы с Лорен — одно лицо, и ничто не мешает тебе писать под собственным именем.— Но о чем писать?Он чуть отстранился, и она подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо.— Для начала опубликуй свою диссертацию. Дорси от души расхохоталась:— «Элитный клуб для состоятельных мужчин как микрокосм маскулинизированного общества»? Да уж, представляю, какие очереди выстроятся за этим бестселлером!— Непременно выстроятся, если ты кое-что там подправишь, добавишь сенсационности и придумаешь броское заглавие. Как тебе, например, такое «В логове врага: феминистка в мужском клубе»?— Прекрати! — тщетно пытаясь справиться со смехом, воскликнула Дорси. — Ты же знаешь, Линди с меня шкуру сдерет!— А ты не называй имен.— Нет, ни за что! — отсмеявшись, решительно объявила Дорси.— Можно ведь писать книги по социологии, — заметил Адам. — Ярким, популярным языком — так, как написана «Как заарканить миллионера».— Но…— И бросать преподавание тебе не придется, — продолжал он. — Только делиться знаниями будешь не с разгильдяями-студентами, а с теми, кому действительно интересно тебя слушать. Как Лорен на встречах с читателями.— Но это не преподавание!— Почему? — возразил Адам. — Я прекрасно помню, как в Северо-Западном университете Лорен прочла своим читателям целую социологическую лекцию. Я ведь там был, помнишь?— Да, но, Адам…— И ты никогда меня не убедишь, что тебе не нравилось быть Лорен, — прервал он ее. — У тебя так здорово получалось, так убедительно! Значит, Лорен отвечала каким-то твоим внутренним устремлениям.— Может быть, — нехотя согласилась Дорси. — Но все же…— А в Лорен есть что-то от Мак, — продолжал он. — Вспомни свою книгу: ее остроумие, житейская мудрость — разве это не подарок от барменши?— А откуда ты знаешь, что там, в моей книге? — подозрительно поинтересовалась Дорси. Адам чуть смущенно улыбнулся.— Я ее прочел, — пожав плечами, объяснил он. — И знаешь, что самое интересное? Мне понравилось. Ты отлично пишешь, Дорси. Ты не только умна и остроумна — у тебя нестандартный взгляд на мир, ты не боишься идти вразрез с общественным мнением. Да, а тот фокус со сливками мы непременно испробуем — и как можно скорее!Дорси не знала, что ответить. Она никогда не думала о Лорен в таком ключе — однако, как ни странно, в словах Адама был смысл. Да, по большей части она тяготилась маской Лорен, но в иные минуты искренне наслаждалась этой игрой. В обличий Лорен она чувствовала себя свободной: могла дурачиться, откровенно кокетничать, отпускать вольные шутки — словом, вести себя так, как никогда себе не позволяла серьезная молодая преподавательница в круглых очках и фланелевой рубахеИ Мак, в свою очередь, была частью самой Дорси — и все же многим от нее отличалась. Дорси замкнута, стесняется чужих, не любит шумных компаний; а Мак — человек веселый, компанейский и открытый. До сих пор Дорси не позволяла этим чертам своего характера показываться на поверхности, опасаясь, что они разрушат ее сложившийся образ — образ серьезной деловой женщины, которую не интересует ничего, кроме науки и карьеры. Но если смешать все это вместе и взболтать, то получится…Получится Дорси Макгиннес — настоящая.От всех этих размышлений и открытий у нее голова пошла кругом, и Дорси решила, что отложит самокопание на потом. Разберется в себе как-нибудь на досуге. Но не сейчас, когда к ней вернулся Адам. Когда*1 перед ними лежит их общее будущее. Когда, после месяца бурь и гроз, из-за туч наконец-то выглянуло солнце.— В последние несколько недель, — говорил тем временем Адам, — журналисты осаждали тебя со всех сторон. Неудивительно, что ты прячешься от них, словно от стаи кровожадных хищников. Но, поверь, мы не так уж плохи. Может быть, мы тебе понравимся, если ты сойдешься с нами поближе.— О чем ты? — непонимающе спросила Дорси.Несколько секунд он задумчиво смотрел ей в лицо, словно собираясь принять какое-то важное решение— Дорси Макгиннес, — торжественно произнес он наконец, — я намерен сделать тебе предложение, от которого вы — и ты, Дорси, и ты, Лорен, и ты, Мак, — не сможете отказаться.— Вот как? — подняла она брови. Именно так. Но чуть позже. Сейчас у меня к тебе куда более важный вопрос— Какой же?Он усмехнулся очень развратной усмешкой.— Правду ли говорят, что в колледже «Северн» звуконепроницаемые стены?— К сожалению, нет, — улыбнулась она в ответ.— А я-то думал… — разочарованно протянул он.— А почему ты спросил? — поинтересовалась она, заранее зная ответ.— Просто заметил, что ты ходишь босиком. Напрасно она решила, что знает ответ!— Ботинки промокли по дороге, и я поставила их на батарею сушиться. А что тебе до моих ботинок?Вместо ответа Адам задумчиво оглянулся кругом и задал новый вопрос:— Хорошо, через стенку все слышно — а хотя бы замок на двери есть?— не-а, — протянула она, боясь предположить, к чему он клонит.— А этот стол выдержит нас обоих?Ага! Теперь-то Дорси не боялась ошибиться!— Боюсь, что нет, — отозвалась она с глубоким и искренним сожалением.Но Адама ничем нельзя было смутить:— А ты когда-нибудь занималась любовью на рабочем месте? — как ни в чем не бывало поинтересовался он.— Пока нет.— Хочешь попробовать?— Я не упускаю случая пополнить свое образование, — смело улыбнулась она. Он рассмеялся:— Дорси, сколькому нам предстоит научиться друг у друга!— Чего же мы ждем? — засмеялась и она. Как выяснилось секунду спустя — ничего. Ибо не успела Дорси договорить, как Адам сжал ее в объятиях и прильнул губами к ее губам. На сей раз поцелуи его были жарки, требовательны, почти яростны. В них был голод и жажда. От таких поцелуев не вернешься к дружеской беседе — нет, они могут послужить лишь прелюдией к чему-то совсем иному…«Вот оно, начало новой жизни!» — мелькнуло в голове у Дорси, а потом все мысли куда-то испарились. Подняв обе руки, Дорси запустила пальцы в шелковистую гриву Адама: она успела забыть, как любит ерошить ему волосы, как сладко прижиматься к нему все теснее, какой неземной восторг заключен в простых словах: «Этот мужчина — мой!» Адам, должно быть, угадал ее чувства и желания: обхватив ее обеими руками за ягодицы, он прижал ее тело к своему. О, что за чудо — прижиматься к нему вот так, уста к устам, грудь к груди, бедра к бедрам! Ей казалось, что она могла бы стоять так вечно!Но вечность подождет, а Дорси ждать не могла Адам, как видно, тоже не любил ждать: пронзая ее до глубины души огненным, хищным поцелуем, он положил руку ей на грудь и чувствительно сжал. Пламенная волна прокатилась по ее телу при этом прикосновении: Дорси прерывисто вздохнула и невольно потянула его за волосы. В ответ Адам сжал грудь Дорси еще сильнее, и из потаенных глубин ее существа вырвался сладостный стон.— Еще! — пробормотала она.Адам повиновался — и не один раз!Не думая, что делает, полагаясь лишь на инстинкт, Дорси расстегнула пуговицу у него на джинсах и торопливо потянула вниз «молнию» ширинки. В руку ей легло что-то твердое и горячее, едва прикрытое мягкой хлопковой тканью. Дорси ощутила, что Адам напряжен и влажен от желания, и возликовала при мысли о том, какой властью обладает над ним. Умелыми пальцами Адам расстегнул джинсы на ней и, распахнув ширинку, легко и быстро просунул руку во влажную, пылающую сердцевину ее существа Колени Дорси подогнулись. В этот миг она поняла — в любви мужчина и женщина имеют равную власть друг над другом.Адам держал ее за талию, не позволяя бессильно осесть на пол. Но только одной рукой — другая продолжала свой бесстыдный натиск. Взад-вперед двигались пальцы, поглаживая чувствительную плоть, возбуждая безумные желания. Снова и снова проникал он в нее, сперва одним пальцем, затем двумя, пока Дорси не ощутила, что еще миг — и она сойдет с ума от наслаждения и жажды.Но и сама она времени не теряла: то пробегала пальцами по всей длине его мужского орудия, то водила ладонью по стволу, то сжимала головку — и дыхание Адама все учащалось, движения все ускорялись, и казалось, вот-вот он забудет обо всем на свете.Но в тот миг, когда Дорси поняла, что больше не вытерпит, каким-то чудом она нашла в себе силы проговорить — нет, простонать:— Адам!Он застыл, но не сразу нашел в себе силы ответить.— Что? — слабо проговорил он.— Я хочу тебя по-настоящему.— Хорошо, — задыхаясь, прошептал он. — Очень хорошо. Потому что я тоже хочу тебя по-настоящему.— Но здесь негде… — почти в отчаянии простонала она.Но не успела она договорить, как одним быстрым, плавным движением Адам потянул вниз ее джинсы и трусики, затем бросил на стол свою кожаную куртку и уложил на нее Дорси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34