— Я такого чудака, как ты, еще не встречала!— И это говорит женщина, — не подумав, парировал Лукас, — которая способна без всякого повода врезать мужику по физиономии, но едва не падает в обморок, когда ее берут за руку?Эди снова застыла на сиденье.— Лукас, это не твое дело.— Может, и так, — возразил он. — Но из-за этого мне чертовски трудно узнать тебя получше.— А ты не пытайся меня узнать.Не отрывая глаз от дороги, он процедил:— Вот тут я с тобой поспорю.— А что тебя не устраивает?— Видишь ли, Эди, я очень хочу узнать тебя получше.Она молчала; уголком глаза Лукас заметил, что она отвернулась и смотрит в ночную тьму.— Это пройдет, — мягко сказала она наконец.— Может быть, — согласился он. — Но я не хочу, чтобы это прошло!— Это пройдет, — повторила она бесстрастным, далеким голосом, словно призрак, ведущий беседу с живым.Он хотел ответить, хотел продолжить спор, но не успел придумать ответа. Впереди показался дом Эди — уродливое угловатое здание из серого кирпича. Не успел Лукас затормозить у подъезда, как Эди толкнула дверь и бросилась прочь из машины.— Эди, подожди! — крикнул он ей вслед. Но крик его потонул в хлопанье дверцы.— Черт! — пробормотал Лукас, распахивая дверь со своей стороны.Он нагнал ее на втором этаже — она уже поворачивала ключ в замке. Лукас бросился вперед и, не думая, что делает, уперся ладонью в дверь, не давая ее открыть. Эди отшатнулась, хотя Лукас до нее не дотрагивался, она прижалась к двери спиной, и в глазах ее застыл настоящий ужас.Смертельный ужас.Губы ее дрожали, грудь тяжело вздымалась, из горла, казалось, готов был вырваться отчаянный безумный крик.— Не бей меня! — всхлипнула она. — Пожалуйста… не бей…Сердце Лукаса отчаянно заколотилось. Теперь то, о чем он только подозревал с того памятного вечера в «Дрейке», предстало перед ним во всей беспощадной наготе. Кто-то обидел Эди Малхолланд — жестоко обидел. Думать об этом было нестерпимо, но Лукас знал: этих мыслей не избежать. Однако сейчас он ничего не может сделать — разве что тряхнуть головой, прогоняя алый туман ярости перед глазами, и постараться успокоить Эди.— Эди, я никогда тебя не обижу! — проговорил он так мягко, как только мог.Больше всего на свете хотел он сейчас заключить ее в объятия, но знал: этого она не вынесет.— Никогда, никогда я не подниму на тебя руку! Никогда не причиню тебе боли, Эди!— Дай мне войти в дом, — прошептала она. — И уходи. Пожалуйста, Лукас, оставь меня.Как ни нестерпима была для Лукаса мысль уйти и оставить ее в таком состоянии, он понимал, что сейчас Эди слишком напугана и взывать к ее рассудку бесполезно. Он отступил назад и протянул к ней руки ладонями вперед — жест смирения и добрых намерений. Несколько секунд Эди не двигалась с места, следя за ним расширенными от ужаса глазами — глазами жертвы, перед которой изготовился к прыжку хищник. Затем медленно повернулась к нему спиной и повернула ключ в замке.— Эди, давай поговорим! — взмолился он, когда дверь открылась. — Я не хочу, чтобы наш вечер так закончился!Она проскользнула в прихожую, но не стала захлопывать за собой дверь, чего так боялся Лукас. Эди остановилась на пороге и повернулась к нему. Дыхание ее немного успокоилось, взгляд прояснился, но на щеках пылали алые пятна, и рука, сжимающая дверную ручку, дрожала. Что-то пугало ее: может быть, не сам Лукас, но какие-то давние воспоминания, искажающие и чернящие его образ.— Эди! — повторил он, бессильно сжимая кулаки.Заметив этот жест, она нахмурилась. Сообразив, что Эди неверно истолковала его движение, Лукас немедленно разжал руки, но было поздно.— Эди, прошу тебя! — сделал он последнюю попытку. — Поговори со мной!— Уходи, Лукас, — тонким, ломким, словно механическим голосом ответила она. — Оставь меня в покое.В ее словах не было ни злости, ни яда — только какая-то печальная решимость. Будь у Лукаса чувствительное сердце, оно разбилось бы в этот миг. Хорошо все-таки быть бессердечным сукиным сыном! — подумал он, но эта мысль не принесла утешения.— Эди…— Спокойной ночи, Лукас. — Она потянула дверь на себя. — Спокойной ночи… и прощай.Он молчал, понимая, что слова бесполезны. Эди ошиблась: эта ночь для него не будет спокойной. 14 Едва распахнув свой шкафчик в «Дрейке», Дорси почувствовала: что-то не так.И дело не в том, что сегодня она для разнообразия явилась на работу вовремя. Нет, в воздухе витало смутное, но угрожающее предчувствие беды.Тряхнув головой, чтобы прогнать тревогу, Дорси переоделась и вышла в зал. Все здесь было как обычно: завсегдатаи сидели на своих местах. В конце стойки Дорси увидела Адама; при ее появлении он, как обычно, поднял голову и улыбнулся ей легкой загадочной улыбкой, которую она успела узнать и полюбить. Как обычно, Эди болтала с мистером До-Краев. Вот только выглядела подруга Дорси непривычно хмурой и озабоченной.— Привет! — поздоровалась Дорси, проскальзывая под стойку. — Что-то ты сегодня не в духе. Неприятности?Вяло пожав плечами, Эди потянулась к завязкам форменного передника.— Просто плохо себя чувствую.Странно, подумала Дорси. За все время их знакомства ей не случалось видеть Эди усталой или больной. Даже простуды обходили ее стороной — должно быть, улыбка Эди отпугивала самых злобных микробов.Но сейчас Эди не улыбалась. Нежные губы ее сжались в тонкую линию, под глазами темнели синие круги, словно она провела несколько ночей без сна. Белоснежная кожа побледнела сильнее обычного. Плечи сгорбились, словно на Эди давил невидимый груз. И, что хуже всего, погас свет в глазахДорси вопросительно повернулась к мистеру До-Краев, но тот только покачал головой и развел руками, давая понять, что сам хотел бы знать, в чем дело.— Ты заболела? — осторожно спросила Дорси.Эди мотнула головой:— Ничего особенного. — И почему-то тяжело вздохнула:— Просто… визит трех сестричек. Это у меня бывает перед месячными. Через несколько дней все пройдет.— Прости, что за три сестрички? — поинтересовалась Дорси, хоть и видела, что Эди сейчас не расположена к болтовне.На губах Эди показалась слабая улыбка.— А ты их не знаешь? Плакса, Хныкса и Крикса. Навещают бедных женщин каждый месяц. Тебя они никогда не мучили?— А как же! — откликнулась Дорси, радуясь, что к Эди вернулась хоть малая толика бодрости. — Бывает, что и чаще. Но я никогда прежде не видела, чтобы эти надоеды так доставали тебя.Эди пожала плечами, возясь с завязками передника.— Просто… — пробормотала она. — Просто на прошлой неделе мне пришлось сказать одному человеку, чтобы он ушел и оставил меня в покое.Дорси понимающе кивнула:— А он не ушел?— Нет, ушел, — ответила Эди, раздраженно дергая завязки. — И уже неделю не появляется.— И из-за этого ты такая грустная? — Дорси не могла скрыть удивления. — Знаешь не думала, что тебе нравятся самоуверенные нахалы!— Самоуверенные нахалы мне совершенно не нравятся, — заверила ее Эди. — Я думала, будет хорошо, если он уйдет, но ошиблась. Стало гораздо, гораздо хуже. Я не понимаю, почему мне теперь так плохо, и не понимаю, почему он пропал, и… и вообще ничего не понимаю!При этих словах Эди так дернула за непослушную завязку, что та осталась у нее в руке. Скорчив раздраженную гримасу, Эди сорвала с себя передник, сердито скомкала его обеими руками и швырнула в мусорное ведро.— Черт! — пробормотала она, сообразив, что потеряла самообладание.Брови Дорси взлетели едва ли не к потолку. Никогда еще она не слышала, чтобы Эди Малхолланд чертыхалась!— Знаешь что, — заговорила она, — отправляйся домой и поспи.— Поспать? — словно эхо, откликнулась Эди. — Интересная мысль. Поспать… Если засну.Побросав свои вещички в рюкзак и даже не попрощавшись, она нырнула под стойку и устало двинулась к дверям.— Этой девушке нужен человек, который сможет о ней позаботиться, — изрек мистер До-Краев, едва Эди скрылась из виду.Но на сей раз в его словах звучало искреннее беспокойство. И Дорси, как ни удивительно, с ним от души согласилась.Но стоило ей повернуться к Адаму, как все мысли о подруге вылетели у нее из головы. Ибо Адам не сводил с нее глаз, пожирая откровенным взглядом, словно и знать не желал, что любой сторонний наблюдатель может прочесть на его лице желание, нежность, привязанность и, может быть, даже…Одним словом, на лице у него было написано все.— Привет! — поздоровался он. Должно быть, на лице ее отразилось беспокойство, потому что он поинтересовался:— Трудный день?— Да нет, как обычно, — ответила она.Если не считать дискуссии на первой паре. На которой все былые поклонницы мисс Грабл-Монро во главе с Тиффани Дженнингс дружно объявили, что «Как заарканить миллионера» — пошлая книжонка, рассчитанная на идиоток, что ее популярность ясно доказывает, как низко упал интеллектуальный уровень публики, наконец, что Лорен Грабл-Монро развращает молодежь.И вообще, не пора ли ввести цензуру?Дорси не знала, что и думать. С одной стороны, надо радоваться, что ее студентки не поддаются влиянию рекламной шумихи (и двух месяцев не прошло, как они разобрались, что к чему!). С другой стороны, печально видеть, что они поддались влиянию нескольких озлобленных крикунов. Увы, их пламенные речи всерьез задевали Дорси, хотя онa не могла не признать, что девушки во многом повторяют ее собственные слова.От всех этих противоречий кругом пошла голова. Чертовски неприятно!Как видно, судьба (и не она одна) повернулась к Лорен Грабл-Монро спиной. Весь день Дорси пыталась дозвониться Аните в Нью-Йорк, но редактора не было на месте. Ничего, она поймает Аниту завтра. Они обсудят ситуацию и придумают, как достойно спровадить Лорен куда подальше. Пусть уедет в кругосветное путешествие, уйдет в монастырь… или заползет обратно под камень, из-под которого выползла.Ничего иного не остается. Лорен Грабл-Монро свою роль сыграла, и нетерпеливая публика жаждет возвести на пьедестал нового героя. И Лорен — Дорси могла за нее поручиться — будет только счастлива очистить ему место. Чем скорее, тем лучше.— Так что же, хорошо прошел день? — вернул ее к реальности Адам.— Да, пожалуй, — ответила она. — Неплохо.— У меня тоже, — улыбнулся он и, понизив голос, добавил:— Потому что я весь день думал о тебе.От этих слов сердце ее вмиг утонуло в чем-то теплом, мягком и пушистом. Какой же он… милый!Милый? Странно, никогда Дорси не думала так об Адаме Дариене. В первые недели их знакомства он представлялся ей какой-то несокрушимой всепобеждающей силой, прекрасной, но жестокой и безжалостной. Теперь же в нем появилась мягкость, человеческое тепло, которого раньше не было, — и сердце Дорси сладко сжималось при мысли, что этим преображением он обязан ей.— Какое совпадение! — прошептала она, наклоняясь к нему. — Я тоже весь день думала о тебе.Лицо ее осветилось улыбкой, как она догадывалась, очень похожей на улыбку Адама: были в ней и желание, и нежность, и привязанность, и, может быть, даже… ну, одним словом, на лице ее было написано все. И, что самое удивительное, на сторонних зрителей Дорси было плевать.— Я все думал о тех днях, что мы провели вместе, — признался Адам, заговорщически улыбаясь.— Я тоже.— Может быть, нам провести вместе и эти выходные?— Думаешь? Он кивнул:— Давай встретимся после твоей смены и…— Дорси!За спиной у нее выросла Линди Обри. Боже!Что, если она слышала…— В мой кабинет. Немедленно. И вы тоже, Адам, — обернулась она к посетителю. — Думаю, вам тоже будет интересно послушать.«Точно, все слышала!» — в ужасе подумала Дорси.Адам бросил на Линди удивленный и весьма недовольный взгляд.— Подождите минутку, Линди. Вам нет нужды…— Нужда есть, — отрезала она. — Ваше присутствие при разговоре не необходимо, но, думаю, вам стоит услышать то, что я собираюсь сказать.Она развернулась на каблуках и зашагала к себе, не оборачиваясь, совершенно уверенная, что Адам и Дорси покорно последуют за ней. И, как всегда, не ошиблась.— Уже боюсь, — пробормотала Дорси. — Должно быть, она все слышала, и теперь меня уволят.— Не понимаю, как она могла услышать, — возразил Адам. — Ее же здесь не было! Она выпрыгнула словно из ниоткуда. Должно быть, шныряла вокруг и что-то разнюхивала…— Значит, подслушивала, — заключила Дорси.— Мак, — мягко заговорил Адам, — если она… Словом, мне жаль, что так вышло. Это моя вина, и, разумеется, я помогу тебе всем, чем смогу.Он накрыл ее руку своею. Дорси хотела отдернуть руку, но вспомнила, что это уже незачем. Их накрыли. Сейчас Линди попросит ее собрать вещи — и все будет кончено.Что ж, оно и к лучшему. Не только потому, что материалы для диссертации собраны — нет, потому, что Дорси устала притворяться. Устала от лжи и обмана. Устала быть барменшей Мак и скандальной писательницей Лорен Грабл-Монро. Сегодня вечером, покинув «Дрейк», она расскажет Адаму правду. Всю правду. И о книге, и о диссертации.Она попытается ему объяснить, почему до сих пор держала его в неведении. Как-нибудь заставит его понять свой страх перед разоблачением и позором. Как-нибудь загладит свою вину. И он, она надеялась на это, простит ее.Потому что иначе она не выживет.— Если хочешь подождать здесь, — сказала она Адаму, — я пойму. С Линди не так-то приятно иметь дело. А за то, что произошло, отвечаю я— Черта с два! — возразил он. — Отвечаем мы оба. Я не брошу тебя, Мак. Что бы ни случилось!Дорси улыбнулась, благодарная за его поддержку. Она не обманывала себя: если она решится рассказать правду, им с Адамом предстоят трудные времена. Но Дорси не сомневалась: он поймет. Что же до диссертации — она ничего не теряет. Материал собран, осталось лишь его Оформить. А защитившись, она получит место преподавателя — и жизнь ее вернется в обычную колею.Все получится, говорила она себе по дороге — бесконечно длинной дороге — в кабинет Линди. Все получится. И сама в это верила. Впервые за много дней ей было хорошо и спокойно…До той секунды, когда оба они вошли в кабинет Линди и Адам прикрыл дверь. Ибо, едва бросив взгляд на стол начальницы, Дорси сообразила, что насторожило ее в раздевалке. В шкафчике не было ее блокнотов с записями! Разумеется, не было: ей не требовалось бежать в раздевалку и проверять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34