— Да, Карлотта очаровательная, — согласилась Дорси.— Почему ты называешь ее Карлоттой? — с любопытством спросил Адам.— Ну, как тебе сказать… Прежде всего, потому, что ее так зовут.Он усмехнулся:— Нет, я спрашиваю, почему ты не зовешь ее мамой?— А разве Карлотта похожа на мамашу взрослой дочери? — искренне удивилась Дорси. Адам на секунду задумался.— Пожалуй, не похожа. Но все равно это необычно.— Может быть. Но я всегда ее так называла. Наверно, потому, что с детства слышала, как все вокруг зовут ее Карлоттой — так это и осталось. Но мы отклонились от темы, — добавила она— Да, мы говорили о том, что Карлотта — очаровательная женщина.— Ничего удивительного, это ее работа.— То есть?Дорси тяжело вздохнула, поставила стакан на столик и проговорила:— Это часть ее работы — очаровывать мужчин.— И где же она работает? — недоуменно спросил Адам.— Моя мать — образец женщины «по Адаму Дариену». Всю жизнь она мечтала об одном: чтобы ее защищали и о ней заботились. Вот о ней и заботились… все, кто попадется.— Не уверен, что я тебя понимаю, — озадаченно произнес Адам.— Конечно, понимаешь. Ты же не дурак. Ну, подумай немного.Адам открыл рот. Затем снова его закрыл. Наконец опять открыл и проговорил:— Так что же, твоя мать всю жизнь провела в любовницах у какого-то мужчины?— Думаю, Карлотта могла бы называть себя куртизанкой. И почему ты говоришь об одном мужчине? Их было много. Но в главном ты прав. Всю свою сознательную жизнь моя мать зависела от милости мужчин.Адам молчал — видимо, переваривал свалившееся на него известие. Неудивительно, подумала Дорси. Не каждый день узнаешь такое: твоя знакомая — плод преступной любви. Если, конечно, можно назвать подвиги Карлотты «любовью». Нет, если бы кто-то из «друзей» Карлотты всерьез ее любил, под старость лет она не осталась бы у разбитого корыта. Ее к мужчинам влекли только их деньги, а их к ней…Честно говоря, Дорси не очень понимала, что в Карлотте привлекало мужчин — кроме секса, разумеется. Ясно одно: любовью там и не пахло.— В тот вечер твоя мать сказала, что никогда не была замужем, — прервал паузу Адам.— Это правда, — кивнула Дорси.— Но все-таки я думал, что она и твой отец… — Адам не закончил фразу, боясь причинить боль Дорси.Вот и пришло время, подумала Дорси. Неожиданный поворот разговора не застал ее врасплох. Ни сама Дорси, ни ее мать никогда не скрывали обстоятельств ее появления на свет — хоть и не показывали пальцем на Реджинальда Дорси.Не в первый раз Дорси приходилось объяснять, почему у всех есть отцы, а у нее нет. За прошедшие годы она выдумала множество историй об отсутствующем отце — такое множество, что в конце концов сама перестала понимать, где правда, а где ложь во спасение.Но сейчас не время для лжи. Почему-то Дорси не хотелось ничего выдумывать.Реджинальд Дорси был одним из бесчисленных покровителей Карлотты. Их связь ничем не отличалась от всех предыдущих и последующих… кроме одного: Карлотта забеременела и родила девочку. Первые шесть лет жизни Дорси Реджинальд заботился о дочери, но, когда Карлотта ему наскучила, вышвырнул их обеих из своей жизни. С тех пор Дорси его больше не видела.Знала она о нем достаточно — и не только из воспоминаний Карлотты. Реджинальд Дорси был известен в своем кругу — видный бизнесмен местного масштаба. Долго и счастливо — насколько она знала — женатый.Дорси знала и то, что он овдовел в прошлом году. Трое законных детей, все старше Дорси. Живет один, если не считать слуг, в огромном и величественном особняке в Хинсдейле.Поскольку Карлотта продолжала вращаться в том же кругу, время от времени они сталкивались — в театре или на приемах. Обменивались парой вежливых слов и расходились. Очень редко Реджинальд спрашивал о дочери.У Дорси же был свой круг общения, и она с Реджинальдом не встречалась и не делала таких попыток.Карлотта и не таила обиды на Реджинальда, объяснив себе его предательство издержками профессии. Но Дорси не состояла у него на жалованье и простить не могла.— Мой отец, — ответила она теперь, — был одним из «благотворителей» матери. Много-много лет назад, — добавила она, хотя это и так было ясно.— Ты говоришь в прошедшем времени, — заметил он.— Да, потому что все в прошлом.— Он больше не видится с твоей матерью?— Думаю, нет.— А с тобой?— Тем более нет.— Ты знаешь, кто он?Дорси почувствовала, что краснеет, разозлилась на себя и от этого покраснела еще гуще. Чего ей стыдиться? Не ее вина, что она незаконнорожденная. И вообще, кого это волнует в наш просвещенный век?К сожалению, двадцать лет назад это волновало очень и очень многих. Например, учителей в школе, родителей ее школьных подруг…— Да, — ответила она. — Знаю.— А он знает о тебе?— Да.— И он никогда не пытался наладить с тобой контакт?— Никогда.Адам молчал, скрестив руки на груди и пристально вглядываясь в ее лицо. Дорси тоже молчала. Ей было интересно узнать, что-то он теперь скажет. Ей уже подумалось, что он онемел навеки, когда Адам заговорил:— Знаешь, милая моя Мак, я наконец-то начинаю тебя понимать.«Тоже мне, психолог доморощенный!» — сердито подумала Дорси, изо всех сил стараясь неРастаять от нежного обращения. Почему он назвал ее «милой»? И что же он понял? Лучше об этом не думать… и безопаснее всего вернуться к вопросу, который Адам задал раньше.— Вот почему я заинтересовалась социологией, — объяснила она. — Из года в год, наблюдая… м-м… социальное поведение матери, задавалась вопросом: что же происходит между мужчинами и женщинами? И вот что я тебе скажу: хотя мужчины правят миром, и это, конечно, безобразие, на самом деле, мне кажется, не так-то просто понять, кто главнее.— Хочешь сказать, что миром правят женщины? — заинтересовался Адам.— Нет, миром, конечно, правят мужчины. Но вспомни, сколько царей, полководцев, героев ставили на кон и теряли все, что имели, из-за женщины! Взять хотя бы Антония и Клеопатру… И посмотри, — продолжала она, незаметно для себя увлекаясь любимой темой, — какой получается занятный парадокс: миром правят мужчины, а мужчинами — женщины. Почему же женщины не возьмут власть в свои руки? Почему мирятся со своим подчиненным положением? Почему мы по-прежнему позволяем себя унижать?— На этот вопрос легко ответить, — заметил Адам.— Так ответь.— Потому что твоя гипотеза ошибочна. Женщины не властвуют над мужчинами.— Да неужели?— Конечно. Ты сама сказала: твоя мать всю жизнь зависела от милости мужчин. Не она над ними властвовала, а они над ней.— Я пока не спорю, — осторожно заметила Дорси, — просто размышляю вслух. Подумай вот о чем. Нам кажется, что мужчина властвует над своей любовницей. Он ее выбирает, он ей платит. Но ведь содержать любовницу — дело не только дорогое, но и опасное. Может узнать жена, будет семейный скандал, развод, возможно, пострадает даже деловая репутация… И все же он идет на это. Потому что у женщины есть нечто такое, что ему нужно. Ради чего он готов рискнуть. Но что именно — я не понимаю.Адам выпрямился, явно заинтересовавшись.— Как же так ты, специалист, без пяти минут профессор, не можешь понять таких простых вещей?— Не могу, — призналась Дорси. — Я и диплом по этой теме писала: накатала сто двадцать страниц рассуждений и выводов и все равно осталась недовольна.Адам покрутил головой.— Столько труда — и все попусту! — Улыбка его стала шире, и у Дорси возникло неприятное ощущение, что он над ней смеется. — Может быть, тебе в твоих изысканиях не хватает… партнера?— Ну нет, спасибо! — возразила Дорси, с ужасом ощущая, как по телу разливается какое-то странное томление. — Все необходимые источники и материалы мне вполне доступны.— Хотел бы я добраться до твоих… источников и материалов, — мечтательно произнес Адам.— Послушай… — начала она.Но что намеревалась сказать Дорси, Адам так никогда и не узнал. Ибо он без лишних слов придвинулся к ней. Диван был широкий и длинный, а они сидели далеко друг от друга, так что Дорси наивно полагала, будто в случае чего успеет вскочить. Она ошибалась. Не успела она и глазом моргнуть — а Адам уже был рядом.Слишком поздно она догадалась о его намерениях, слишком поздно вскочила, готовая броситься наутек. Адам поймал ее за руку и мягко потянул обратно. Дорси ничего не оставалось, как приземлиться обратно на диван — прямо в объятия Адама, как он, впрочем, и рассчитывал.— Хочешь знать, кто властвует в любви — мужчина или женщина? — промурлыкал он ей на ухо. — Что ж, почему бы не провести эксперимент?Дорси убеждала себя, что не вырвалась из его рук по одной-единственной причине: устала, была не в силах шевельнуться. Но секунду спустя пришлось ей признать, что дело вовсе не в усталости. Стоило Адаму провести пальцами по ее шее, коснуться губами чувствительной кожи ее уха, как всю ее усталость словно волной смыло. Какая-то неведомая сила наполняла ее новой энергией, такой мощной, что Дорси почувствовала: сейчас она может сделать все, что хочет.А она хочет… О, как она хочет…Его. Адама Дариена.Жаждет его мощного, мускулистого, гордого тела. Хочет, чтобы он оседлал ее сверху, распростерся снизу, прильнул к ней. Хочет жадно пробежать по его телу руками, хочет, чтобы в ответ он исследовал каждый дюйм ее тела. И в миг, когда Адам повернул ее голову к себе и впился губами в ее уста, все тревоги и опасения Дорси рассеялись без следа.Когда чуткие пальцы его принялись расстегивать на ней рубашку, Дорси и не подумала его остановить. Одной рукой она сама обхватила его за шею и притянула к себе, а другой рукой начала гладить его мягкие волосы. С равной страстью, с равным жаром, с равной жаждой отвечала она на его поцелуи — и с каждым их движением возрастало желание, усиливался голод, многократно увеличивалась жажда.Ах, какой чудный вкус! Какое наслаждение касаться его тела! Все, что было в ее жизни до Адама, померкло и растаяло во мгле. Мир исчез, остались только он и она. Адам затмил прошлое, заполнил настоящее, стал ее будущим. Мысли, чувства, ощущения — все было лишь от него, к нему и о нем. Новые ощущения захватили ее без остатка. Все, что происходило между ними, казалось удивительно чистым и правильным, и Дорси просто была не в состоянии думать о том, что будет дальше.Адам оторвался от ее губ, и Дорси неохотно выпустила его из объятий. Но Адам только чуть отстранился. Она по-прежнему видела его лицо: карие глаза потемнели, губы изогнулись в легкой улыбке. От него исходил аромат виски и легких сигар — смесь соблазнительно-порочных мужских запахов усиливала и без того мощное желание. В этот миг Дорси поняла: она побеждена. Но поражение показалось ей слаще победы.— Поправь меня, если я ошибаюсь, — пробормотал он, заправляя ей за ухо непослушную рыжую прядь, — по-моему, нам действительно давным-давно стоило этим заняться.Она рассмеялась низким грудным смехом.— И почему только мы так долго тянули?Дорси коснулась рукой его подбородка, провела пальцем по губам.— Надеюсь, мы не совершаем ужасную ошибку? — голос Дорси дрожал.— Не надо! Никогда не думай, что это ошибка. Что бы ни произошло дальше — сейчас, сегодня ночью мы поступаем правильно, — горячо возразил ей Адам и поцелуем закрыл ее рот, не дав произнести ни звука.Потом он поцеловал ее еще раз. И еще. И еще. Адам на ощупь распустил ленту, что туго стягивала косу, и освобожденные огненные волосы рассыпались по плечам. Он нежно привлек ее к себе — Дорси подчинилась без колебаний. А в следующий миг он уже осыпал поцелуями ее шею и плечи.Слишком поздно Дорси разгадала этот отвлекающий маневр: Адам уже успел расстегнуть ее рубашку. Прежде чем Дорси успела возразить, он уже нащупал под рубашкой кружевной лифчик. Сжал пальцы на чашечках, пощекотал чувствительную кожу над ребрами. И всюду, где к ней прикасались его пальцы, вспыхивали крошечные, жаркие огоньки.Как сквозь сон услышала Дорси собственный голос: «Пожалуйста!..» Что «пожалуйста»? О чем она просит? Дорси не знала. Знала одно: того, что делает с ней Адам, недостаточно. Ей нужно больше.Иного поощрения Адаму не требовалось: с новой силой он обрушил свои поцелуи на ее плечи, шею, лицо, мочки ушей и в конце концов снова слился с ней устами. Дорси приоткрыла губы ему навстречу, страстно и требовательно отвечая на поцелуй. Он захватил ее рот, как завоеватель покоренную крепость, и движения его языка разожгли в Дорси неведомый прежде огонь.Он навалился на нее, опрокинув на спину, вжав в мягкие подушки дивана. Теперь Адам казался огромным, он закрыл собой весь мир. Дрожь предвкушения прошла по телу Дорси, когда он с новой силой прижал ее к себе. Одна его рука покоилась у нее под головой; другая легла на грудь, сжала нежный холмик, принялась поглаживать вершину. Дорси услышала звук разрываемой ткани: рубашка ее распахнулась сильнее, и прохладный воздух освежил обнаженную пылающую грудь.Но гораздо приятнее свежего воздуха были прикосновения Адама. Рука его легла на грудь Дорси. Но скоро Дорси почувствовала обжигающий жар поцелуев Адама. Поцелуи, легкие, как крылья бабочки, подбирались все ближе и ближе к соску: наконец Адам втянул сосок в рот и принялся сосать, одновременно лаская языком.О, что за наслаждение! Что за восторг! Что за блаженство! Но, страстно извиваясь в его объятиях, Дорси ждала большего. И Адам ответил на ее молчаливый призыв, теперь он языком проводил по ее груди, едва касаясь сосков, а руки его тем временем скользили все ниже, к застежке брюк, к резинке трусиков.Завороженная новыми ощущениями, Дорси не замечала, где блуждают руки Адама. До тех пор, пока он не скользнул под шелковую ткань. Пока не погрузил пальцы в ее нежную плоть. Дорси замерла, напрягшись всем телом; из горла ее вылетел низкий хриплый звук.Адам остановился, словно ожидая сигнала. Встретившись с ним взглядом, Дорси увидела, что на губах его играет хищная улыбка — улыбка человека, получившего желаемое. Но шли секунды; Дорси молчала и не шевелилась, и улыбка его чуть поблекла. Не потому, что он огорчен, поняла Дорси, а потому, что подумал о чем-то другом.Рука его снова двинулась вперед: пальцы легко коснулись мягких волосков внизу, двинулись дальше и проникли внутрь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34