Он выбежал на улицу и взял ее за руку как раз в тот момент, когда подъезжало такси. Пот выступил у него на лбу и потек за воротник. Он представил себе, как он стоит в смешной позе, с салфеткой в руке, а негр-швейцар говорит, ухмыляясь: «Доброе утро, мистер Болдуин, кажется, сегодня будет хорошая погода». Стиснув ее руку, он проговорил тихим голосом сквозь зубы:
– Сесили, я хочу кое о чем поговорить с тобой. Подожди минутку, мы поедем вместе.
– Подождите, пожалуйста, пять минут, – сказал он шоферу, – мы сейчас спустимся.
Крепко сжимая ее руку, он вместе с ней вернулся к лифту. Когда они очутились в прихожей, она внезапно посмотрела ему прямо в лицо сухими, сверкающими глазами.
– Иди сюда, Сесили, – сказал он мягко.
Он запер дверь спальни на ключ.
– Теперь давай поговорим спокойно. Присядь, дорогая.
Он подставил ей стул. Она села машинально, не сгибаясь, как марионетка.
– Слушай, Сесили, ты не должна так говорить о моих друзьях. Миссис Оглторп – мой друг. Мы иногда совершенно случайно вместе пили чай в общественных местах, и это все. Я пригласил бы ее сюда, но я боюсь, что ты будешь с ней резка… Ты не должна давать волю своей безрассудной ревности. Я предоставляю тебе полную свободу и безусловно доверяю тебе. Я думаю, что я имею право на такое же доверие с твоей стороны. Сесили, будь же снова моей разумной, милой девочкой. Ты поверила тому, что куча старых баб нарочно наплела для того, чтобы сделать тебя несчастной.
– Она не единственная.
– Сесили, я сознаюсь откровенно, что были случаи вскоре после нашей свадьбы… Но все это было много лет тому назад… И чья это вина? Сесили, женщина, подобная тебе, не может понять физических потребностей такого мужчины, как я.
– Разве я не делала все, что могла?
– Моя дорогая, в таких вещах никто не виноват… Я не обвиняю тебя. Если бы ты действительно любила меня тогда…
– Ради чего же я остаюсь в этом аду, если не ради тебя? О, какое ты животное! – Она сидела, глядя сухими глазами на свои ноги в серых замшевых туфлях и комкая мокрый платок.
– Послушай, Сесили, развод отразится на моем положении в городе, особенно в данный момент. Но если ты действительно не хочешь больше оставаться со мной, то я подумаю, как это устроить… Во всяком случае, ты должна доверять мне. Ты знаешь, что я люблю тебя. И, ради Бога, не говори об этом ни с кем, не посоветовавшись предварительно со мной. Ты не хочешь скандала и жирных заголовков в газетах, не правда ли?
– Хорошо… Оставь меня сейчас… Мне все это безразлично.
– Ну и прекрасно! Я очень опаздываю. Я поеду в город на такси. Не хочешь ли поехать за покупками?
Она покачала головой. Он поцеловал ее в лоб, взял соломенную шляпу, тросточку в прихожей и шмыгнул за дверь.
– О, как я несчастна! – простонала она и поднялась.
Ее голова горела, как будто ее стянули раскаленной проволокой. Она подошла к окну и выглянула на улицу. Пламенно-голубое небо было загромождено лесами строящегося дома. Паровые заклепки шумели беспрерывно; время от времени свистела паровая машина, лязгали цепи, и стальная балка повисала наискось в воздухе. Рабочие в синих блузах копошились на лесах. Позади, на северо-западе, компактная, светящаяся масса облаков плыла по небу, точно кочан капусты. «Хоть бы дождь пошел!» Когда эта мысль пришла ей в голову, раздался раскат грома, заглушивший грохот стройки и уличного движения. «Хоть бы дождь пошел!»
Эллен повесила ситцевую занавеску на окно, чтобы замаскировать ее пестрым узором из красных и лиловых цветов вид на запущенные задние дворы и кирпичные стены домов. Посреди пустой комнаты стояла кушетка; на ней стояли чайные чашки и керосинка. Желтый деревянный пол был усеян обрезками ситца и обойными гвоздиками; книги, постельное белье, платья выпирали из сундука в углу. От новой швабры около камина пахло кедровым маслом. Эллен, прислонясь к стенке, в кимоно цвета нарцисса, весело осматривала большую комнату, похожую на сапожную коробку. Ее внимание отвлек звонок на парадной. Она отбросила прядь волос со лба и нажала на кнопку, открывающую дверной замок. В дверь слабо постучали. В темной передней стояла женщина.
– Это вы, Касси? Я никак не могла понять, кто это пришел? Войдите… В чем дело?
– Я вам не помефаю?
– Конечно, нет. – Эллен наклонилась, чтобы поцеловать ее.
Кассандра Вилкинс была очень бледна, ее веки нервно подергивались.
– Может быть, вы мне посоветуете… Я сейчас подниму занавески… Как вы думаете, подходит красный цвет к серым обоям? По-моему, так хорошо.
– По-моему, чудесно. Какая квасивая комната! Как вы будете счастливы тут!
– Поставьте керосинку на пол и садитесь. Я приготовлю чай. Тут есть кухонька в ванной комнате.
– А вас это не затвуднит?
– Нисколько… Но, Касси, в чем дело?
– Я пришла, чтобы рассказать вам все, но не могу начать.
– Я в восторге от этого помещения. Подумайте, Касси, первый раз в жизни у меня собственная квартирка. Папа хотел, чтобы я жила с ним, но я чувствую, что не смогу.
– А как мистер Оглторп? Впрочем, это несквомно с моей стовоны… Пвостите меня, Элайн, я совсем сумафедфая. Я не знаю, что я гововю.
– О, Джоджо такой милый. Он даже согласен дать мне развод, если я захочу. Что бы вы сделали на моем месте?
Не ожидая ответа, она исчезла за дверью. Касси осталась сидеть на краю кушетки.
Эллен вернулась с синим чайником в одной руке и с кастрюлькой кипящей воды в другой.
– Вы не сердитесь, нет ни лимона, ни сливок. Там на камине есть сахар. Эти чашки чистые, я их только что мыла. Правда, они хорошенькие? Вы не можете себе представить, как уютно чувствуешь себя в собственной квартире! Я терпеть не могу жить в отеле. Честное слово, эта комната делает меня домоседкой… Конечно, самое курьезное – это то, что я должна буду отказаться от нее или сдать, как только приведу ее в порядок. Через три недели наша труппа уезжает в турне. Я хотела уйти из труппы, но Гарри Голдвейзер не пускает меня.
Касси пила чай маленькими глотками с ложечки. Она начала тихо плакать.
– Что такое, Касси, возьмите себя в руки! В чем дело?
– О, вы такая счастливая, Элайн, а я такая несчастная!
– Что вы! Я всегда думала, что мне надо выдать первый приз за невезение. В чем дело?
Касси поставила чашку и повисла у нее на шее.
– Дело в том… – сказала она сдавленным голосом. – Я думаю, что у меня скоро будет вебенок. – Она уронила голову на колени и заплакала.
– А вы в этом уверены?
– Я хотела, чтобы наша любовь всегда была чистой и квасивой, но он сказал, что никогда больше не придет, если я… Я ненавижу его! – Она произносила слова отрывисто, между рыданиями.
– Почему же вы не поженитесь?
– Не могу. Не хочу. Это помефает мне.
– Как давно вы об этом узнали?
– Дней десять тому назад. Я знаю, я бевеменна… А мне ничего не нужно, квоме танцев. – Она перестала плакать и опять начала пить чай маленькими глотками.
Эллен ходила взад и вперед перед камином.
– Послушайте, Касси, совершенно бесполезно так расстраиваться. Я знаю одну женщину – она вам поможет. Возьмите себя, пожалуйста, в руки.
– Не могу, не могу… – Блюдце соскользнуло с ее колен на пол и разбилось. – Скажите, Элайн, вы когда-нибудь были в таком положении?… Ах, какая жалость! Я куплю вам другое блюдце, Элайн. – Она поднялась, шатаясь, и поставила чашку с ложечкой на камин.
– Конечно, бывала. Когда я только что вышла замуж, мне было очень тяжело…
– Ах, Элайн, как все это отвратительно! Жизнь могла бы быть такой пвеквасной, свободной, естественной без этого… Я чувствую, как этот увас вползает в меня, убивает меня…
– Да, такова жизнь, – угрюмо промолвила Эллен.
Касси снова заплакала:
– Мувчины так гвубы и эгоистичны!
– Выпейте еще чашку чая, Касси.
– Не могу, довогая. Я чувствую смевтельную тофноту. Кажется, меня сейчас стофнит.
– Ванная комната направо в дверь, потом налево.
Эллен ходила взад и вперед по комнате, стиснув зубы. «Я ненавижу женщин. Я ненавижу женщин».
Через некоторое время Касси вернулась с зеленовато-белым лицом и полотенцем на лбу.
– Ложитесь сюда, бедняжка моя, – сказала Эллен, очищая место на кушетке. – Теперь вам будет гораздо лучше.
– Пвостите меня, я пвичиняю вам столько волнений.
– Полежите минутку спокойно и забудьте все.
– Если бы я только могла успокоиться.
Руки Эллен были холодны. Она подошла к окошку и выглянула в него. Мальчик в ковбойском костюме бегал по двору, размахивая веревкой. Он споткнулся и упал. Эллен увидела его лицо – оно было все в слезах, когда он встал. В конце двора низенькая черноволосая женщина развешивала белье. Воробушки чирикали и дрались на заборе.
– Элайн, довогая, дайте мне немножко пудвы, я потеряла свою пудвеницу.
Эллен отошла от окна.
– Кажется… Да, на камине… Вы теперь чувствуете себя лучше, Касси?
– О да, – сказала Касси дрожащим голосом. – А губная помада у вас есть?
– К сожалению, нет… Я не крашу губ. Достаточно с меня грима на сцене.
Она ушла в альков, сняла кимоно, надела простенькое зеленое платье, собрала волосы и надвинула на лоб черную шляпу.
– Пойдемте скорее, Касси, я хочу поесть до шести. Терпеть не могу обедать за пять минут до спектакля.
– Я так боюсь, Элайн… Обещайте, что вы не оставите меня одну.
– Но она ничего не будет делать сегодня… Она только осмотрит вас и, может быть, даст вам что-нибудь принять внутрь… Подождите-ка, взяла ли я ключ…
– Нам придется взять такси. А у меня только шесть долларов, довогая.
– Я попрошу папу дать мне сто долларов на покупку мебели. Это будет замечательно!
– Элайн, вы ангел. Вы заслужили ваш успех.
На углу Шестой авеню они сели в такси. У Касси стучали зубы.
– Повалуйста, пойдем в двугой ваз, я увасно волнуюсь.
– Дорогая, это единственное, что осталось делать.
Джо Харленд, попыхивая трубкой, запер широкие, шаткие ворота и заложил их болтом. Последний отблеск гранатового солнечного света таял на высокой стене дома по ту сторону рва. Синие руки кранов казались на фоне ее черными. Трубка Харленда погасла, и он стоял, посасывая ее, спиною к воротам, глядя на ряд пустых тележек, на кучи ломов и лопат, на небольшой навес для паровой машины и на паровые сверла, угнездившиеся на каменной глыбе, как хижины горцев на скале. Эта картина казалась ему мирной, несмотря на грохот уличного движения, просачивавшийся сквозь забор. Он вышел во двор через калитку, уселся на стул под телефоном, вытряхнул, снова набил и зажег трубку, развернул на коленях газету.
Предприниматели отвечают на забастовку строительных рабочих локаутом.
Он зевнул и откинул голову. Свет был слишком синим – нельзя было читать. Он долго сидед, глядя на свои рваные ботинки. В голове у него была приятная, легкая пустота. Вдруг он увидел себя во фраке, в цилиндре, с орхидеей в петлице. Чародей Уолл-стрит посмотрел на морщинистое красное лицо и седые волосы под грязной кепкой, на большие руки с грязными, опухшими суставами и, усмехнувшись, растаял. Он смутно вспомнил запах «корона-корона», когда полез в карман куртки за дешевым трубочным табаком.
– Какая разница, хотел бы я знать? – сказал он вслух.
Когда он зажег спичку, ночь вокруг него стала чернильной. Он задул спичку. Его трубка была веселым маленьким красным вулканом, тихо булькавшим каждый раз, когда он затягивался. Он курил очень медленно, глубоко вдыхая дым. Высокие здания кругом были окружены красноватым ореолом от уличного освещения и электрических реклам. Глядя вверх, сквозь мерцающую пелену отраженного света, он увидел сине-черное небо и звезды. Табак был приятен на вкус. Он был очень счастлив.
Светящийся уголек сигары проплыл мимо калитки. Харленд поднял фонарь и вышел. Фонарь осветил белокурого молодого человека с толстым носом и толстыми губами, с сигарой в углу рта.
– Как вы сюда попали?
– Боковая калитка была открыта.
– Вранье! Кого вам надо?
– Вы тут ночной сторож?
Харленд кивнул.
– Очень приятно. Берите сигару. С вами-то я как раз и хотел поговорить. Я организатор сорок седьмого района. Покажите вашу карточку.
– Я не член союза.
– Ну так будете. Мы, строительные рабочие, должны держаться вместе. Мы вербуем в члены союза всех работников района от ночного сторожа до инспектора – мы должны создать единый фронт против предпринимателей, грозящих нам локаутом.
Харленд зажег сигару.
– Вот что, паренек. Со мной вы понапрасну тратите слова. Ночной сторож всегда нужен, есть забастовка или нет. Я старый человек, у меня нет больше сил для борьбы. Это первое приличное место, которое я получил за пять лет. Прежде, чем отнять его у меня, вам придется меня застрелить. Вся эта ерунда – для таких ребят, как вы. Я уже вышел из этого возраста. Уверяю вас, вы зря потратите время, если будете ходить и агитировать ночных сторожей.
– Скажите, пожалуйста… По вашему разговору видно, что вы раньше не занимались этим делом.
– Может, и не занимался.
Молодой человек снял шляпу и провел рукой по лбу и курчавым стриженым волосам.
– Черт возьми, трудная это работа – уговаривать… Чудесная ночь, правда?
– Да, ночь хороша, – сказал Харленд.
– Меня зовут О'Киф, Джо О'Киф… Бьюсь об заклад, что вы могли бы рассказать много интересного. – Он протянул руку.
– Меня тоже зовут Джо… Джо Харленд. Двадцать лет тому назад это имя кое-что говорило многим.
– Двадцать лет тому назад?
– Знаете, вы мало подходите к роли бродячего агитатора… Послушайте совета старого человека – бросьте это дело. Для молодого парнишки, который хочет проложить себе дорогу в жизни, оно не годится.
– Времена меняются… В забастовке заинтересованы большие тузы. Не далее, как сегодня вечером, я говорил о создавшемся положении с членом торговой палаты Мак-Нийлом в его собственной конторе.
– Я вам повторяю: если вы на чем-нибудь можете свернуть себе шею в этом городе, так это на рабочем движении… Когда-нибудь вспомните слова старого пьяницы, но будет поздно.
– Стало быть, всему виной пьянство? Ну, этого я не боюсь. Я в рот не беру спиртного – разве что пива выпью за компанию.
– Будьте осторожны, сейчас наш сыщик будет делать обход. Лучше убирайтесь восвояси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51