Установка сантехники магазин Wodolei
Говорил о политике принца, ориентированной на добрососедские отношения с Россией.
Сталин слушал японца внимательно, не перебивал его и ничем не показывал, что прекрасно осведомлен об идеях Коноэ, которые доктор философии Рихард Зорге с таким талантом освещал в своих аналитических обзорах. Но японцу пока незачем было знать об этом. Да и, вообще, на этот раз в Кремле ни о чем конкретном говорено не было.
И только прощаясь и благодаря за любезный прием, Мацуока попросил разрешения Сталина, после своего возвращения из Германии, остановиться на несколько дней в Москве и провести переговоры относительно улучшения отношений между Японией и Россией.
Мацуока и Гитлер
Через два дня Мацуока был уже в Берлине, и 27 марта 1941 г., вечером, состоялась его встреча с Гитлером. На встрече кроме Риббентропа присутствовал и специально прибывший с этой целью из Токио хорошо знакомый Мацуока германский посол Отт.
В этот вечер Гитлер выглядел изнуренным и был в ужасном настроении — ведь только сегодня утром он получил телеграмму из Белграда с уведомлением о состоявшемся в Югославии перевороте. И, может быть, именно поэтому фюрер начал свой обычный многочасовый монолог с перечисления военных побед Германии — с начала войны уничтожено 60 польских, 6 норвежских, 18 голландских, 22 бельгийских и 138 французских дивизий, англичане окончательно изгнаны с Континента и так далее, и так далее…
Беседа Мацуока с Гитлером существенно отличалась от его беседы со Сталиным. И если в Кремле в основном говорил японец, а Сталин слушал, то в Рейхсканцелярии говорил Гитлер, а Мацуока вынужден был выслушивать его разглагольствования. Хвастливые речи Гитлера о военной мощи Германии не убедили умного японца. Понял он и то, что Гитлер не искренен со своими союзниками. Мацуока был отлично осведомлен о планах Германии в отношении России, а Гитлер ни словом не обмолвился о готовящейся операции «Барбаросса».
В эти дни фюрер не был заинтересован в участии Японии в войне.
Русский поход — это его Поход! Гитлер не сомневался в том, что Россия будет разгромлена в течение двух-трех месяцев, и не собирался делить с японцами ни лавры победителя, ни «шкуру Русского Медведя»! Еще 5 марта 1941 г. Гитлер подписал «Директиву № 24», предписывающую заставить Японию предпринять активные действия против Великобритании и Америки на Дальнем Востоке.
В пятом пункте «Директивы № 24» указывалось: «Японцам не следует делать никаких намеков касательно операции Барбаросса».
В свете принятого им решения, Гитлер в течение двух часов упрямо убеждал японского министра в необходимости для его страны действовать в направлении Сингапура. Учтиво выслушав Гитлера, старейший японский дипломат ничем не обнаружил своей радости, не сказал ни одного лишнего слова и не обещал ничего определенного. Но, в принципе, обе стороны поняли друг друга и, не говоря об этом, согласились — в войне с Россией Япония на данном этапе не участвует!
Из Берлина Мацуока отправился в Рим, где встретился с Муссолини, с графом Чиано и с Папой Пием XII. Затем снова Берлин — и в Москву!
«Дипломатический блицкриг»
Теперь Мацуока должен был выполнить самую трудную часть своей тайной миссии — закрепить неформальную договоренность с Гитлером формальным договором со Сталиным!
Мацуока вернулся в Москву 8 апреля 1941 г. До возвращения в Японию оставалось всего несколько дней, и он постарался использовать их с наибольшей пользой и удовольствием — Бог знает, когда ему еще придется побывать в России! Мацуока посетил несколько московских музеев, сходил во МХАТ на чеховские «Три сестры» и даже съездил на один день в милый его сердцу Петербург, который теперь стал называться «Ленинград». А еще, с разрешения Сталина, Мацуока встретился с генералом Георгием Жуковым. Любознательному японцу просто захотелось своими глазами увидеть человека, имя которого после разгрома 6-й японской армии было «так хорошо знакомо» японцам.
Дни, проведенные Йосукэ Мацуока в России, были счастливыми и интересными для него. Но основная цель его поездки все еще не была достигнута. Почти ежедневные встречи с Молотовым были безрезультатными.
И вот, наконец, в последний день своего пребывания в Москве Мацуока прибыл в Кремль засвидетельствовать перед отъездом свое почтение Сталину. Японец был настроен решительно. Сталин, со своей стороны, уже знал, чем закончились переговоры в Берлине. Рихард Зорге уже успел передать в Москву все, что сообщил ему возвратившийся в Токио Отт. Времени для дипломатической игры уже не оставалось — завтра вечером ночным Транссибирским экспрессом Мацуока уезжал в Японию, и Сталин был, так же как и японец, готов к «завершению сделки».
Инициативу взял на себя Мацуока. Без всяких хитростей и уловок, напрямик, японец заявил Сталину, что он желал бы заключить с Москвой Пакт о нейтралитете. Причем он заинтересован заключить этот пакт немедленно, осуществив «дипломатический блицкриг».
Такая ассоциация пришла на ум японцу, возвратившемуся из Германии, которая готовила России «военный блицкриг»!
ИЗ ПРОТОКОЛА БЕСЕДЫ СТАЛИНА С МАЦУОКА
Сов. секретно, 12 апреля 1941
Мацуока считает подписание «Пакта о нейтралитете» полезным и целесообразным не только для Японии, но и для СССР, и полагает, что было бы эффективным подписать такой пакт именно в данный момент. Однако его желание не увенчалось успехом. Завтра он покидает столицу СССР, хотя ему и досадно, что пакт не подписан. Тем не менее его пребывание в СССР дало ему многое…
Двукратная встреча с т. Сталиным породила в нем такое чувство, что он стал считать себя близким знакомым для т. Сталина…
На этом этапе, неожиданно, как это часто бывало во время дипломатических переговоров, которые вел Сталин, невозможное стало возможным. Великий Лицедей Сталин сделал широкий жест и, «только ради уважаемого гостя», согласился подписать Пакт о нейтралитете.
«Только ради уважаемого гостя» Сталин согласился подписать акт, который, в преддверии приближающейся смертельной схватки с Германией, нужен был ему самому, как воздух.
ПРОДОЛЖЕНИЕ БЕСЕДЫ СТАЛИНА С МАЦУОКА Тов. Сталин говорит, что все беседы, которые вел Мацуока т. Молотовым, и сегодняшняя вторая беседа с Мацуока убедили его в том, что в переговорах о пакте нет дипломатической игры и что действительно Япония хочет серьезно и честно улучшить отношения с СССР… Далее т. Сталин говорит, что он с удовольствием слушал Мацуока, который честно и прямо говорит о том, чего он хочет. С удовольствием слушал, потому что, в наше время и не только в наше время, не часто встретишь дипломата, который откровенно говорил бы, что у него на душе. Как известно, еще Талей-ран говорил при Наполеоне, что язык дан дипломату для того, чтобы скрывать свои мысли. Мы, русские большевики, смотрим иначе и думаем, что и на дипломатической арене можно быть искренними и честными.
Тов. Сталин говорит, что он не хотел бы затруднять положение Мацуока, который вынужден довести до конца борьбу со своими противниками в Японии, и готов облегчить его положение, чтобы он, Мацуока, добился здесь «дипломатического блицкрига».
Итак, обе высокие договаривающиеся стороны пошли на уступки друг другу в спорном вопросе об острове Сахалин; Мацуока, с помощью Молотова через московский Центральный телеграф, добился срочного телефонного разговора с Токио и получил «добро» от принца Коноэ, и от самого Великого Тэннэ, и…
Неожиданно для всего мира, 13 марта 1941 г., в 2 часа пополудни, Пакт о нейтралитете был подписан и «дипломатический блицкриг» завершен.
«Шумел камыш»
Подписание Пакта о нейтралитете с Японией стало большой дипломатической победой Сталина. Перед самым нападением Германии на Россию он, фактически, лишил Гитлера одного из его сильнейших союзников в будущей войне!
О значении пакта свидетельствует Генри Киссинджер: «13 апреля 1941 г. он [Сталин] заключил в Москве договор о ненападении [о нейтралитете], следуя, в основном, той же самой тактике в отношении роста напряженности в Азии, какую он применил в отношении Польского кризиса восемнадцатью месяцами ранее. В каждом из этих случаев он устранял для агрессора риск борьбы на два фронта и отводил войну от советской территории, подстрекая, как он считал, капиталистическую гражданскую войну в других местах.
Пакт Гитлера—Сталина дал ему двухлетнюю передышку, а договор о ненападении с Японией позволил через шесть месяцев перебросить армейские части с Дальнего Востока для участия в битве под Москвой, битве, которая решила исход войны в его пользу».
Такая важная дипломатическая победа должна была быть «отмечена», и, после подписания пакта, в Кремле, в кабинете Молотова была организована грандиозная выпивка. Иосукэ Мацуока, привыкший к миниатюрным чашечкам японской сакэ, не выдержал сталинского застолья. К концу пиршества он еле стоял на ногах и вместе со Сталиным и Молотовым даже пел «Шумел камыш».
В таком непрезентабельном виде японского министра вечером привезли на Ярославский вокзал к стоящему под парами Транссибирскому экспрессу. И тут, на перроне, на глазах иностранных дипломатов, пришедших проводить коллегу, на глазах иностранных журналистов, падких на сенсации, и произошла очередная, умело срежиссированная Сталиным «комедия».
Когда до отхода экспресса оставалось несколько минут, на перроне неожиданно появился Сталин. Он был в необычайно приподнятом настроении. Говорил громким голосом. Расхаживал по перрону под руку с Мацуока, обнимал иностранных послов, пожимал руки железнодорожным служащим, улыбался пассажирам. Как и надеялся Великий Режиссер, эффект был достигнут — об этой «комедии» писали все газеты мира, о ней оставили свои свидетельства современники и очевидцы.
Уинстон Черчилль: «Шуленбург рассказал о демонстрации единства и товарищества, устроенной Сталиным на вокзале перед отъездом Мацуока в Японию.
Поезд задержался на час из-за приветствий и церемоний, которых явно не ожидали ни японцы, ни немцы. Появились Сталин и Молотов, которые удивительно дружелюбно приветствовали Мацуока и других японцев и пожелали им счастливого пути.
Затем Сталин публично спросил о германском после. «А найдя меня, — заявил Шулленбург, — он подошел и обнял меня за плечи и сказал: «Мы должны оставаться друзьями, вы должны сейчас сделать все, все ради этой цели».
Позже Сталин обратился к германскому военному атташе, удостоверившись сперва, что он говорит именно с ним, и сказал: «Мы останемся с вами друзьями в любом случае».
«Сталин, — добавляет Шуленбург, — несомненно, обратился с эти приветствием к полковнику Кребсу и ко мне умышленно и тем самым сознательно привлек внимание большого числа присутствовавших».
Эти объятия были напрасным притворством. Сталин, несомненно, должен был знать из своих собственных источников о колоссальном развертывании германских сил вдоль всей русской границы, которое сейчас начала замечать английская разведка.
Это было всего за 10 недель до начала ужасающего наступления Гитлера на Россию. До него оставалось бы всего 5 недель, если бы не задержка, вызванная боями в Греции и в Югославии».
О том же вспоминает Хасегава — личный секретарь Йосукэ Мацуока, сопровождавший его в поездке:
«Сталин и Мацуока… которые только что подписали пакт о нейтралитете между Японией и Советским Союзом, очевидно, охваченные волнением, обнялись „по русскому обычаю“. Это изумило иностранных дипломатов, которые собрались на платформе для проводов Мацуока. Не менее изумлены были также работники комиссариата иностранных дел, один из которых что-то шепнул Сталину на ухо.
Сказав: «Ничего!», Сталин вошел в роскошный вагон и в вагон-ресторан, предоставленный в распоряжение Мацуока, где он пожал всем руки…»
О том же пишет американский корреспондент Джон Скотт, участвовавший в проводах Мацуока: «Наверное, в третий раз обменявшись рукопожатием, они обнялись… В вагоне Сталин сказал Мацуока: „Вы азиат, и я азиат“. Он показал рукой на платформу, где стояли дипломаты, и произнес: „А они европейцы“. Оба азиата снова рассмеялись».
О том же Вячеслав Молотов: «Сталин был крупнейший тактик… Большое значение имели переговоры с японским министром иностранных дел Мацуокой.
В завершение его визита Сталин сделал один жест, на который весь мир обратил внимание: сам приехал на вокзал проводить японского министра. Этого не ожидал никто, потому что Сталин никогда никого не встречал и не провожал. Японцы, да и немцы, были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко напоили Мацуо-ку и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать. Мацуока у себя потом поплатился за этот визит к нам».
Мацуока едет в Токио. Он в эйфории — на каждом полустанке он шлет приветственные телеграммы — в газету «Правда», Вячеславу Молотову и своему «новому другу» Иосифу Сталину:
«…Прошу разрешить мне заверить Вас, что я уношу с собой самые приятные воспоминания о своем временном, явившимся наиболее долгим в течение моей нынешней поездки, пребывании в Вашей великой стране, где я был удостоен сердечного приема, и где я с восторгом и пониманием увидел прогресс, достигнутый в жизни народов СССР.
Сцена нецеремонных, но сердечных, поздравлений по случаю подписания Пакта останется, без сомнения, одним из счастливейших моментов моей жизни, а любезность Вашего Превосходительства, выразившаяся в Вашем личном присутствии на вокзале при моем отъезде, всегда будет оцениваться мною, как знак подлинной доброй воли, не только по отношению ко мне одному, но также и к нашему народу.
Я могу также добавить, что девизом всей моей жизни было и будет всегда быть верным своим словам…»
Ирония судьбы
В конце апреля 1941 г. Иосукэ Мацуока прибыл в Токио.
На вокзале его встречал принц Коноэ и по дороге в город рассказал другу о недовольстве, с которым встретили милитаристские круги Японии подписанный в Москве пакт. Это недовольство превратилось в открытое возмущение после «внезапного» нападения Германии на Россию и первых, потрясающих воображение побед Гитлера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Сталин слушал японца внимательно, не перебивал его и ничем не показывал, что прекрасно осведомлен об идеях Коноэ, которые доктор философии Рихард Зорге с таким талантом освещал в своих аналитических обзорах. Но японцу пока незачем было знать об этом. Да и, вообще, на этот раз в Кремле ни о чем конкретном говорено не было.
И только прощаясь и благодаря за любезный прием, Мацуока попросил разрешения Сталина, после своего возвращения из Германии, остановиться на несколько дней в Москве и провести переговоры относительно улучшения отношений между Японией и Россией.
Мацуока и Гитлер
Через два дня Мацуока был уже в Берлине, и 27 марта 1941 г., вечером, состоялась его встреча с Гитлером. На встрече кроме Риббентропа присутствовал и специально прибывший с этой целью из Токио хорошо знакомый Мацуока германский посол Отт.
В этот вечер Гитлер выглядел изнуренным и был в ужасном настроении — ведь только сегодня утром он получил телеграмму из Белграда с уведомлением о состоявшемся в Югославии перевороте. И, может быть, именно поэтому фюрер начал свой обычный многочасовый монолог с перечисления военных побед Германии — с начала войны уничтожено 60 польских, 6 норвежских, 18 голландских, 22 бельгийских и 138 французских дивизий, англичане окончательно изгнаны с Континента и так далее, и так далее…
Беседа Мацуока с Гитлером существенно отличалась от его беседы со Сталиным. И если в Кремле в основном говорил японец, а Сталин слушал, то в Рейхсканцелярии говорил Гитлер, а Мацуока вынужден был выслушивать его разглагольствования. Хвастливые речи Гитлера о военной мощи Германии не убедили умного японца. Понял он и то, что Гитлер не искренен со своими союзниками. Мацуока был отлично осведомлен о планах Германии в отношении России, а Гитлер ни словом не обмолвился о готовящейся операции «Барбаросса».
В эти дни фюрер не был заинтересован в участии Японии в войне.
Русский поход — это его Поход! Гитлер не сомневался в том, что Россия будет разгромлена в течение двух-трех месяцев, и не собирался делить с японцами ни лавры победителя, ни «шкуру Русского Медведя»! Еще 5 марта 1941 г. Гитлер подписал «Директиву № 24», предписывающую заставить Японию предпринять активные действия против Великобритании и Америки на Дальнем Востоке.
В пятом пункте «Директивы № 24» указывалось: «Японцам не следует делать никаких намеков касательно операции Барбаросса».
В свете принятого им решения, Гитлер в течение двух часов упрямо убеждал японского министра в необходимости для его страны действовать в направлении Сингапура. Учтиво выслушав Гитлера, старейший японский дипломат ничем не обнаружил своей радости, не сказал ни одного лишнего слова и не обещал ничего определенного. Но, в принципе, обе стороны поняли друг друга и, не говоря об этом, согласились — в войне с Россией Япония на данном этапе не участвует!
Из Берлина Мацуока отправился в Рим, где встретился с Муссолини, с графом Чиано и с Папой Пием XII. Затем снова Берлин — и в Москву!
«Дипломатический блицкриг»
Теперь Мацуока должен был выполнить самую трудную часть своей тайной миссии — закрепить неформальную договоренность с Гитлером формальным договором со Сталиным!
Мацуока вернулся в Москву 8 апреля 1941 г. До возвращения в Японию оставалось всего несколько дней, и он постарался использовать их с наибольшей пользой и удовольствием — Бог знает, когда ему еще придется побывать в России! Мацуока посетил несколько московских музеев, сходил во МХАТ на чеховские «Три сестры» и даже съездил на один день в милый его сердцу Петербург, который теперь стал называться «Ленинград». А еще, с разрешения Сталина, Мацуока встретился с генералом Георгием Жуковым. Любознательному японцу просто захотелось своими глазами увидеть человека, имя которого после разгрома 6-й японской армии было «так хорошо знакомо» японцам.
Дни, проведенные Йосукэ Мацуока в России, были счастливыми и интересными для него. Но основная цель его поездки все еще не была достигнута. Почти ежедневные встречи с Молотовым были безрезультатными.
И вот, наконец, в последний день своего пребывания в Москве Мацуока прибыл в Кремль засвидетельствовать перед отъездом свое почтение Сталину. Японец был настроен решительно. Сталин, со своей стороны, уже знал, чем закончились переговоры в Берлине. Рихард Зорге уже успел передать в Москву все, что сообщил ему возвратившийся в Токио Отт. Времени для дипломатической игры уже не оставалось — завтра вечером ночным Транссибирским экспрессом Мацуока уезжал в Японию, и Сталин был, так же как и японец, готов к «завершению сделки».
Инициативу взял на себя Мацуока. Без всяких хитростей и уловок, напрямик, японец заявил Сталину, что он желал бы заключить с Москвой Пакт о нейтралитете. Причем он заинтересован заключить этот пакт немедленно, осуществив «дипломатический блицкриг».
Такая ассоциация пришла на ум японцу, возвратившемуся из Германии, которая готовила России «военный блицкриг»!
ИЗ ПРОТОКОЛА БЕСЕДЫ СТАЛИНА С МАЦУОКА
Сов. секретно, 12 апреля 1941
Мацуока считает подписание «Пакта о нейтралитете» полезным и целесообразным не только для Японии, но и для СССР, и полагает, что было бы эффективным подписать такой пакт именно в данный момент. Однако его желание не увенчалось успехом. Завтра он покидает столицу СССР, хотя ему и досадно, что пакт не подписан. Тем не менее его пребывание в СССР дало ему многое…
Двукратная встреча с т. Сталиным породила в нем такое чувство, что он стал считать себя близким знакомым для т. Сталина…
На этом этапе, неожиданно, как это часто бывало во время дипломатических переговоров, которые вел Сталин, невозможное стало возможным. Великий Лицедей Сталин сделал широкий жест и, «только ради уважаемого гостя», согласился подписать Пакт о нейтралитете.
«Только ради уважаемого гостя» Сталин согласился подписать акт, который, в преддверии приближающейся смертельной схватки с Германией, нужен был ему самому, как воздух.
ПРОДОЛЖЕНИЕ БЕСЕДЫ СТАЛИНА С МАЦУОКА Тов. Сталин говорит, что все беседы, которые вел Мацуока т. Молотовым, и сегодняшняя вторая беседа с Мацуока убедили его в том, что в переговорах о пакте нет дипломатической игры и что действительно Япония хочет серьезно и честно улучшить отношения с СССР… Далее т. Сталин говорит, что он с удовольствием слушал Мацуока, который честно и прямо говорит о том, чего он хочет. С удовольствием слушал, потому что, в наше время и не только в наше время, не часто встретишь дипломата, который откровенно говорил бы, что у него на душе. Как известно, еще Талей-ран говорил при Наполеоне, что язык дан дипломату для того, чтобы скрывать свои мысли. Мы, русские большевики, смотрим иначе и думаем, что и на дипломатической арене можно быть искренними и честными.
Тов. Сталин говорит, что он не хотел бы затруднять положение Мацуока, который вынужден довести до конца борьбу со своими противниками в Японии, и готов облегчить его положение, чтобы он, Мацуока, добился здесь «дипломатического блицкрига».
Итак, обе высокие договаривающиеся стороны пошли на уступки друг другу в спорном вопросе об острове Сахалин; Мацуока, с помощью Молотова через московский Центральный телеграф, добился срочного телефонного разговора с Токио и получил «добро» от принца Коноэ, и от самого Великого Тэннэ, и…
Неожиданно для всего мира, 13 марта 1941 г., в 2 часа пополудни, Пакт о нейтралитете был подписан и «дипломатический блицкриг» завершен.
«Шумел камыш»
Подписание Пакта о нейтралитете с Японией стало большой дипломатической победой Сталина. Перед самым нападением Германии на Россию он, фактически, лишил Гитлера одного из его сильнейших союзников в будущей войне!
О значении пакта свидетельствует Генри Киссинджер: «13 апреля 1941 г. он [Сталин] заключил в Москве договор о ненападении [о нейтралитете], следуя, в основном, той же самой тактике в отношении роста напряженности в Азии, какую он применил в отношении Польского кризиса восемнадцатью месяцами ранее. В каждом из этих случаев он устранял для агрессора риск борьбы на два фронта и отводил войну от советской территории, подстрекая, как он считал, капиталистическую гражданскую войну в других местах.
Пакт Гитлера—Сталина дал ему двухлетнюю передышку, а договор о ненападении с Японией позволил через шесть месяцев перебросить армейские части с Дальнего Востока для участия в битве под Москвой, битве, которая решила исход войны в его пользу».
Такая важная дипломатическая победа должна была быть «отмечена», и, после подписания пакта, в Кремле, в кабинете Молотова была организована грандиозная выпивка. Иосукэ Мацуока, привыкший к миниатюрным чашечкам японской сакэ, не выдержал сталинского застолья. К концу пиршества он еле стоял на ногах и вместе со Сталиным и Молотовым даже пел «Шумел камыш».
В таком непрезентабельном виде японского министра вечером привезли на Ярославский вокзал к стоящему под парами Транссибирскому экспрессу. И тут, на перроне, на глазах иностранных дипломатов, пришедших проводить коллегу, на глазах иностранных журналистов, падких на сенсации, и произошла очередная, умело срежиссированная Сталиным «комедия».
Когда до отхода экспресса оставалось несколько минут, на перроне неожиданно появился Сталин. Он был в необычайно приподнятом настроении. Говорил громким голосом. Расхаживал по перрону под руку с Мацуока, обнимал иностранных послов, пожимал руки железнодорожным служащим, улыбался пассажирам. Как и надеялся Великий Режиссер, эффект был достигнут — об этой «комедии» писали все газеты мира, о ней оставили свои свидетельства современники и очевидцы.
Уинстон Черчилль: «Шуленбург рассказал о демонстрации единства и товарищества, устроенной Сталиным на вокзале перед отъездом Мацуока в Японию.
Поезд задержался на час из-за приветствий и церемоний, которых явно не ожидали ни японцы, ни немцы. Появились Сталин и Молотов, которые удивительно дружелюбно приветствовали Мацуока и других японцев и пожелали им счастливого пути.
Затем Сталин публично спросил о германском после. «А найдя меня, — заявил Шулленбург, — он подошел и обнял меня за плечи и сказал: «Мы должны оставаться друзьями, вы должны сейчас сделать все, все ради этой цели».
Позже Сталин обратился к германскому военному атташе, удостоверившись сперва, что он говорит именно с ним, и сказал: «Мы останемся с вами друзьями в любом случае».
«Сталин, — добавляет Шуленбург, — несомненно, обратился с эти приветствием к полковнику Кребсу и ко мне умышленно и тем самым сознательно привлек внимание большого числа присутствовавших».
Эти объятия были напрасным притворством. Сталин, несомненно, должен был знать из своих собственных источников о колоссальном развертывании германских сил вдоль всей русской границы, которое сейчас начала замечать английская разведка.
Это было всего за 10 недель до начала ужасающего наступления Гитлера на Россию. До него оставалось бы всего 5 недель, если бы не задержка, вызванная боями в Греции и в Югославии».
О том же вспоминает Хасегава — личный секретарь Йосукэ Мацуока, сопровождавший его в поездке:
«Сталин и Мацуока… которые только что подписали пакт о нейтралитете между Японией и Советским Союзом, очевидно, охваченные волнением, обнялись „по русскому обычаю“. Это изумило иностранных дипломатов, которые собрались на платформе для проводов Мацуока. Не менее изумлены были также работники комиссариата иностранных дел, один из которых что-то шепнул Сталину на ухо.
Сказав: «Ничего!», Сталин вошел в роскошный вагон и в вагон-ресторан, предоставленный в распоряжение Мацуока, где он пожал всем руки…»
О том же пишет американский корреспондент Джон Скотт, участвовавший в проводах Мацуока: «Наверное, в третий раз обменявшись рукопожатием, они обнялись… В вагоне Сталин сказал Мацуока: „Вы азиат, и я азиат“. Он показал рукой на платформу, где стояли дипломаты, и произнес: „А они европейцы“. Оба азиата снова рассмеялись».
О том же Вячеслав Молотов: «Сталин был крупнейший тактик… Большое значение имели переговоры с японским министром иностранных дел Мацуокой.
В завершение его визита Сталин сделал один жест, на который весь мир обратил внимание: сам приехал на вокзал проводить японского министра. Этого не ожидал никто, потому что Сталин никогда никого не встречал и не провожал. Японцы, да и немцы, были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко напоили Мацуо-ку и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать. Мацуока у себя потом поплатился за этот визит к нам».
Мацуока едет в Токио. Он в эйфории — на каждом полустанке он шлет приветственные телеграммы — в газету «Правда», Вячеславу Молотову и своему «новому другу» Иосифу Сталину:
«…Прошу разрешить мне заверить Вас, что я уношу с собой самые приятные воспоминания о своем временном, явившимся наиболее долгим в течение моей нынешней поездки, пребывании в Вашей великой стране, где я был удостоен сердечного приема, и где я с восторгом и пониманием увидел прогресс, достигнутый в жизни народов СССР.
Сцена нецеремонных, но сердечных, поздравлений по случаю подписания Пакта останется, без сомнения, одним из счастливейших моментов моей жизни, а любезность Вашего Превосходительства, выразившаяся в Вашем личном присутствии на вокзале при моем отъезде, всегда будет оцениваться мною, как знак подлинной доброй воли, не только по отношению ко мне одному, но также и к нашему народу.
Я могу также добавить, что девизом всей моей жизни было и будет всегда быть верным своим словам…»
Ирония судьбы
В конце апреля 1941 г. Иосукэ Мацуока прибыл в Токио.
На вокзале его встречал принц Коноэ и по дороге в город рассказал другу о недовольстве, с которым встретили милитаристские круги Японии подписанный в Москве пакт. Это недовольство превратилось в открытое возмущение после «внезапного» нападения Германии на Россию и первых, потрясающих воображение побед Гитлера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98