Но Пьер перепрыгнул через перила и снова оказался перед Робервалем, угрожая тому шпагой. Они схватились, и тут Роберваль снова ощутил свое преимущество. Он сделал резкий выпад. Пьер отступил и вдруг пошатнулся, словно раненый. Роберваль снова сделал выпад. Но острие шпаги Пьера неожиданно скользнуло вперед с быстротой молнии и Роберваль почувствовал холодную сталь, пронзившую его тело.
— Убийца! — возопил он и упал, вырывая лезвие шпаги Пьера из своего тела.
Шум на палубе привлек внимание Бомона. Секунду спустя он уже наблюдал за схваткой между вице-королем, которого он презирал, как и многие другие, и лейтенантом Сен-Жаном. Его сознание молниеносно вернулось к утренней сцене, и он представил себе разгневанную мадемуазель и жаждущего мести дядю. Сен-Жан несомненно был сумасшедшим, и очень опасным… Увидев вице-короля, пронзенного шпагой Пьера, Бомон бросился вперед, выхватив шпагу.
— Мятеж! — крикнул он и бросился на Пьера.
Лишенный оружия, Пьер попятился, но споткнулся о бухту каната. В тот же миг офицеры накинулись на него. Бомон упер острие шпаги в грудь Пьера.
— Связать его! — скомандовал он.
Маргерит бросилась по трапу, придерживая юбки, и схватила Бомона за рукав.
— Я умоляю вас! — страстно воскликнула она.
Бомон уставился на нее. Так значит, этот Сен-Жан не бредил безнадежной страстью! Это была любовная связь! Сен-Жан добился успеха, пока он, Бомон, ждал, охраняя девичью честь… значит, она не девица! — ревниво подумал он.
— Мадемуазель лучше побеспокоиться о вице-короле, — холодно сказал он и проверил веревки Пьера.
Над Робервалем нагнулся корабельный хирург, вытирая сочащуюся кровь. Рана была нанесена возле подмышки. Вице-король был бледен, но страх смерти покинул его. Его взгляд блуждал по палубе, пока не наткнулся на Маргерит и поверженного Пьера. Маргерит успокоилась и шагнула вперед.
— Мой дядя…
— Твой любовник воспользовался твоей красотой, племянница. Теперь мы повесим его. Но не прежде… — его глаза сузились, он наслаждался придуманным наказанием. — … чем он увидит, как тебя высекут!
На палубе воцарилось тягостное молчание. Маргерит ошалело посмотрела на Пьера. Она вовсе не думала о себе.
Внезапно Бастин с криком подбежала к Маргерит и обняла ее.
Пьер катался по палубе.
— Убейте меня! Этого достаточно!
Роберваль посмотрел на перепуганные лица: колонисты, моряки, Бомон — все замерли, не веря своим ушам… Даже помощник боцмана, исполнявший обязанности палача, стоял в неуверенности, забыв прикрыть рот. Возбужденный чувством своей власти, Роберваль глубоко задышал, и его рана опять стала кровоточить, но он не обратил на это никакого внимания и кивнул палачу.
— Приступай!
— Монсеньер! Вы не можете!.. — Бомон встал над ним, держа в руке обнаженную шпагу.
Роберваль удивленно поднял глаза, но увидел не угрозу, а только порыв молодости.
— Еще один мятежник? — прошипел он. — Хочешь висеть на одной рее с ее любовником? — Бомон побледнел, но не отвел взгляда. — Разденьте ее! — рявкнул Роберваль.
Разрываемый желанием и страхом, палач протянул руку, но Бастин вцепилась в нее.
— Дьявол! — крикнула она Робервалю. — Скотина! Как ты думаешь, что об этом скажет Турнон? Или король? Высечь французскую дворянку! Будь уверен, что король узнает об этом!..
Ее лицо было так близко, что слюни летели на его щеку. Он пятился назад, как, бывает, собака перед кошкой. Он чувствовал слабость и удовлетворение властью вытекало из него, как кровь из раны.
— Я все еще истекаю кровью, — напомнил он хирургу. Тот приложил к ране еще корпии, и Роберваль отвернулся к простору моря. Вид собственной крови всегда вызывал у него слабость.
Бомон держал Бастин.
— Чудовище! — кричала она. — Она беременна!
Взгляд Роберваля внезапно оживился, а голова завертелась по сторонам.
— Что?
Но ему достаточно было заметить румянец, вспыхнувший на лице Маргерит. «Ребенок в ее теле, рожденный от брака…» Так гласил контракт. Этот брак мог быть задушен в зародыше. Турнону пришлось бы взять ее в жены, девственницу или нет! Но ребенок… В ее теле был наследник состояния Коси! Это был полный провал.
Он прогнал хирурга и попытался протянуть руку к источнику своего падения. Но он был слишком слаб. Роберваль откинулся на палубу, собираясь с силами. И тут он вспомнил про остров.
— Посадите их в шлюпку, — скомандовал он. — Обеих — няню и племянницу… Отправьте их на остров и оставьте там.
Все присутствующие задохнулись от ужаса.
— Он сумасшедший! — закричал Пьер. — Бога ради, освободите меня!
Но никто не шевельнулся. Даже Бастин замерла, услышав столь чудовищный приговор.
— Взять их! — рявкнул Роберваль.
Палач взял Маргерит за руку.
— Монсеньер! Две беззащитные женщины…
Роберваль мутным взором посмотрел на Бомона. «Нужно будет позже разобраться с этим офицером», — подумал он.
— Дайте им аркебузы… Все, что им нужно… — сказал он и без сил откинулся на палубу.
Бастин дико оглянулась на немые серые лица и поймала Бомона за рукав.
— Монсеньер… — она умоляла одновременно с криками Пьера:
— Бомон, вы не можете этого сделать!
— Я беспомощен, мадам, — мрачно ответил Бомон. — Но я сообщу генералу Картье… Он обязательно вернется за вами.
— Пресвятая Богородица, спаси нас! — воскликнула Бастин. Но, поняв, что от судьбы не уйти, она успокоилась, силы вновь вернулись к ней. — Загружайте шлюпку, — пылко воскликнула она. — Он сказал грузить все, что нам нужно! Порох… пряжу… и, Боже мой, матрацы!.. Принесите сундуки из каюты.
Наконец они могли чем-то заняться. Моряки и колонисты спустились в трюм.
Маргерит была потрясена и смятена до такой степени, что, казалось, жизнь покинула ее. Она стерпела даже прикосновение палача. Но теперь она отпрянула от него, бросилась к Пьеру и вцепилась в него.
Палач действовал инстинктивно. Его жертва сбежала. Он схватил Маргерит и попытался оттащить ее от Пьера. Потом он замахнулся и ударил ее по голове рукояткой плети. Маргерит без чувств упала рядом с любимым.
Бомон повернулся как раз во время удара. Шпага по-прежнему была в его руке. Быстрым выпадом он проткнул грудь палача.
— Он убил ее? — закричал Пьер.
Бастин приподняла Маргерит и покачала головой.
— Она жива!
Бомон поднял Маргерит на руки.
— Мы должны спустить ее в шлюпку. Поверьте мне, мадам, я позабочусь, чтобы они приплыли за вами. Вы не останетесь надолго одни.
Шлюпка была загружена так, что в ней едва осталось место для гребцов и пассажиров. Сундуки, коробки, тюки — провизия, которой им так не хватало — были погружены в шлюпку. Бастин и Маргерит посадили в свободное пространство между багажом.
— Будьте мужественны! Это ненадолго! — кричали им.
На корабле не было ни одного человека, чей родственник или друг не был бы повешен, казнен или сослан. Всем была знакома рука «правосудия». Смерть ходила бок о бок с ними с самого их рождения. Но ужаснее всего было видеть осужденную и униженную дворянку в окровавленном и помятом бархатном платье… Она была добра и так красива!
Команда собралась у борта корабля и мрачно смотрела вслед шлюпке, направлявшейся к острову.
— Бедняжка! — пробормотала женщина, прижимая к груди голову своего ребенка. — Она так сильно любила!
ГЛАВА 41
Пьер катался по палубе, молясь и рыдая. Они не могли отправить Маргерит на этот ужасный остров… Одни! Она и Бастин!.. Ужасные картины вставали перед его глазами. Святая Богородица! — молил он и бился в беспомощной злобе.
Внезапно он почувствовал чье-то прикосновение.
— Тсссс!
Раздалось шорканье ножа по веревкам. Вскоре его руки были свободны. Он оперся о палубу, чтобы подняться.
— Подождите!
Он лежал без движения, пока нож перерезал веревки на ногах. Пьер перевернулся на спину, чтобы кровь быстрее разбегалась по телу, и увидел мужчину, проскользнувшего назад, к толпе, которая стояла у борта. Он узнал шрам на щеке. Тигр!
Пьер осторожно пополз к борту корабля. Он полз вперед, не сводя глаз с затылков моряков, взобрался на фальшборт, замер на мгновение, потом глубоко вдохнул и бесшумно нырнул в воду.
Холод сковал Пьера так, что только воздух в легких вытолкнул его на поверхность. Пьер начал ожесточенно грести и лишь тогда почувствовал, что немного пришел в себя. Потом он осмотрелся. Он двигался перпендикулярно борту корабля, пока не отплыл на достаточное расстояние; потом свернул к острову. Он не видел шлюпку, но выбрал направление на возвышенность острова. До суши было около полулье, — это большое расстояние для пловца в ледяной воде. Он сжал зубы и поплыл.
Пьер отплыл уже далеко, когда его заметили с корабля. Он услышал крики — и проплыл сколько мог под водой. Когда он вынырнул, с корабля выстрелили из аркебуз, но он понял, что стрелки не особенно прицеливались.
Пьер проплыл еще некоторое время, а потом снова отдохнул, не пытаясь спрятаться под водой. Пуля успокоила бы бешеные удары его сердца, которое, казалось, было готово разорваться на атомы. Если бы он только мог снять сапоги! но эти усилия стоили бы ему доброй сотни сражений. Он отстегнул пояс с ножнами от шпаги и снял камзол. Холод тут же пронизал его грудь и заставил лязгать зубами. Пьер поплыл дальше.
Ноги едва шевелились, отягощенные сапогами. Он пытался расслабиться и отдохнуть, лежа на спине, но онемевшее тело тянуло вниз. Пьер ловил каждую волну, подталкивающую его к берегу.
Неожиданно его ноги коснулись песка. Это не был еще берег, но по крайней мере дно было достаточно твердым. Вода доходила ему до груди, но течения тянули его во всех направлениях, так что он не мог отдохнуть по-настоящему; зато, по крайней мере, мог размять затекшие мышцы. Он достал кинжал и воткнул его в голенище сапога. Кожа была грубой и казалась неподатливой. Он яростно кувыркался в воде, стаскивая сапог, а когда ему это удалось, вдруг почувствовал, что у него не было сил, чтобы снять второй. Пьер слишком низко сидел в воде, чтобы разглядеть берег или увидеть шлюпку, и он атаковал второй сапог.
Его ноги словно обрели крылья. Их сила придала уверенности рукам, и Пьер поплыл снова. Разные течения то сносили его в сторону, то снова подталкивали вперед. Он поднялся в воде насколько смог, но не увидел берега. Но все же ему удалось заметить шлюпку. Она возвращалась на корабль с одной только командой. Ориентируясь на ее курс, Пьер поплыл к острову.
Большие волны высоко поднимали его и бросали вниз до самого дна. Он выныривал, отплевывался, но новая волна подхватывала его. Он мог видеть побережье, и однажды ему показалось, что он заметил там женщин.
Волны ослабли, Пьера снова подхватило течение, похожее на реку посреди океана. Оно несло его параллельно берегу. Теперь он мог ясно различить багаж и фигуры Бастин и Маргерит. Он попытался вырваться из течения, но не смог продвинуться ни на сажень. Пьер нырнул и почувствовал под водой меньшее сопротивление. Когда он вынырнул, то оказался в прибрежных водах. Теперь он перестал сопротивляться и позволил им нести себя к берегу.
Наконец его ноги коснулись дна, только теперь это был берег острова. Он попытался встать, но волны сбивали его с ног. Пьер цеплялся за дно, пытаясь ползти, но волны отбрасывали его назад. Каждый раз, пробуя встать, он падал лицом в песок, который забивал ему рот и глаза. В конце концов ему удалось выбраться туда, где волны были слабее. Он встал на колени, вскрикнул и упал лицом вниз.
Когда Пьер поднял голову, он увидел Бастин, бегущую к нему, увидел Маргерит, которая тоже старалась подняться, но обессиленно падала на песок. Тогда он, напрягши волю, выполз из воды, прошел, шатаясь, несколько шагов по направлению к Маргерит и как подкошенный растянулся на песке.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА 42
Они лежали, не шевелясь, на побережье. Песок был теплым, вобравшим энергию ожившего солнца, а мягкий бриз казался бальзамом. Пьер только раз приподнялся, чтобы ослабить тесьму на вороте и выплюнуть соленую воду, заполнившую его желудок, потом снова откинулся рядом с Маргерит и взял ее за руку.
Облака закрыли солнце — и ветер сразу же стал прохладным. Бастин вытащила из-под себя накидку и протянула ее Пьеру, который дрожал от холода в мокрой рубашке и панталонах. Он сел, чтобы завернуться в накидку, а почувствовав, что озноб прошел, взглянул на желтое, пустынное побережье. Берег омывали волны, оставлявшие после себя грязные зеленые водоросли. Что было там, за дюнами, невозможно даже предположить. Они видели с корабля жизнь, но как существовали эти животные? Неужели они пили соленую Воду?
Пляж имел форму полумесяца, огражденного дюнами, которые скрывали за собой остальную территорию. Вокруг не за что было зацепиться глазу. Далеко на горизонте, где море сверкало в солнечных лучах, пробивавшихся из-за облаков, чуть виднелся золотистый парус, уменьшавшийся в размерах. Лицо Пьера помрачнело. Бастин посмотрела на него и проследила за его взглядом.
— Проклятый дьявол! — прошептала она чуть слышно, но Маргерит услышала. Она смотрела на море до тех пор, пока не заметила удаляющийся парус. Облака уплыли, и остров снова стал золотым, а море переливалось всеми цветами радуги.
— Корабль уплыл, — сказала она.
Пьер сжал ее руку.
— Не бойся, моя дорогая.
— Я не боюсь! Впервые в жизни я не боюсь. Он уплыл и… — она обняла Пьера и крепко прижалась к нему. — Я не боюсь, знайте это… мы одни и свободны… все трое!
Бастин уставилась на нее.
— Если мы выживем, — проскрипела няня. Момент для радости был не слишком подходящим.
— Бог позаботится о нас! Нам нечего бояться, пока мы вместе.
Пьер был поражен ее мужественной уверенностью. Он прижал ее к себе.
— Когда я вижу тебя, весь мой ужас превращается в радость. Я знала, что Бог не забудет нас. Когда ненависть так долго заполняла твое сердце, какое облегчение снова любить!
Пьер встал и поднял ее. Маргерит снова прижалась к нему.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросил он, осматривая перебинтованную Бастин голову.
— Хорошо, — заверила она. — Мне кажется, что я все еще на корабле. Этот проклятый остров!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38