https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/
Это подчеркнуло раскол между дядей и племянником, которым не преминул воспользоваться проницательный Монморанси. Это спасло Пьера от заключения в Бастилии вместе с Шабо. Ему также намекнули, что если он не освежит свою память относительно махинаций адмирала с королевской казной или любовной связи с дамой Его Величества, он будет подвергнут пытке. Слава Богу, что они не взяли с него честного слова и вверили его в руки капитана охраны, старого и опытного воина, который знал, что розы и сорняки могут расти по обеим сторонам стены.
Сегодня вечером он принес Пьеру приглашение от дамы, «… которое ни я, ни ты не можем оставить без внимания, потому что если король капризен в своей ненависти, то она — безжалостна».
Когда чистый, холодный январский воздух окутал его, Пьер почувствовал радость освобожденного из заключения и страстное желание найти лошадь, чтобы вырваться из этой сети интриг, шпионажа и лжи, галопом умчаться в Пикардию, выполнить данное Маргерит обещание и вернуть ей веру в него.
— Сегодня, — пообещал он и себе. — Сегодня я сделаю это!
Но, добравшись до дворца, он не пошел к конюшням, а повернул в парк, желая сначала удовлетворить свое любопытство. Он должен был узнать, почему та, которую капитан считал могущественней короля, хотела видеть его.
Внезапно из тени деревьев ему навстречу выбежала смеющаяся пастушка и, шурша шелковыми юбками, пригнула его голову так, что их губы встретились. Он невольно обнял ее, но она отстранилась и удивленно посмотрела на Пьера.
— О! — воскликнула она, показывая, что не знает его, и снова рассмеялась.
Пьер поклонился.
— Мои извинения, мадам! — галантно ответил он.
Дама снова засмеялась.
— Не стоит извинений, монсеньер!
Она дотронулась посохом до его груди и скрылась среди деревьев. Пьер почувствовал, что женщина ожидала именно его, и слегка заволновался. В другой раз он бы помчался за ней, как тот сатир, и заставил бы ее молить о пощаде, но сегодня у него была иная цель.
Он двинулся к павильону, у которого ему было назначено свидание. Здесь, в тени, его ждала совершенно другая женщина. В темной одежде, с темными волосами, с вытянутым бледным лицом, она не собиралась бросаться в его объятия.
— Монсеньер граф? — спросила незнакомка бесстрастным голосом.
— Да.
— Следуйте за мной, монсеньер.
Она повела его вверх по открытой лестнице, увитой лозой, а потом через узкую дверь впустила в комнату, обтянутую шелком, украшенную позолотой и разрисованную, как шкатулка для драгоценностей.
Герцогиня д'Этамп сидела перед итальянским зеркалом, распустив свои пышные волосы почти до пола. В свою бытность пажом при дворе Пьер часто видел ее, более царственную, чем королева, и более надменную. Он вспомнил ее стремительное появление в кабинете дяди. Тогда он почувствовал эту власть, явную и неотъемлемую.
Она повернулась, и юноша пересек комнату, чтобы преклонить перед ней колено. Она протянула правую руку для поцелуя, а левой отодвинула волосы с лица.
— Монсеньер…
Он решил, что герцогиню трудно назвать красивой. Ее глаза были выразительны и живы, но несколько запали, помада утолщала узкий изгиб верхней губы, почти не касаясь и без того полной нижней. Кроме того, уголки ее рта были постоянно вздернуты вверх, так что улыбка появлялась раньше, чем начинали двигаться мускулы. То же самое происходило с королем: в этом они были одинаковы. Но ее решительный подбородок и проницательный взгляд заставляли ежиться, словно от озноба.
Она разгадала его испытующее молчание.
— Не смотрите на меня так, друг мой. Мы не враги. Ваш дядя знает, что я его друг, и настанет время, когда вы тоже об этом узнаете.
Анна сделала знак служанке, чтобы та продолжала расчесывать ее волосы. Пьер поднялся и отступил назад, зачарованно наблюдая, как завивалась и скручивалась толстая коса, подобно металлу в руках кузнеца.
— У нас мало времени, — снова заговорила мадам д'Этамп. — Я должна быть на маскараде, а вы… Я послала за вами ради спасения вашего дяди. — Пьер снова напрягся. — Скажите, вы действительно с ним дружны?
— О, да, — быстро и твердо ответил Пьер.
— Несмотря на то, что злитесь на него?
— Уже нет. Теперь я понимаю…
— Но ваши планы, — она внимательно посмотрела на Пьера, — не переменились?
— Нет! — удивленно вскинул брови Пьер.
— Раз ваш дядя уверен в вас — значит, вы действительно преданы ему, — уверенно сказала герцогиня, и теперь Пьер уж не считал ее некрасивой, а, напротив, любовался ее просветленным взглядом.
— Вы видели его?
— Это невозможно. — Мадам д'Этамп посмотрела на дверь и окна. Все было закрыто, а служанка молча и равнодушно укладывала волосы на ее маленькой головке. — Но у меня есть связь с ним. Он говорит, что только вы можете сделать то, что должно быть сделано.
— Я сделаю это!
— Вы не боитесь опасности?
— Нет!
Герцогиня засмеялась.
— Мудрецы ошибаются, говоря, что никогда не нужно посылать юношу делать мужскую работу. Мужчины слишком стары для этого. Они научились бояться.
Анна оценивающе посмотрела на него, с некоторым кокетством, но без нежности. Потом протянула руку, взяла его за запястье и привлекла к себе так близко, что запах ее тела заглушил аромат духов и пудры.
— У вас есть дама сердца?
Только после этих слов, осознав их значение, служанка посмотрела на реакцию Пьера.
Глаза мадам скользили по его лицу. Ее влажные губы приоткрылись, она крепко сжимала его запястье.
— Конечно, она у вас есть! Я просто хотела посмотреть, как кровь движется под вашей кожей… почувствовать ваш пульс… Вы держали ее в объятьях долгой ночью и заставляли мечтать о вашей любви?
Потеряв дар речи, он покачал головой.
— Стыдно, монсеньер. Я негодую за нее.
Герцогиня отпустила Пьера, и он отступил назад, смущенный своим замешательством.
— Из-за нее вы поссорились с Филиппом. Вам не понравились его брачные планы относительно вас.
Пьер кивнул головой, удивленный ее осведомленностью.
— Мне они тоже не понравились, — выразительно сказала мадам д'Этамп.
Ее служанка вынесла платье, отделанное жемчугом и мехом.
— Нужна ваша помощь, монсеньер, — сказала она, но Пьер непонимающе уставился на нее.
Мадам засмеялась.
— Вы должны научиться делать это грациозно, если хотите стать поистине галантным рыцарем. Подержите подол моей юбки.
Пока Пьер держал тяжелую юбку, Мари помогала госпоже надеть платье, расстегнув лиф, чтобы не испортить прическу. Анна д'Этамп встала, расправляя юбки и, словно забыв о присутствии Пьера, оценивающе оглядела себя в зеркале. Когда она заговорила, ее тон снова стал деловым.
— Вы знаете кабинет своего дяди в замке в Турине?
— Да. — Пьер старался сосредоточить внимание только на ее словах.
— Вы знаете фреску, изображающую Леду и Пана?
— Да.
— Если вы коснетесь носа Пана в том месте, где он упирается в грудь Леды… — Пьер старался не смотреть на женщину. Ее голос был невыразителен, слова торопливы, но он знал, что был бы обезглавлен, если кто-то прочитал бы его мысли. — … он повернется под вашими пальцами. Механизм сдвинет камень у ваших ног. За панелью находится ящик, в нем — бумаги вашего дяди.
— Я коснусь носа Пана — и панель у моих ног откроется, — повторил Пьер.
— Эти бумаги докажут лживость обвинений Монморанси, — продолжала герцогиня. — Бы доставите их мне.
Пьер поклонился.
— Там есть другие бумаги, письма… от меня Филиппу… их вы уничтожите, уничтожите бесследно, немедленно. Вы поняли?
Пьер напрягся. Значит, это правда… его дядя и любовница короля…
— Бумаги моего дяди я принесу вам… ваши бумаги я уничтожу, не читая, — холодно ответил он.
Мадам отвернулась от зеркала и посмотрела на Пьера.
— Господи! Как хорошо, что вы посвятили себя Марсу. Вы прозрачны, как стекло. Вы можете прочесть письма, прежде чем уничтожите, друг мой. Это не любовные послания. Это глупые письма о государственных делах, которые в ходе нынешних козней могут быть использованы во вред вашему дяде, потому что коннетабль обвиняет его в связи со мной. Остальные бумаги, которые вы тоже можете прочесть (но ради которых должны пожертвовать жизнью, если понадобится), служат доказательством того, что адмирал не имеет никакого отношения к вещам, в которых его обвиняют. Теперь я могу быть уверена, что ваши сомнения не помешают вам выполнить свой долг?
Пьер выпрямился. Анна была из тех женщин, которые не колеблясь могут выставить мужчину дураком, но при этом она выглядела убедительной и властной.
— Я сейчас же еду в Пьемонт. С вашего разрешения, мадам…
— У вас есть деньги?
Пьер задержался с ответом.
— В моей комнате, — наконец сказал он. Если он вернется, то снова будет взят под стражу, а его слуге, безусловно, не позволят принести ему деньги.
Мадам показала на бархатный кисет, набитый монетами и лежащий на столе.
— Там письмо к монсеньеру д'Эстэну, который все еще командует в Турине, хотя он мой друг, и был другом вашего дяди. Люди коннетабля будут повсюду, поэтому вы должны быть осторожны. Но я думаю, он найдет способ, как вам проникнуть в кабинет, и не станет спрашивать, зачем это нужно.
— Но как я выберусь из дворца, мадам? Ведь я под арестом…
— Ваш конь ждет. Это сильное и выносливое животное…
— Баярд! — воскликнул Пьер.
— Черный жеребец. Вы покинете Фонтенбло сегодня… но отправитесь не в Турин.
— Нет?
— Я говорила об опасности, но вы пренебрегли советом. Коннетабль дорого заплатит, чтобы эти бумаги не попали в Париж. Кроме тех, кто разделяет неудобства Бастилии с моим бедным Филиппом, вы и я — единственные его друзья. Я могу доверять только вам — значит, именно вы окажетесь под подозрением, если направитесь в Пьемонт. Но если враги адмирала поверят, что вы покинули двор только ради того, чтобы не давать показаний против дяди, это будет нам на руку. А разве вы сами не собирались отправиться на север — вместо юга Франции? Где живет эта девушка, которую вы любите, но которой еще не обладали?
Пьер вспомнил, что собирался увидеться с Маргерит.
— Но время… мое поручение не терпит отлагательства…
— Два-три дня отсрочки не имеют решающего значения для выполнения вашей миссии, а лишь пойдут на пользу.
Служанка принесла шкатулку, наполненную кольцами, которые мадам надела на все десять пальцев, тщательно выбирая каждое.
— Вы чрезвычайно галантный кавалер, и, будь мне шестнадцать лет, я захотела бы стать вашей дамой. Но если бы я жила в провинции, ничего не зная о дворе и государственных делах, я бы думала только о том, почему вы не приезжаете ко мне… если бы любила вас. Я бы думала только об одной защите от всех неприятностей — о ваших сильных руках на моей талии… — она оценивающе посмотрела на Пьера, потом снова принялась изучать свои перстни. — Должно быть, у вас небольшой опыт общения с дамами, друг мой. Это хорошо, что вы служите только ей, и я уверена, что она тоже любит вас.
Пьер побледнел. Он чувствовал учащенные удары сердца. Он так ясно представлял Маргерит, когда герцогиня говорила о ней. Возможно ли, что Маргерит и он когда-нибудь проведут вместе эту «долгую ночь»?
— Я направляюсь в Пикардию, — выпалил Пьер. — Это в стороне от истинной цели моего путешествия.
— Догадаются ли шпионы Монморанси, что, направляясь в Пикардию, вы поедете в Савойю? Об этом никто не должен знать. Иначе они убьют вас, Пьер. Но если поручение будет выполнено, Филипп сделает то, о чем вы больше всего мечтаете.
Пьер посмотрел на нее: неужели она знала, что больше всего на свете он мечтал получить Маргерит?
— Но, — мадам отложила в сторону шкатулку и встала, уронив на пол несколько не понравившихся колец, — в первую очередь вы должны убедиться в ее привязанности к вам. А теперь ступайте и спросите конюха по имени Ансельм…
ГЛАВА 21
Пьер чувствовал под собой мощь Баярда — и как будто воспрянул духом, испив из живительного источника. Жизнь рыцаря часто в большей степени зависит от его лошади, чем от меча, особенно во время атаки и отступления. Добрый конь был ближе ему, чем кто-либо, был настоящей любовью и боевым товарищем.
Пьер ехал через лес по охотничьей тропе, которую показал ему конюх Ансельм, и мимо него проносились деревья без листьев, похожие на скелеты. Отъехав на приличное расстояние, он натянул поводья и обернулся назад, хотя и не ждал погони так скоро. Пылающий огнями фейерверков город сиял в ночи, как сказочный дворец. Король тоже, наверное, там — вместе со своей дамой в роскошном платье и с таинственной улыбкой. Пьер вдруг с удовлетворением подумал, что ее глаза будут внимательно следить за лесом, стараясь разглядеть среди деревьев своего посланца.
Он дернул поводья, и Баярд мгновенно повиновался. Пьер дышал глубоко и с наслаждением. Он был свободен! Свободен от любовных сцен и непристойных жестов, от пастушки и ее посоха, от величественной дамы с квадратным подбородком и властным взглядом, от золотистого облака ее волос и пышной груди. Он держал свое обещание, спеша в ночи к девушке, которая ждала его, ждала год за годом, чтобы он освободил ее из плена. Что бы ни случилось, Маргерит будет принадлежать ему — и никому больше! Но он помнил, что сейчас его ждало не любовное свидание.
При дворе и в армии он узнал, что есть много способов, чтобы понравиться врагу, но только один, чтобы понравиться даме. И он доказал, что стал взрослым, не только на поле боя. Еще раньше он был вовлечен своими приятелями офицерами в удовольствия, сопровождавшие боевые действия. И он с готовностью принимал в них участие, следуя примеру мужчин, которыми восхищался, — разве блистательный кавалер Баярд не делал то же самое? Но он никогда не смешивал желания своего тела с чувствами к молодой девушке, которая стояла под старой яблоней и кричала с обидой: «Я хочу тебя, Пьеро!»
Но когда он вспоминал о Маргерит, о ее трепете в ответ на его пылкую страсть, ему начинало казаться, что его возрождающиеся желания не имеют ничего общего с тем, что он уже познал — это были новые, не знакомые ему желания. Юноше казалось, что они недостойны любви, которую он так давно боготворил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Сегодня вечером он принес Пьеру приглашение от дамы, «… которое ни я, ни ты не можем оставить без внимания, потому что если король капризен в своей ненависти, то она — безжалостна».
Когда чистый, холодный январский воздух окутал его, Пьер почувствовал радость освобожденного из заключения и страстное желание найти лошадь, чтобы вырваться из этой сети интриг, шпионажа и лжи, галопом умчаться в Пикардию, выполнить данное Маргерит обещание и вернуть ей веру в него.
— Сегодня, — пообещал он и себе. — Сегодня я сделаю это!
Но, добравшись до дворца, он не пошел к конюшням, а повернул в парк, желая сначала удовлетворить свое любопытство. Он должен был узнать, почему та, которую капитан считал могущественней короля, хотела видеть его.
Внезапно из тени деревьев ему навстречу выбежала смеющаяся пастушка и, шурша шелковыми юбками, пригнула его голову так, что их губы встретились. Он невольно обнял ее, но она отстранилась и удивленно посмотрела на Пьера.
— О! — воскликнула она, показывая, что не знает его, и снова рассмеялась.
Пьер поклонился.
— Мои извинения, мадам! — галантно ответил он.
Дама снова засмеялась.
— Не стоит извинений, монсеньер!
Она дотронулась посохом до его груди и скрылась среди деревьев. Пьер почувствовал, что женщина ожидала именно его, и слегка заволновался. В другой раз он бы помчался за ней, как тот сатир, и заставил бы ее молить о пощаде, но сегодня у него была иная цель.
Он двинулся к павильону, у которого ему было назначено свидание. Здесь, в тени, его ждала совершенно другая женщина. В темной одежде, с темными волосами, с вытянутым бледным лицом, она не собиралась бросаться в его объятия.
— Монсеньер граф? — спросила незнакомка бесстрастным голосом.
— Да.
— Следуйте за мной, монсеньер.
Она повела его вверх по открытой лестнице, увитой лозой, а потом через узкую дверь впустила в комнату, обтянутую шелком, украшенную позолотой и разрисованную, как шкатулка для драгоценностей.
Герцогиня д'Этамп сидела перед итальянским зеркалом, распустив свои пышные волосы почти до пола. В свою бытность пажом при дворе Пьер часто видел ее, более царственную, чем королева, и более надменную. Он вспомнил ее стремительное появление в кабинете дяди. Тогда он почувствовал эту власть, явную и неотъемлемую.
Она повернулась, и юноша пересек комнату, чтобы преклонить перед ней колено. Она протянула правую руку для поцелуя, а левой отодвинула волосы с лица.
— Монсеньер…
Он решил, что герцогиню трудно назвать красивой. Ее глаза были выразительны и живы, но несколько запали, помада утолщала узкий изгиб верхней губы, почти не касаясь и без того полной нижней. Кроме того, уголки ее рта были постоянно вздернуты вверх, так что улыбка появлялась раньше, чем начинали двигаться мускулы. То же самое происходило с королем: в этом они были одинаковы. Но ее решительный подбородок и проницательный взгляд заставляли ежиться, словно от озноба.
Она разгадала его испытующее молчание.
— Не смотрите на меня так, друг мой. Мы не враги. Ваш дядя знает, что я его друг, и настанет время, когда вы тоже об этом узнаете.
Анна сделала знак служанке, чтобы та продолжала расчесывать ее волосы. Пьер поднялся и отступил назад, зачарованно наблюдая, как завивалась и скручивалась толстая коса, подобно металлу в руках кузнеца.
— У нас мало времени, — снова заговорила мадам д'Этамп. — Я должна быть на маскараде, а вы… Я послала за вами ради спасения вашего дяди. — Пьер снова напрягся. — Скажите, вы действительно с ним дружны?
— О, да, — быстро и твердо ответил Пьер.
— Несмотря на то, что злитесь на него?
— Уже нет. Теперь я понимаю…
— Но ваши планы, — она внимательно посмотрела на Пьера, — не переменились?
— Нет! — удивленно вскинул брови Пьер.
— Раз ваш дядя уверен в вас — значит, вы действительно преданы ему, — уверенно сказала герцогиня, и теперь Пьер уж не считал ее некрасивой, а, напротив, любовался ее просветленным взглядом.
— Вы видели его?
— Это невозможно. — Мадам д'Этамп посмотрела на дверь и окна. Все было закрыто, а служанка молча и равнодушно укладывала волосы на ее маленькой головке. — Но у меня есть связь с ним. Он говорит, что только вы можете сделать то, что должно быть сделано.
— Я сделаю это!
— Вы не боитесь опасности?
— Нет!
Герцогиня засмеялась.
— Мудрецы ошибаются, говоря, что никогда не нужно посылать юношу делать мужскую работу. Мужчины слишком стары для этого. Они научились бояться.
Анна оценивающе посмотрела на него, с некоторым кокетством, но без нежности. Потом протянула руку, взяла его за запястье и привлекла к себе так близко, что запах ее тела заглушил аромат духов и пудры.
— У вас есть дама сердца?
Только после этих слов, осознав их значение, служанка посмотрела на реакцию Пьера.
Глаза мадам скользили по его лицу. Ее влажные губы приоткрылись, она крепко сжимала его запястье.
— Конечно, она у вас есть! Я просто хотела посмотреть, как кровь движется под вашей кожей… почувствовать ваш пульс… Вы держали ее в объятьях долгой ночью и заставляли мечтать о вашей любви?
Потеряв дар речи, он покачал головой.
— Стыдно, монсеньер. Я негодую за нее.
Герцогиня отпустила Пьера, и он отступил назад, смущенный своим замешательством.
— Из-за нее вы поссорились с Филиппом. Вам не понравились его брачные планы относительно вас.
Пьер кивнул головой, удивленный ее осведомленностью.
— Мне они тоже не понравились, — выразительно сказала мадам д'Этамп.
Ее служанка вынесла платье, отделанное жемчугом и мехом.
— Нужна ваша помощь, монсеньер, — сказала она, но Пьер непонимающе уставился на нее.
Мадам засмеялась.
— Вы должны научиться делать это грациозно, если хотите стать поистине галантным рыцарем. Подержите подол моей юбки.
Пока Пьер держал тяжелую юбку, Мари помогала госпоже надеть платье, расстегнув лиф, чтобы не испортить прическу. Анна д'Этамп встала, расправляя юбки и, словно забыв о присутствии Пьера, оценивающе оглядела себя в зеркале. Когда она заговорила, ее тон снова стал деловым.
— Вы знаете кабинет своего дяди в замке в Турине?
— Да. — Пьер старался сосредоточить внимание только на ее словах.
— Вы знаете фреску, изображающую Леду и Пана?
— Да.
— Если вы коснетесь носа Пана в том месте, где он упирается в грудь Леды… — Пьер старался не смотреть на женщину. Ее голос был невыразителен, слова торопливы, но он знал, что был бы обезглавлен, если кто-то прочитал бы его мысли. — … он повернется под вашими пальцами. Механизм сдвинет камень у ваших ног. За панелью находится ящик, в нем — бумаги вашего дяди.
— Я коснусь носа Пана — и панель у моих ног откроется, — повторил Пьер.
— Эти бумаги докажут лживость обвинений Монморанси, — продолжала герцогиня. — Бы доставите их мне.
Пьер поклонился.
— Там есть другие бумаги, письма… от меня Филиппу… их вы уничтожите, уничтожите бесследно, немедленно. Вы поняли?
Пьер напрягся. Значит, это правда… его дядя и любовница короля…
— Бумаги моего дяди я принесу вам… ваши бумаги я уничтожу, не читая, — холодно ответил он.
Мадам отвернулась от зеркала и посмотрела на Пьера.
— Господи! Как хорошо, что вы посвятили себя Марсу. Вы прозрачны, как стекло. Вы можете прочесть письма, прежде чем уничтожите, друг мой. Это не любовные послания. Это глупые письма о государственных делах, которые в ходе нынешних козней могут быть использованы во вред вашему дяде, потому что коннетабль обвиняет его в связи со мной. Остальные бумаги, которые вы тоже можете прочесть (но ради которых должны пожертвовать жизнью, если понадобится), служат доказательством того, что адмирал не имеет никакого отношения к вещам, в которых его обвиняют. Теперь я могу быть уверена, что ваши сомнения не помешают вам выполнить свой долг?
Пьер выпрямился. Анна была из тех женщин, которые не колеблясь могут выставить мужчину дураком, но при этом она выглядела убедительной и властной.
— Я сейчас же еду в Пьемонт. С вашего разрешения, мадам…
— У вас есть деньги?
Пьер задержался с ответом.
— В моей комнате, — наконец сказал он. Если он вернется, то снова будет взят под стражу, а его слуге, безусловно, не позволят принести ему деньги.
Мадам показала на бархатный кисет, набитый монетами и лежащий на столе.
— Там письмо к монсеньеру д'Эстэну, который все еще командует в Турине, хотя он мой друг, и был другом вашего дяди. Люди коннетабля будут повсюду, поэтому вы должны быть осторожны. Но я думаю, он найдет способ, как вам проникнуть в кабинет, и не станет спрашивать, зачем это нужно.
— Но как я выберусь из дворца, мадам? Ведь я под арестом…
— Ваш конь ждет. Это сильное и выносливое животное…
— Баярд! — воскликнул Пьер.
— Черный жеребец. Вы покинете Фонтенбло сегодня… но отправитесь не в Турин.
— Нет?
— Я говорила об опасности, но вы пренебрегли советом. Коннетабль дорого заплатит, чтобы эти бумаги не попали в Париж. Кроме тех, кто разделяет неудобства Бастилии с моим бедным Филиппом, вы и я — единственные его друзья. Я могу доверять только вам — значит, именно вы окажетесь под подозрением, если направитесь в Пьемонт. Но если враги адмирала поверят, что вы покинули двор только ради того, чтобы не давать показаний против дяди, это будет нам на руку. А разве вы сами не собирались отправиться на север — вместо юга Франции? Где живет эта девушка, которую вы любите, но которой еще не обладали?
Пьер вспомнил, что собирался увидеться с Маргерит.
— Но время… мое поручение не терпит отлагательства…
— Два-три дня отсрочки не имеют решающего значения для выполнения вашей миссии, а лишь пойдут на пользу.
Служанка принесла шкатулку, наполненную кольцами, которые мадам надела на все десять пальцев, тщательно выбирая каждое.
— Вы чрезвычайно галантный кавалер, и, будь мне шестнадцать лет, я захотела бы стать вашей дамой. Но если бы я жила в провинции, ничего не зная о дворе и государственных делах, я бы думала только о том, почему вы не приезжаете ко мне… если бы любила вас. Я бы думала только об одной защите от всех неприятностей — о ваших сильных руках на моей талии… — она оценивающе посмотрела на Пьера, потом снова принялась изучать свои перстни. — Должно быть, у вас небольшой опыт общения с дамами, друг мой. Это хорошо, что вы служите только ей, и я уверена, что она тоже любит вас.
Пьер побледнел. Он чувствовал учащенные удары сердца. Он так ясно представлял Маргерит, когда герцогиня говорила о ней. Возможно ли, что Маргерит и он когда-нибудь проведут вместе эту «долгую ночь»?
— Я направляюсь в Пикардию, — выпалил Пьер. — Это в стороне от истинной цели моего путешествия.
— Догадаются ли шпионы Монморанси, что, направляясь в Пикардию, вы поедете в Савойю? Об этом никто не должен знать. Иначе они убьют вас, Пьер. Но если поручение будет выполнено, Филипп сделает то, о чем вы больше всего мечтаете.
Пьер посмотрел на нее: неужели она знала, что больше всего на свете он мечтал получить Маргерит?
— Но, — мадам отложила в сторону шкатулку и встала, уронив на пол несколько не понравившихся колец, — в первую очередь вы должны убедиться в ее привязанности к вам. А теперь ступайте и спросите конюха по имени Ансельм…
ГЛАВА 21
Пьер чувствовал под собой мощь Баярда — и как будто воспрянул духом, испив из живительного источника. Жизнь рыцаря часто в большей степени зависит от его лошади, чем от меча, особенно во время атаки и отступления. Добрый конь был ближе ему, чем кто-либо, был настоящей любовью и боевым товарищем.
Пьер ехал через лес по охотничьей тропе, которую показал ему конюх Ансельм, и мимо него проносились деревья без листьев, похожие на скелеты. Отъехав на приличное расстояние, он натянул поводья и обернулся назад, хотя и не ждал погони так скоро. Пылающий огнями фейерверков город сиял в ночи, как сказочный дворец. Король тоже, наверное, там — вместе со своей дамой в роскошном платье и с таинственной улыбкой. Пьер вдруг с удовлетворением подумал, что ее глаза будут внимательно следить за лесом, стараясь разглядеть среди деревьев своего посланца.
Он дернул поводья, и Баярд мгновенно повиновался. Пьер дышал глубоко и с наслаждением. Он был свободен! Свободен от любовных сцен и непристойных жестов, от пастушки и ее посоха, от величественной дамы с квадратным подбородком и властным взглядом, от золотистого облака ее волос и пышной груди. Он держал свое обещание, спеша в ночи к девушке, которая ждала его, ждала год за годом, чтобы он освободил ее из плена. Что бы ни случилось, Маргерит будет принадлежать ему — и никому больше! Но он помнил, что сейчас его ждало не любовное свидание.
При дворе и в армии он узнал, что есть много способов, чтобы понравиться врагу, но только один, чтобы понравиться даме. И он доказал, что стал взрослым, не только на поле боя. Еще раньше он был вовлечен своими приятелями офицерами в удовольствия, сопровождавшие боевые действия. И он с готовностью принимал в них участие, следуя примеру мужчин, которыми восхищался, — разве блистательный кавалер Баярд не делал то же самое? Но он никогда не смешивал желания своего тела с чувствами к молодой девушке, которая стояла под старой яблоней и кричала с обидой: «Я хочу тебя, Пьеро!»
Но когда он вспоминал о Маргерит, о ее трепете в ответ на его пылкую страсть, ему начинало казаться, что его возрождающиеся желания не имеют ничего общего с тем, что он уже познал — это были новые, не знакомые ему желания. Юноше казалось, что они недостойны любви, которую он так давно боготворил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38