– От землетрясения? – Кэтриона подошла к кровати и встала достаточно близко, чтобы он мог уловить ее аромат.
Желание пробудилось мгновенно, но теперь он не обращал на него внимания.
– Да, кое-где есть разрушения. Сильно покорежило крышу городской тюрьмы – она чуть совсем не слетела, когда ее приподняло на несколько футов. Почти все трубы развалились, и с них попадало много камней. Говорят, колокола трезвонили целую минуту, когда затрясло башни. Грохот был просто грандиозный: люди выбегали из домов в ночных рубашках, но, слава Богу, никто не погиб.
– За исключением Джерроу Флетчера? – Доминик быстро взглянул на нее.
– Да, он утонул в колодце, а сверху его завалило камнями. Я рада его смерти. Надеюсь, это не грешно? Готовил могилу для других, а похоронил себя.
– Выходит, природа сама совершила кровавый акт возмездия и убила подонка? Черт побери, я тоже рад! Скажите, пророчества Изабель всегда сбываются таким драматическим образом?
– Иногда. – Кэтриона беспокойно посмотрела на свои руки. – Но вы и без того могли взять верх над ним с помощью ваших бесчестных трюков.
– Бесчестных? – Доминик потянулся и немедленно пожалел об этом. – Вы не считаете, что при подобных обстоятельствах даже самый строгий кодекс чести допускает любые необходимые способы обороны?
– Я не это имела в виду. – Кэтриона села на стул у кровати. – Лорд Стэнстед сказал, что вы получили послание.
– Он невредим, надеюсь?
– У него шишка на голове, и он еще не совсем опомнился. Проспал все землетрясение, а потом пошел сообщить властям, что Флетчер упал в колодец. О вашей дуэли он даже не упомянул, хотя я ему все рассказала. А что было в письме? Это касается Эндрю и миссис Макки, не так ли?
– Они были в Нэрне, но уехали до нашего приезда.
– А вы, конечно, не подумали предупредить меня. Вы что, не могли сказать мне, куда едете? Неужели вы не ожидали засады?
– Я дорого заплатил за свою самонадеянность.
Кэтриона вскинула подбородок:
– Харрис и Флетчер вытащили меня из постели, завязали мне глаза и держали в темноте до самого последнего момента.
– А что случилось с теми шотландцами?
– Уехали домой, на запад. Хотя, правда, домов у них уже нет – теперь их ждет только морской берег.
– Это вы выкупали меня? И волосы вымыли.
Кэтриона покраснела.
– На вас была тина и налипли водоросли. Потом вы уснули.
Она поднялась, собираясь уйти.
– Кэтриона...
– Да?
– Нет, ничего. – Доминик отвернулся к стене. – Идите.
– Ну и упрямый мужчина! – Она неуверенно улыбнулась. – Доктор говорит, что вы везучий. Ваша рука заживет, и вы сможете ею пользоваться, но для этого потребуется какое-то время; Повреждение серьезное, и наверняка останется шрам. Мне очень жаль. Я так наслаждалась этой рукой, когда она была на мне...
Доминик усилием воли заставил себя подняться с постели. С трудом одевшись и повязав одной рукой галстук, он подергал колокольчик. Горничная принесла еду. После завтрака пришел доктор менять повязку. Перетерпев боль, пока развязывали руку, Доминик посмотрел на свою развороченную ладонь и содрогнулся. «Я наслаждалась этой рукой, когда она была на мне». Доктор ограничился перевязкой и банальными рекомендациями. Когда он ушел, Доминик выглянул в коридор. Комната Кэтрионы находилась через две двери, а Стэнстеда поселили рядом с ней. В конце коридора из общей гостиной сквозь полуоткрытую дверь доносились странные звуки – пронзительный детский крик, сопровождаемый смехом.
Доминик прошагал туда и распахнул дверь. В комнате сидела Кэтриона с маленьким мальчиком на руках. Малыш с круглой головой в черных завитках заливисто смеялся – крохотная детская одежда топорщилась на его пухлом тельце, а синие глаза смотрели со знакомой безыскусностью. Аккуратный подбородок и хрупкая шея также были вполне узнаваемы.
Ребенок повернулся и взглянул на Доминика; беззаботный смех умолк, уступив место неуверенной улыбке.
О Боже! Это был он, баловень «душ милосердия», ребенок не Генриетты, не Кэтрионы, не Сары, но другой леди, имевшей причины скрывать его существование от отца. Событие не менее впечатляющее, чем землетрясение!
Рядом с Кэтрионой стояла матрона с сияющим лицом и сложенными на груди руками. Она еще не успела снять свой плащ. Видимо, они с ребенком только что приехали.
– Миссис Макки! – воскликнул Доминик. – Я счастлив наконец познакомиться с вами, мэм.
– Бобан, – сказал мальчик, показывая на Доминика. Миссис Макки поправила ребенка, объяснив ему что-то по-гэльски.
– Здравствуй, Эндрю, – произнес Доминик, все еще не вполне веря своим глазам. – Ты любишь пирожные?
– Нет-нет, майор Уиндхэм, – решительно возразила миссис Макки, – для этого еще не время.
– Вероятно, скоро прибудет его мать? А пока, я полагаю, мы можем отпраздновать нашу встречу.
– Пиложное, – пролепетал Эндрю и засмеялся.
Кэтриона с трепетом наблюдала за ними; душа ее вдруг завибрировала как туго натянутая струна. Эндрю доел пирожное, и на верхней губке, похожей на розовый бутон, осталось несколько крошек. Мальчик сидел у Доминика на коленях, на его безукоризненных брюках, и водил своими липкими пальчиками по его галстуку. Доминик забавлял малыша левой рукой. Тот ловил его за пальцы и хохотал. Вскоре между ними установилось абсолютное доверие.
Миссис Макки с достоинством пила чай в другой части гостиной, когда Эндрю, умаявшись игрой, стал тереть глаза и вскоре уснул на руках у Доминика!
– Я не совсем поняла, – осторожно сказала Кэтриона. – Сейчас придет его мать?
– Вы не догадываетесь? – Доминик улыбнулся. – Ведь вы были с ним какое-то время. Как же вы могли принять его за маленького Макноррина? Неужто он не похож на англичанина?
Кэтриона посмотрела на глубокую дугу ресниц поверх розовых щек и верхнюю губку с проблеском молочных зубов.
– В самом деле, похож. Но я думала, он унаследовал это от Сары.
– Сара и Розмари были кузинами. – Миссис Макки поднялась и забрала ребенка из рук Доминика.
– Сара и Розмари? – удивилась Кэтриона, совершенно сбитая с толку.
– Может быть, рассказать ей все, миссис Макки?
– Я вижу, вы уже догадались, майор Уиндхэм. – Женщина кивнула головой.
Доминик тихо засмеялся.
– Кэтриона, вы видите то, что хотите видеть. Это ваша типичная ошибка! Теперь вы убедились?
Неожиданно у нее возникло чувство, что все вдруг встало свои места, хотя она и не верила в это до конца.
– Естественно, я совершила много ошибок, но все-таки я жила в Эдинбурге. Как же я могла не заметить, если его мать же здесь присутствовала?
Миссис Макки мягко притянула темную головку Эндрю к своей груди.
– Просто его мать постаралась, чтобы вы ничего не узнали, мэм. Как только мальчик родился, все окружающие поклялись хранить это в секрете. Поддерживать обман было не так уж трудно – полный дом женщин и только один ребенок! Мать его платила за мою маленькую квартиру в Эдинбурге, а потом мне с ребенком пришлось уехать...
– Но зачем? – не выдержал Доминик. – Так вот сразу, ни с того ни с сего?
– Потому что здесь должны были появиться вы, сэр, – спокойно сказала миссис Макки. – Она очень себялюбива, потому и отказывалась открыто признать, что у нее есть ребенок, хотела держать это в тайне. Но она любит мальчика, майор Уиндхэм. Она действительно любит своего сына. Тут нет никакой ошибки.
Кэтриона не подавала виду, что пока еще мало понимает из сказанного. Значит, Эндрю отослали, чтобы спрятать от Доминика? Ситуация мало-помалу прояснялась.
Доминик сидел вытянув свои длинные ноги, выводя пальцем узоры по краю стола.
– Тогда почему вы действовали заодно со мной, миссис Макки? Вы все время следовали моим инструкциям.
– О, я не видела в этом никакого вреда. Даже лучше, когда у мальчика много опекунов!
Доминик поднял глаза и улыбнулся:
– Кроме отца, который должен был позаботиться о нем, не так ли?
– Вот именно! – Миссис Макки пришла в негодование. – Он даже не знает о существовании ребенка!
Кэтриона не могла ничего с собой поделать.
– А кто это – он? – не вытерпела она и даже чуть-чуть приподнялась в кресле.
Была еще только середина дня, и в окно ярко светило солнце. В его лучах светлые волосы Доминика блестели как растопленное масло, а сам он важно восседал в своем кресле, словно англосаксонский король, и она видела мелкие четкие морщинки в углах его рта.
– Мне очень жаль, но это не ваш дядя, Кэтриона. Эндрю – не его сын.
– Тогда чей, скажите же наконец!
– «Агнец невинный, рожденный для несчастий!» У него отцовские глаза, а черты и упрямство – от матери. И такие же волосы, как у нее, цвета полуночи. Это мать сидит в нем и заставляет его хмуриться. А отец, тот позволяет ему воспринимать иностранцев без предрассудков. Теперь-то уж вы наверняка догадались? – Доминик встретил ее взгляд и улыбнулся. Ямочки врезались глубоко в его щеки. – В один прекрасный день Эндрю станет герцогом. Его мать – Розмари, леди Стэнстед, так что в конце концов он унаследует титул Ратли. Довольно солидное бремя для крошечной души, не правда ли?
Розмари. Она посылала деньги и сладости ребенку. Все факты, намеки и недомолвки слились в одно целое. Теперь Кэтриона знала правду.
– Но почему леди Стэнстед скрывала своего ребенка? – не унималась она.
– Не хотела, чтобы ее муж знал. Тогда бы Ратли заставил ее вернуться в Лондон вместе с ребенком. О Боже! Видимо, я обязан посвятить вас во все эти дикие подробности. Я предполагаю, она не хотела, чтобы я узнал...
– Так это имело какое-то отношение к вам?
В это время послышался стук в дверь, но Кэтриона, не обращая внимания, продолжала:
– Почему леди Стэнстед не хотела, чтобы вы узнали? Разве это ваш ребенок?
Дверь открылась, и на пороге возникла стройная фигура. Кэтриона повернулась и увидела женщину, которую, как она думала, знала довольно хорошо. В гостиную вошла леди Стэнстед – та самая, что обманула их всех.
Доминик встал и поклонился ей.
– Если бы Доминик узнал, что у меня есть малыш, наследник Ратли, – спокойно сказала она, – он никогда бы не полюбил меня. – Ее взгляд встретился со взглядом Доминика. Она покраснела и, обращаясь к нему, продолжила: – Я ждала вас несколько лет и молила Бога, чтобы вы пришли ко мне после смерти Генриетты. Если бы вы узнали, что я стала матерью, вы не взяли бы меня в любовницы, не правда ли?
Миссис Макки прижала спящего Эндрю к своему плечу.
– Леди Стэнстед, я должна уложить ребенка.
Розмари пересекла гостиную и приложила щеку к щеке сына. На лице ее появилось ласковое выражение.
– Идите в мою комнату. Это там. – Она махнула рукой. – Горничная вам покажет.
Доминик прошел к камину.
– Итак, вы заранее отправили Эндрю из Эдинбурга на случай, если я приеду и узнаю, что это ваш ребенок, а потом возили его по всей Шотландии?
Леди Стэнстед наблюдала, как уносят ее дитя. Глаза ее наполнились слезами.
– Сначала миссис Макки забрала его в Страт-Гласс, где я сняла для них домик – там они и жили до последнего времени. Когда я получила ваше послание и узнала, что вы разыскиваете его, я назначила встречу в Нэрне. Мы должны были прибыть вчера вечером, но мне показалось, что Эндрю выглядит усталым, поэтому мы сделали остановку на ночь. Это было ужасно, потому что началось землетрясение. Когда попадали все вещи, он испугался и стал плакать. А утром мы собрались и потихоньку поехали сюда.
Доминик протянул Розмари свой носовой платок.
– Успокоитесь, теперь вы вне опасности. – Он улыбнулся. – И как это вы доверили воспитание своего сына шотландской няне? Неслыханный в мире случай! В роду Ратли появится первый герцог, говорящий по-гэльски, – воображаю, какой это произведет фурор! Вы бы лучше пошли сейчас к нему, а то как бы он не испугался еще чего-нибудь – мало ли что может случиться в чужом месте.
Как только женщина в темном ушла, Кэтриона повернулась к Доминику.
– Розмари была в вас влюблена?
– Несколько лет. – Он прислонился к холодному камину. – Мы познакомились на балу, в один из моих приездов между кампаниями. Тогда я уже был помолвлен с Генриеттой, но, как вы видите, Розмари очень привлекательна, и я был польщен ее вниманием. Возможно, я непреднамеренно поощрил ее интерес, хотя не собирался делать этого.
– Значит, то, что вы сказали мне в нашу первую встречу, было правдой! – воскликнула Кэтриона. – Вы всегда разбивали чужие сердца?
– Если вам угодна такая формулировка, – хмыкнул Доминик, – то вы, пожалуй, правы. – Его лицо, обрамленное высоким воротничком с крахмальными уголками, казалось спокойным; разговаривая, он продолжал внимательно наблюдать за ней. – На некоторых женщин военная форма производит неизгладимое впечатление. Позже, когда я приобрел репутацию человека...
– Порочного?
Последовала короткая заминка, прежде чем он ответил:
– Да, после побега Генриетты. Вы наверняка думаете, что я уклонялся от честных отношений, не так ли? Ничего подобного. Мне навязывались, меня караулили и даже преследовали. А поддаться не так уж трудно, что я обычно и делал. – Доминик шагнул к окну и выглянул во двор. – Любопытство – немалый грех.
– Вероятно, мы должны добавить его в наш перечень, – сказала Кэтриона. – Восьмой грех. Я им страдала. Когда я приехала в Лондон, то тоже была любопытна, как и все прочие.
Доминик тотчас повернулся к ней.
– Не как все прочие, Кэтриона.
Она опустила голову, чтобы не видеть огонь в его глазах.
– Вот что я думаю, Доминик Уиндхэм. Вы должны вернуться в Лондон и забрать с собой ваших друзей и их ребенка.
Доминик стоял неподвижно, лицо его побледнело.
– Эндрю – не мой сын, Кэтриона. Розмари никого не принимала, кроме своего мужа. Лорд Стэнстед был у нее в Эдинбурге, и ребенок был зачат как раз в то победное лето. Мы с Розмари никогда не были любовниками. Ради Бога, не думайте обо мне так плохо. Разве бы я совершил предательство по отношению к своему другу?
Было ли ее беспокойство продиктовано только этим обстоятельством, или оно возникло потому, что наконец выяснилось, кто такой Эндрю? Неужели, поскольку теперь она не может спасти долину, им придется расстаться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45