Флетчер похлопал себя по карману.
– Все здесь, майор. На редкость скучной маленькой потаскушкой была ваша жена, вы не находите? Зато, должен вам признаться, я глубоко тронут вашими любовными письмами...
Когда Флетчер снова протянул руку к бумагам, Доминик вскочил, бросился к нему и ударил в живот. Флетчер всхрапнул и согнулся пополам, пистолет со стуком упал на пол. Доминик ударил Флетчера еще раз; тот обмяк и упал без сознания.
Подтянув неподвижное тело к стене, Доминик стал расстегивать надетый на Флетчере пиджак. Вытащив из него связку бумаг, он бегло взглянул на свои письма к Генриетте. Должен ли он утешаться, что она по крайней мере их сохранила? Швырнув письма на пол, он быстро перебрал остальные бумаги. Никаких дневников, написанных Сарой, молодой женой старого Макноррина, и никаких документов, подтверждающих рождение ее ребенка, – ровным счетом ничего, что могло помочь маленькому Эндрю и уберечь Глен-Рейлэк от Ратли.
Вынув свою трутницу, Доминик высек искру и поджег стопку с письмами. Затем он отпихнул в сторону одежду Генриетты и, опрокинув сундук, начал отдирать обшивку.
Высохший клей крошился под пальцами и рассыпался в пыль. Подкладка отстала, но за ней тоже ничего не оказалось.
Если верить Розмари, других вещей после Генриетты не осталось, а значит, поиски, с которыми Кэтриона связывала свои планы, ни к чему не привели. Он не оправдал ее надежд, равно как раньше обманул ожидания Генриетты.
После недолгих размышлений Доминик сложил надушенные перчатки и кружева Генриетты туда, где они лежали прежде, и вышел на улицу. Почему, черт подери, он не выехал раньше? Надо было явиться сюда еще ночью – ничего не случилось бы, если б он поднял «души милосердия» с их постелей!
Прогулка до Старого города оказалась довольно долгой. Пройдя ряд современных площадей и кривых улочек с однообразными фасадами, Доминик остановился у края глубокой долины посмотреть на обмелевший Hop-Лох. На другой стороне озера стоял Эдинбургский замок, под ним как попало расположились дома, хранившие воспоминания о средневековье и еще более древних временах. Справа от замка, возле дороги на Аейт, возвышался похожий на пирамиду Кэлтон-Хилл. Дальше начиналось море. Ветер, раздувавший паруса многочисленных кораблей, с ревом устремлялся в город, вздымая дамские юбки на Северном мосту. В это время Найджел и Франс должны были отплыть в Париж. Доминик не знал, как благодарить Всевышнего за таких друзей! Найджел не только довез их с Кэтрионой до Эдинбурга, но еще незамедлительно и щедро ссудил Доминика деньгами.
Северный мост привел его к Хай-стрит. За ней шла Ройял-майл, соединяющая замок с дворцом Святого Распятия. Через Пушечные ворота Доминик вышел к товарным складам – на них еще сохранились старинные надписи над окнами, затем нырнул в проход вблизи того места, куда ушла Кэтриона. Где-то здесь жила миссис Макки – во всяком случае, по этому адресу он держал с ней связь. Что ж, если не удалось добыть бумаги с доказательствами, нужно сделать хоть что-то. На худой конец он сможет хотя бы обеспечить ребенка.
Шум улиц постепенно замирал. Доминик остановился, увидев изящный изгиб шеи под остриженными волосами, – Кэтриона, одетая под мальчика, сидела на ступеньках у двери: глаза ее были опущены, плечи вздрагивали. При звуке его шагов она подняла глаза, и лицо ее озарилось надеждой.
– Вы достали бумаги Сары?
Доминик отрицательно покачал головой.
– К сожалению, нет.
Кэтриона снова съежилась, и на мгновение ему показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Однако вместо этого она неожиданно распрямилась, встала и повернулась к Доминику:
– Пойдемте в дом, здесь невозможно разговаривать.
Доминик последовал за Кэтрионой наверх и, как только они вошли в небольшую темную комнату, сразу понял, что гостиной, несомненно, давно не пользовались. На месте углей в очаге остался холодный пепел, на полке, в углу, лежали аккуратно сложенные оплывшие свечи.
Итак, Кэтриона приехала сюда, чтобы не застать ни огня, ни няни, ни ребенка.
Скрип закрывшейся за ними двери, словно отголосок дьявольского смеха, нарушил безмолвие дома.
Почему они покинули эту квартиру? Спугнуло ли няню предупреждение об опасности, или у миссис Макки были на это собственные причины? Вряд ли Ратли мог прямо угрожать мальчику, но, возможно, он посчитал нелишним отправить женщине депешу, в которой не сообщал ничего конкретного, а просто написал, что ожидается ряд непредвиденных обстоятельств.
Кэтриона бросила шляпу на стол и принялась нервно расхаживать по комнате.
– Миссис Макки уехала на север и забрала Эндрю с собой. У нее дом в Сазерленде, где она родилась. Так говорят соседи.
– Сазерленд? Где это?
– К северу от Инвернесса. При полном бездорожье на то, чтобы добраться туда, уйдет несколько дней.
Видимо, миссис Макки учла его предостережение. Тогда, чем скорее они доберутся до Инвернесса, тем лучше.
Кэтриона остановилась и, склонив голову к оконной раме, пробежала пальцами по стеклу.
– Почему вы не достали бумаги?
– Там их не было. Я обыскал все вещи Генриетты и не нашел ничего, – сказал Доминик. – Никаких документов, указывающих на отцовство Эндрю. Если даже они и были, их в этом месте больше нет – человек Ратли побывал там раньше меня.
– Человек Ратли?
– Джерроу Флетчер. Сейчас он лежит на полу без сознания. Нападение в Шервуде было не просто личным мщением – они боялись, что мы первыми прибудем в Эдинбург.
– Значит, герцог знает об Эндрю?
– Да, и теперь он удостоверится, что Эндрю не может претендовать на наследство. Если бумаги все-таки были, но Флетчер их уничтожил, он должен известить герцога о своем успехе, поэтому ни Ратли, ни его люди больше не станут никому угрожать. Наше дело – заняться ребенком. Нам остается только отправиться в Сазерленд.
– Нам? – Кэтриона стукнула кулаком по оконной раме. – Я больше не нуждаюсь в вашей помощи. С этой минуты я продолжаю поиски одна.
– В самом деле? Будь я проклят, если позволю вам сделать это без меня.
Она ожесточенно замахала руками:
– О, упрямый человек! Как я устала от вас! Оставьте меня в покое! С меня довольно!
Слова резанули слух, как щелчок кнута. Нахлынувшая ярость затмила разум.
– С вас довольно?! – вскричал он, взбешенный. – Слишком поздно, Кэтриона!
Двумя широкими шагами Доминик достиг окна, схватил ее за плечо и круто развернул к себе.
– Не думайте, что вы так просто отделаетесь от меня, Кэтриона Макноррин! – сказал он, вынуждая ее смотреть ему в глаза. – Теперь нас связывает гораздо большее, чем этот сумасшедший поиск вслепую. Черт возьми, почему вы не хотите признать это? Потому что вам обязательно нужно делать все наперекор и по-другому вы просто не можете? Послушайте, все образуется: я заберу ребенка к себе, мальчик не будет ни в чем нуждаться и получит хорошее воспитание, как надлежит племяннику графа.
– Но Глен-Рейлэк...
– Разве эта долина так много значит для вас?
Кэтриона отстранилась от него.
– Она для меня – все! Вы бессердечный человек, Доминик Уиндхэм! Вам этого никогда не понять.
– А разве вы не можете объяснить? Почему вы не хотите просто сказать, что происходит на самом деле?
Она вынула носовой платок и вытерла глаза.
– Потому что вы англичанин. Если перед вами возникает опасность, вы бездумно бросаетесь ей навстречу, а когда случается трагедия, то бессильны что-либо сделать. Нам не стоит продолжать это дело вместе. Я не жду от вас для себя ничего, кроме разбитого сердца. Мне легче будет справиться одной. Вот почему я не хочу, чтобы вы мне помогали.
Черт бы ее побрал! Неужели она действительно думала, что ей удастся так просто с ним расстаться? Он видел в ней то же, что и в ее брате, – такую же непримиримость и романтический порыв. Для Доминика с его англосаксонским складом ума на первых порах знакомства с Калемом это было почти непостижимо. Позже, когда они подружились, ему многое стало ясно. Эти качества являлись источником замечательного мужества северян перед лицом катастрофы и объясняли важные вехи в их истории.
Как бы то ни было, он не собирался рассказывать Кэтрионе, что отъезд миссис Макки инспирирован его письмами.
– Что же теперь будет с нами? – добродушно-грубоватым тоном сказал он. – Вы ведь тоже уезжаете с неудовлетворенным любопытством. Вам не хочется закончить то, что мы начали в Шервуде?
Она подняла подбородок и прикусила губу:
– Почему вы думаете, что я и теперь этого хочу?
– Потому что мы испытываем влечение друг к другу. При всей вашей скрытности, я думаю, в этом вы честны. С тех пор как мы впервые встретились в Лондоне, нас связывает общее желание. Оно пожирает нас, как огонь из пасти дракона. Коль скоро вы намерены оставить меня из-за моей неудачи, я бы мог напоследок сделать для вас еще одну вещь... Чтобы вы не уехали отсюда девственницей.
– Я уже не девственница, – со смущенным видом сказала Кэтриона.
Он погладил ее волосы. Кожа у виска почувствовала тепло – такое же приятное, как с внутренней стороны бедра, и желание взмыло словно волна. Может, он, как дракон, дышал огнем?
Доминик невозмутимо продолжил:
– Нет, вы девственница. Не физически, но в душе. Вы хотели стать женщиной? Теперь у вас есть шанс. Я не смог достать вам бумаги для Эндрю, но это я могу обеспечить.
– И вы думаете таким способом удержать меня? Ради этого вы хотите ехать со мной на край света? – Кэтриона неуверенно засмеялась. – Но вы не сможете получить то и другое, майор Уиндхэм, – мое тело и мою душу. Вон там, – она показала жестом на закрытую дверь, – есть небольшая кровать. Если мы сейчас совершим это, вы позволите мне уехать отсюда одной? – Она с мальчишеским задором сунула руки в карманы.
Итак, ему снова предлагалась война. Однако желание, неожиданно вспыхнувшее в нем, стерло все другие заботы.
– Ну что ж, если таково ваше требование.
– И тогда вы не будете меня преследовать?
Он предусмотрительно обхватил ее за талию, чтобы она не могла вырваться.
– Если вы полностью подчинитесь мне, проявите терпимость к моей испорченности и не откажете мне ни в чем, тогда я даю вам слово, что не буду вас преследовать.
У нее затрепетали ноздри, шея и щеки расцветились красными пятнами.
– Вы думаете, испугать меня, как Генриетту? – сказала она, глядя на него расширившимися глазами.
Желание охватило его внезапно. От предвкушения удовольствия в паху возникла пульсация. Ему вдруг явилось прекрасное видение: ее нагая грудь, живот и темнеющие под ним волосы, скрывающие женскую влагу и тепло.
– Я ничего не сделаю без вашего согласия. Я буду трогать вас повсюду, и это будет вам приятно. Но если вы не выполните соглашения, я поеду с вами на север разыскивать Эндрю, а потом объявлю всем, что он сын Генриетты, и заберу его к себе.
– Очень хорошо. – Она вскинула руки и пропустила пальцы сквозь свои короткие волосы. – Если это произойдет, я признаю свое поражение. Я никогда не отказываюсь от своих слов. Да, раз уж мы начали, надо доводить дело до конца. Что ж, показывайте, как выглядит грех, не ограничивающийся потерей невинности, и пусть это доставит вам радость.
– О, я постараюсь не разочаровать вас! – Он с поклоном взял ее руку и не спеша повел за собой.
Глава 11
Дверь скрипнула и отворилась. В небольшой спальне уютно расположилась кровать с пуховой периной, уместившейся меж четырех столбиков; правда, дощатый пол с россыпью простеньких ковриков и стены, закрытые темными деревянными панелями, выглядели несколько мрачновато, пространство, расписанное под гобелен, пестрело обилием красок. Среди стилизованных цветов и листьев резвились всевозможные представители животного и птичьего мира, а балки были разрисованы лишь кольцами основных цветов – красного, желтого, синего и зеленого.
– Боже праведный! – замер он. – Куда мы попали! Мы будем предаваться любви, как в настоящем саду.
Кэтриона быстро направилась к ложу. Она пошла на риск, но хватит ли ей сил выстоять? Кровь ударила ей в голову, безумное желание вызвало жжение между ног. Она хотела этого мужчину, хотела с их первой лондонской встречи, однако их отношения были бесперспективны. Чем бы в конечном счете их предприятие ни обернулось для Эндрю, для Кэтрионы Макноррин и Доминика Уиндхэма это не имело никакого значения. У них не было будущего. Они должны расстаться сейчас, пока еще не слишком поздно, пока еще можно уберечь свои сердца.
Она никогда не возлагала надежд на продолжение их хрупкой связи, зная, что после Эдинбурга они разъедутся в разные стороны. И теперь, в этой постели, она получит тому подтверждение. Доминик Уиндхэм должен сдержать свое слово. Если они отдадутся друг другу, он не последует за ней. Таким образом, это будет их первое и последнее соитие. Первое – потому, что в Шервуде оно не было доведено до конца и, как выразился Доминик, в душе она все еще оставалась девственницей, последнее – потому, что они должны будут расстаться. Дальше она продолжит свой путь одна. Она отправится на тот далекий суровый Север, где ночи всегда холодны, даже в середине лета.
Что бы ни произошло, впереди ее ожидает только холод, и, может быть, она легче перенесет встречу с ним, став женщиной. Почему не увезти с собой часть энергии этого мужчины, который прямо-таки вибрирует от избытка сил? Несомненно, в том не будет греха. И если сердце припрячет теплое ядрышко с памятью об этих днях, то это сможет поддерживать ее все грядущие годы. Со временем она удостоверится, что он вернулся обратно в Англию – страну, которой он принадлежит, что сердце его осталось целым и невредимым, и пусть он считает встретившуюся ему когда-то женщину черствой и безжалостной.
Доминик стоял у окна. Глаза его поблескивали, как зеленый омут, полный подводных теней.
– Ну что ж, продемонстрируйте мне, что вы делали с Генриеттой. – Кэтриона вздрогнула, ужасаясь собственным словам, и опустила глаза.
– Между тем, что происходило с Генриеттой, и тем, что было у нас с вами, нет ничего общего.
– Ничего? – Она приглушила высокие надсадные звуки в голосе и добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45