.. – Он сделал глубокий вдох. – Боже мой, вы были девственницей! Дайте мне немного прийти в себя.
Он протянул руку за своей рубашкой и, надев ее, направился куда-то в ночь. Свет от поднимающейся луны падал на белую материю и его бледные волосы, делая их похожими на сияющие рыцарские доспехи.
– Завтрашним грехом будет похоть, – тихо сказала Кэтриона.
– Сегодняшним. Грехопадение произошло после полуночи. Впрочем, какое это имеет значение! О Боже, если б я знал... – Он повернулся к ней: – Разумеется, я женюсь на вас.
Кэтриона вновь ощутила легкие укусы холода. Прежде чем вылезти из пещерки и подать голос, она схватила свои сухие юбки и надела их. В горле у нее слегка саднило.
– Я не пойду за вас, – просто сказала она.
– О проклятие! Я полагал... – Доминик подобрал свой пиджак и обернул вокруг ее плеч бездумным рыцарским жестом. – Мы поженимся, как только доберемся до Шотландии.
– Зачем? Сообразуясь с вашими представлениями о галантности? Этого не нужно. Я хотела потерять невинность, так как не видела от нее никакого проку.
– Не говорите глупостей! – Доминик нахмурился.
– Вы не стали бы брать меня, если б знали? Но почему? Разве я не властна сама выбирать время, когда отдать свое тело мужчине?
Он натянул на себя мокрые брюки.
– Это слишком долгий разговор, чтобы начинать его сейчас. И без того слишком много потерь и поражений. Того и гляди, задохнешься под всем этим грузом.
– О чем вы говорите? Вы победили.
– Победил? Боже милостивый! В чем же моя победа? В том, что я ничего не понял? Я был уверен, что у вас есть опыт в подобных вещах. – Он засмеялся, и в звуке его голоса ей послышалась горечь. – Я думал, Эндрю ваш сын – ведь Генриетта никак не могла быть его матерью. Я не нашел никакой другой причины, которая заставила бы вас приносить такие жертвы ради этого мальчика. А еще я думал, что Калем Макноррин был вашим любовником.
– О Дева Мария!
– Может, потому я и хотел разделить с вами удовольствие, – сказал Доминик, свирепо заталкивая ноги в ботинки, – ради Калема. Я воспринимал ваше горе как мое собственное: мне показалось, что вы скорбите о нем так же сильно, как и я в свое время. И что же? Вы использовали меня для своего удобства, как орудие, дабы избавиться от тяготившей вас девственности.
– А почему бы и нет? – Глаза Кэтрионы сверкнули. – Помните нашу первую встречу? Вы были счастливы видеть во мне объект вашего покровительства – это способ, который вы использовали с великим множеством женщин.
– Нет, – сказал Доминик. – Это способ, которым они использовали меня. Ради Бога, прошу вас, не надо ничего говорить. Давайте подождем с этим. Мы с вами заблудились в Шервуде. Сейчас глубокая ночь, и кто-то в темноте хочет лишить нас жизни. Первым делом я должен доставить вас в безопасное место.
– Вам было противно прикасаться ко мне? – неожиданно спросила она.
От внезапно набежавшей улыбки на щеке Доминика появилась ямочка.
– О нет, до того момента, пока я не нарушил вашу проклятую непорочность. Обувайтесь.
Других слов ей не потребовалось.
– Куда мы идем? – спросила она, наклоняясь, чтобы надеть туфли.
– Куда и прежде – к моему другу.
Кэтриона выпрямилась.
– Это очень далеко?
– Не думаю. Вы сможете идти?
– Конечно.
– Тогда вперед! Надеюсь, эти негодяи не собираются караулить нас до утра. Впрочем, постойте... Есть одна вещь, о которой я не могу не спросить прямо сейчас. Кем, черт побери, был для вас Калем Макноррин?
Кэтриона обратила глаза поверх темного озера на спящие деревья, потом на небо, к звезде, которой она дала его имя.
– Калем был моим братом.
Глава 7
Кэтриона не жаловалась; в северных краях людям не привыкать к пешим переходам. Доминик углублялся все дальше на север, периодически сверяясь с небом, отыскивая в россыпи звезд ту, что указывала путь к их конечной цели – Шотландии. Когда Кэтриона призналась, что Калем Макноррин был ее братом, он ничего не сказал – просто взял ее за руку и повел.
Наконец они выбрались на дорогу, и хотя она уводила к западу, Доминик ступил на нее без колебаний. В одной руке он сжимал ладонь Кэтрионы, в другой нес ее промокшее платье. Она шла в своих порванных юбках и его пиджаке, бодрясь, не обращая внимания на боль между ног и необычную пустоту в сердце.
С опушки леса открывался вид на холмистые поля, которые прерывались темными подлесками и песчаными намывами, казавшимися под луной то светлыми, как слоновая кость, то почти черными. Дорога разветвлялась на несколько троп, сбегавших по краю одной из рощиц; за ней был виден волнистый луг, а еще дальше – берег небольшого озера. По правую руку расположились разросшиеся сады, за которыми находилось нечто, выступавшее над горизонтом.
Тропинка повернула к накатанной дороге. По ней они подошли совсем близко к сонной громаде из камня и двинулись вдоль высокой стены, накрывшей их своей тенью. Они обогнули большой блок надворных построек, и неожиданно перед ними возник фасад здания, испещренный причудливыми тенями.
Кэтриона остановилась как вкопанная, и Доминику тоже пришлось задержаться.
Это был старинный скандинавский замок. Готические башни с белыми шпилями, казалось, доставали до звездной россыпи Млечного Пути; ниже зияли чернотой три огромных церковных окна, а гигантскую центральную арку украшала ажурная кайма из камня с торчащими краями. Правее, отступя от церковного здания, вдоль всей остальной части фасада шли эркеры с причудливыми аркадами и мелкими архитектурными украшениями; на стыке с небом вырисовывался фестончатый узор стены. Позади скрывалось еще множество строений, крыш и дымовых труб.
– Средневековые руины, – проговорила наконец Кэтриона. – Разрушенное аббатство.
– Ньюстедское аббатство, прибежище грешных лордов, – подтвердил Доминик. – Пойдемте.
Они проследовали наверх, и Доминик постучал в дверь. Ожидание длилось долго, но наконец послышался чей-то недовольный, голос:
– Кто там?
– Доминик Уиндхэм, мистер Мюррей. Со мной леди, и у нас несчастье.
– О Господи!
Звякнул засов, дверь отворилась. Из прихожей вырвался поток света. Затем показался дородный, благообразный человек с седеющими волосами, в высоко поднятой руке он держал лампу. На нем был темный сюртук и бледно-желтый жилет – костюм дворецкого, надетый, несомненно, в спешке.
– Боже милостивый! Майор Уиндхэм! Но его светлости нет дома, сэр. – Мужчина деликатно оставил без комментариев их плачевный вид.
– Да, Мюррей, я знаю. Мы можем войти?
Дворецкий пропустил их в дверь и провел в огромный средневековый холл с высокими сводчатыми потолками. Мерцающий свет лампы высветил облупившуюся штукатурку и голые стены. Мебель здесь вообще отсутствовала.
– У меня нет приготовленных помещений, сэр, – несколько смущенно сказал Мюррей.
– Тогда, может, мы воспользуемся личными апартаментами его светлости? – спросил Доминик. – Нам хватит одной комнаты.
Мюррей открыл дверь в дальнем конце холла.
– Сейчас я растоплю для вас камин и принесу что-нибудь перекусить.
Доминик жестом остановил его.
– Мы не хотим ни пить, ни есть. Сон – наша единственная потребность. Показывайте скорее, где тут у вас кровать.
Кэтриона вошла в комнату. Контраст с полуразрушенным холлом, через который они только что прошли, был разительный. Пока она, остановившись, оглядывала небольшую столовую, мистер Мюррей исчез через другой выход.
– Ничего не понимаю, – сказала она. – Чье это жилище?
Доминик сел в кресло. Брюки, высохшие на нем во время ходьбы, натянулись на бедрах и собрались в складки на сгибах.
– Так уж случилось, что мы попали к шотландцу. Это убежище Джорджа Гордона, лорда Байрона. Еще один мужчина, чья жена не сумела сохранить верность своему мужу.
Кэтриона с любопытством рассматривала причудливую резьбу каминной полки, выпуклый герб и картины вокруг него – с них смотрели вниз, на камин, три головы в шляпах шестнадцатого века. Она невольно отметила, что краска на портретах давно полопалась.
– Дом лорда Байрона, поэта?
– Да. Сейчас лорд в Европе, но я уверен, он будет счастлив предоставить нам свое убежище. Очень великодушный человек.
Кэтриона чувствовала себя неловко и слегка растерянно. Слухи о недостойном обращении Байрона с женой, равно как и развязка скандальной истории, дошли даже до северных краев.
– Мы отправимся в его спальню на голодный желудок?
Доминик лениво разглядывал свои ботинки.
– Мы и без того создали достаточно неудобств Джо Мюррею. Он, вероятно, сладко спал, а мы вытащили его из постели. Ну где он сейчас будет добывать нам еду – вы же видите, большая часть этого замка необитаема.
На это Кэтриона ничего не сказала, хотя очень стосковалась по горячей пище.
В дверь тихонько постучали, и Джо Мюррей, заглянув в комнату, сказал:
– В спальне все готово, сэр.
Кэтриона и Доминик молча последовали за дворецким, который повел их по галереям и коридорам к винтовой лестнице, спрятанной в древних стенах.
Спальня оказалась небольшой, но уютной; самым выдающимся предметом в ней была кровать с пологом в форме домика и со столбиками, увенчанными баронскими коронами. Расстояние от нижнего края кровати до пола составляло несколько футов, поэтому рядом на коврике стояла лесенка. Цвет и узоры на коврике были подобраны в соответствии со стилем и тоном общего убранства; в сравнении с нижним этажом, где помещения хранили печать средневековья, спальня выглядела на редкость современно, а у кровати висели дорогие гардины из вощеного ситца с изображением золотисто-зеленых китайских пагод.
– Слава Богу, кровать. – Доминик закрыл за собой дверь. – Сейчас мы будем спать как младенцы. Я даже не стану вас трогать.
– Вы даже не спрашиваете, как я... Вы сердитесь? – Кэтриона замолчала и опустила глаза.
Доминик усмехнулся:
– Гнев – завтрашний грех, а сегодняшний уже прощен. Поэтому давайте используем остаток ночи для сна.
– Значит, вы сердитесь, – сказала она. Доминик покачал головой:
– Нападение, убийство, опрокинувшаяся карета – не слишком ли много для одного дня? Все последствия мы обсудим завтра, а пока снимите, ради Бога, этот несчастный пиджак и отправляйтесь в постель. Здесь вам ничто не угрожает. Сейчас мы согреемся и уснем; все остальное не имеет значения, по крайней мере до утра.
Кэтриона посмотрела в окно: где-то в лесу, вероятно, за ними по-прежнему охотятся. Ее бросило в дрожь.
– Успокойтесь, все будет хорошо.
Доминик подошел к ней, посадил на кровать и снял с ее ног туфли, потом осторожно стащил с нее нижние юбки, отвернул покрывала и, уложив Кэтриону в постель, молча задул свечи, а затем разделся сам, скользнул между простынями и лег рядом.
Так же молча он притянул ее к себе и держал в объятиях, пока она не уснула.
Ее дыхание мягко касалось его плеча. Она была голая, теплая, бесконечно желанная, и плоть его достигла крайнего возбуждения. Жгучие ощущения не давали ему заснуть.
Доминик всматривался в темноту ночи и ругал себя последними словами. Ребенок в Эдинбурге не принадлежал Кэтрионе, а Калем Макноррин оказался ее братом. Она была девственницей. Сплошные ошибки. В результате он обольстил сестру человека, которого любил, и лишил ее целомудрия. Правда, ей казалось, что она сама этого хочет, но он-то знал, что такое соблазнить женщину, и сделал это безжалостно, как и обещал в первый же день, когда они встретились.
Кэтриона тихо застонала и заворочалась в постели: он убрал руки, чтобы позволить ей уйти, но она изогнула гибкую спину и пристроилась у него на бедре, как в гнездышке. Он решительно отвернулся, сердито кляня себя за безалаберность. Нет, каково? Иметь возможность обладать и бездействовать – худшего наказания и быть не могло. Проявленное им благородство сейчас прямо сказывалось на его самочувствии и не устраивало его ни в малейшей степени. Но и это еще не все. Она была девственницей, и, безусловно, он должен жениться на ней. Вопрос заключался в том, нужен ли ей такой супруг, за которым охотятся старые враги, грозя смертью?
Чтобы отвлечься от требований плоти, он принялся размышлять о Джерроу Флетчере. Черт бы его побрал! Зачем он собирался перехватить их в Шервуде? И какая ему надобность убивать их?
Он проснулся от птичьего пения, когда Кэтриона еще спала. Ее растрепанные волосы разметались по подушке, а верхняя губа, словно отогнутый лепесток, вызывала безумное желание поцеловать ее. Доминик почувствовал соблазн, но не поддался ему – вместо этого он быстро встал и зашагал в туалетную комнату, где Джо Мюррей уже разложил все необходимые принадлежности.
С мрачной ухмылкой он влез в халат и, взяв полотенца, пробежал по лабиринту лестниц и коридоров к старинным аркадам. За молельней располагался высокий сводчатый проход, который хозяин замка переоборудовал под бассейн. Доминик сбросил халат и нырнул в ледяную воду.
Через час, искупавшись, побрившись и облачившись в свой выстиранный и отутюженный костюм, Доминик пошел за Кэтрионой. Он застал ее в небольшой столовой: на ней было темное платье, тоже выглаженное; чисто вымытые волосы заплетены в аккуратные косы. Неутомимый Мюррей позаботился обо всем, в том числе и о завтраке – их ждал накрытый стол с обилием пищи.
Доминик сел, положил себе хлеб, мясо, яйца, не забывая исподтишка наблюдать за Кэтрионой, которая намазывала мармелад на ломтик обжаренного хлеба. «Вы меня обесчестили», – казалось, говорили ее опущенные глаза.
– Мы поженимся, – быстро проговорил Доминик.
– Потому что я оказалась девственницей? Но моя девственность – это моя собственность, и я сама решила расстаться с ней.
– Большинство женщин рассматривают свое целомудрие как бесценный дар...
– В самом деле? Интересно, что бы вы сказали, если бы ваша первая женщина настаивала на браке только потому, что отняла у вас невинность? Пока вы думали, что у меня до вас были мужчины, вы вели себя иначе – тогда вы не хотели жениться, зато теперь упиваетесь своим благородством. Я не нуждаюсь в ваших сожалениях и презираю вашу трогательную заботу!
– Послушайте, почему вы упорно пытаетесь представить меня каким-то монстром?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45