– И все-таки я этого хочу.
– Хотите доказать мне, какая вы храбрая? – Доминик подошел к ней. – Я уже и так знаю.
– Знаете? – Она чувствовала исходящие от него теплые волны. – Значит, вы полагаете, что мне достанет смелости вынести вашу порочность?
– В первую брачную ночь, – начал он, – Генриетта села на стул и протянула мне руки.
– Вот так? – Кэтриона аккуратно проделала все, что сказал Доминик, после чего он взял ее руку и поднес ко рту ладонью вверх. Прикосновение его губ предательским пламенем пробежало вдоль руки до груди; шероховатая мальчишечья рубашка больно терлась о ее набухшие соски. – Затем я снял с нее одежду... – Он начал медленно раздевать ее. – Разумеется, на ней был шелковый пеньюар цвета слоновой кости, а не мужская рубашка с брюками. – Продолжая держать Кэтриону за руку, он стал целовать ей пальцы, каждый по очереди.
Она отдернула руку.
– У меня нет шелкового пеньюара.
К ее удивлению, Доминик упал на колени и широко раскинул руки.
– Я старался, – сказал он, сделав грустное лицо, – но вы сами оставили в Рейлингкорте по меньшей мере двадцать таких пеньюаров.
– И что дальше? – Против воли тело Кэтрионы начало вздрагивать от сладких конвульсий, которые она не могла сдержать.
Он осторожно приподнял ее подбородок.
– Кэтриона, в вас есть все, что мне надо, то, к чему я стремлюсь всем сердцем и всей душой. Не бойтесь, моя хорошая, я знаю, что делаю. Поверьте, у меня достаточный опыт. Обещаю, что не доставлю вам ничего, кроме удовольствия, – между нами не может быть иных уз, кроме тех, что уготованы природой для мужчины и женщины. Я знаю, в Шервуде вам было легче решиться, потому что тогда это происходило ночью и не планировалось заранее.
Образы вспыхнули в ее памяти подобно распустившимся цветам. Кэтриона вспомнила прикосновения его рук к ее плоти, вспомнила собственные стоны.
– Зато сейчас будет честнее, – сказала она, – потому что днем глаза открыты. Но я боюсь... Я не хотела бы родить внебрачного ребенка.
– Гарантирую, этого не случится.
Доминик скользнул ладонями по ее коленям, мягко развел их в стороны и прижался к ее бедрам. На ней еще оставались брюки, но, несмотря на эту преграду, она чувствовала себя открытой, готовой к его вторжению. Биение между ее ног участилось. Когда он наклонился и поцеловал ее, она обхватила его за плечи. Его руки быстро переместились к ней на грудь, а рот неотвратимо двинулся к ее губам.
От его нежных дразнящих прикосновений жажда сделалась нестерпимой. Кэтриона пробежала пальцами по его волосам и притянула к себе, призывая его мятущийся язык проникнуть как можно глубже. Игра двух кончиков продолжалась до тех пор, пока медовая сладость не хлынула ей в рот, словно лопнувшие соты.
Мышцы вспучились под его рубашкой, когда он согнулся, чтобы сбросить с себя пиджак и жилет. Доминик повесил их на спинку стула, затем схватил за ворот мальчишечий пиджак и стянул с нее.
– Это мне нравится, – заметил он, ухмыляясь. Кэтриона проследила за его взглядом, задержавшимся у нее на груди. Восставшие соски, как две пуговки, топорщились под полотном. Когда она посмотрела на них, они сделались тверже и поднялись еще выше. По коже ее пробежал огонь.
– Не понимаю, – сказала она, – как это может быть? Обычно так происходит, когда холодно...
Доминик улыбнулся как кот, увидевший кринку со сливками.
– Или когда жарко.
Достаточно было одного резкого движения, чтобы ее пиджак полетел туда же, куда он только что определил свой. После этого Доминик стянул с себя рубашку, и Кэтриона позволила своим глазам любоваться широкими буграми его груди, плечами, бороздками на животе и небольшими мужскими сосками, такими же твердыми, как у нее. Кожа его туго натянулась на жестких мышцах. Он был прекрасен настолько, что при виде этого тела у нее внутри все заныло.
Она нерешительно провела указательным пальцем по его груди, остановившись у соска. Он тотчас поднялся и отвердел еще больше. Она убрала руку. Доминик снова наклонился вперед и поцеловал ее в губы, пробегая тем временем руками вверх по ее спине и стягивая с нее рубашку. Там, где он вытягивал материю из-под пояса, прохладный воздух слегка пощипывал кожу.
Руки его осторожно легли поверх ее плеч, и ее приподнявшаяся грудь полностью обнажилась перед ним. Две набрякшие округлости ощущали распирающую тяжесть, то опускаясь, то поднимаясь вверх в такт с дыханием. Вспухшие, потемневшие соски так же твердо выступали вперед. Тепло пульсирующими волнами распространялось по каждой жилке, а он по-прежнему держал ее в неподвижности и смотрел на нее. Взгляд зеленых глаз был так же спокоен, как океан в летнюю пору, и так же глубок.
Она прикусила губу, сопровождая взглядом движение своей груди, одновременно следя за биением в передней части его брюк. Несколько долгих секунд два тела в одном и том же ритме продолжали свою молчаливую тайную песнь.
И так же вместе поднялись их глаза. Кэтриона знала, что краска жарко заливает ее кожу. Доминик медленно скользнул руками вниз, к окружности груди. Ладони мягко охватили ее с боков, касаясь внутренней стороны подмышек, и оба больших пальца двинулись вперед. Он продолжал смотреть ей в глаза. В тех точках, где прикасались его пальцы, концентрировался жар невидимого огня. Безумное удовольствие достигло небывалой силы.
Задыхаясь, она схватила его за плечи.
– Вы очаровательны, Кэтриона, – тихо сказал он. – Ваши вены танцуют, как маленькие рыбки.
Ее стоны перешли во всхлипывания, после того как большие пальцы возобновили движение. Это были необычайной остроты и насыщенности ощущения. Они усиливались, нарастая, излучая все более мощную энергию, разбрасывая огненные осколки в живот и набухшую ноющую часть лона.
Расстегнув ее брюки, Доминик опустился на колени и принялся вращать языком вокруг ее разгоряченной плоти, потягивая ее губами, покусывая за кончики, резвясь и снова отпуская на волю. Потом внезапно он набросился на правый сосок и забрал его в рот целиком. Пока губы с силой втягивали его в себя, пальцы теребили и раскатывали другой. Пульсация и тепло между ног приближались к точке кипения. Огонь, казалось, проникал так глубоко, что внутри что-то стало плавиться – наверное, сама душа. Внезапно в центре ее чрева словно прогремел взрыв, и волны от него прокатились через все тело конвульсиями непередаваемого наслаждения. Кэтриона, всхлипывая, упала на руки Доминику. Он подхватил ее, словно сухую соломинку, и перенес на кровать. Быстро скинув ботинки, брюки, белье, он повернулся к ней. Теперь мужская плоть выступала вперед так твердо, что два ореха подтянулись к телу совсем близко и выглядели как нечто единое, круглое и весомое. Прекрасный, как бог, он опустился на кровать рядом с Кэтрионой и принялся снимать с нее остатки одежды.
Она лихорадочно помогала ему, поднимая бедра, пока он стаскивал ее брюки и нижнее белье. Наконец, обнаженная, обжигаемая стыдом, она дотянулась рукой до выпуклой оконечности его копья, взяла ее в ладонь и стала гладить нежную поверхность.
Челюсти Доминика сжались, на щеках заходили желваки. Он откинул голову и прикрыл глаза.
– Вам нравится? – преодолевая смущение, спросила она.
– О да!
Наклонившись, он снова продолжил разжигать в ней чувственный огонь, доводя ее до грани безумия, низвергая затем в головокружительное свободное падение восторга.
Когда она почувствовала против своей плоти скользящую округлую поверхность, страх растворился, уступив место радостному приветствию. Еще только один раз она узнает, что значит быть женщиной и не отказывать себе в желании. У нее в учителях был распутник, с которым она скоро расстанется и которого больше никогда не увидит.
Она сосредоточилась на своих ощущениях, пока он продвигался глубже и глубже. Все это было настоящим чудом. Он начал ритмично двигаться, так же мягко, как вначале, добиваясь, чтобы их бедра соприкасались. Она ответила на призыв и приноровилась к его ритму. Вскоре они достигли полного совпадения. Медленные размеренные движения приводили ее в упоение.
Подняв ее на руках, он перекатился спиной вниз, не расторгая их объятий. Теперь ее тело балансировало сверху. Она сдавленно засмеялась, ожидая, что последует дальше. Держа ее обеими руками за бедра, он раскачивал ее взад и вперед, так что ее разгоряченное лоно ходило вверх-вниз по его плоти. Мучительное щекотание, ощущаемое глубоко внутри, заставляло ее сладко замирать. Она знала, что он нарочно держит ее у края, не давая продвинуться дальше.
Протестуя, Кэтриона дерзко зашевелилась и возобновила броски. Доминик засмеялся, поднимая темные, как у демона, глаза.
– Ну что, – сказал он, задыхаясь, – продолжим? Хотите испробовать еще что-нибудь?
– Хочу все! – Она пристально посмотрела на него, дрожа и слабея от наслаждения.
Кэтриона начала было снова двигаться, но он придержал ее обеими руками, насаживая плотнее на себя.
– Вот так. Теперь вращайтесь.
Она смело повернулась вокруг солидной оси, погруженной в ее пылающее тело, и он обеими руками гладил ее по ягодицам и обводил пальцем теплое кольцо, где соединялись их тела. Затем он провел рукой по ее животу и спустился ниже, трогая влажный треугольник. Волны удовольствия побежали быстрее, распространяясь вглубь, увлекая ее в водоворот ощущений, однако он вдруг поднял ее в воздух и опустил на постель, поставив на согнутые локти и колени. Расположившись сзади, он соединился с ней и стал вдвигаться продолжительными, растянутыми толчками, одновременно растирая руками ей спину, сминая ягодицы. Изнывающая от страсти, она уронила голову на простыни, согнувшись под ним как тростинка. Она была полностью беззащитна и обессилена, с обнаженной, открытой перед ним самой сокровенной частью своего тела. Чувственные волны пронеслись сквозь нее, когда он рывком погрузился еще глубже. Она застонала от удовольствия и услышала, как он тяжело задышал в такт своим движениям. Теперь он был так же беспомощен, как она, так же уязвим, захвачен тем же желанием!
Она отдавалась ему душой и телом, отбросив все ограничения. Двигаясь вместе с ним, она чувствовала, как от соприкосновения в их самых интимных местах накапливается мощный заряд. Взрыв мог последовать в любой момент, как грозовая молния над горами. И эта молния вспыхнула, когда набрала достаточно энергии. Тело ее содрогнулось в конвульсиях, и Доминик тотчас оказался снаружи. Лишенный возможности насладиться до конца, он со стоном выдохнул воздух. Влажное тепло выплеснулось, словно подогретый мед, и омыло ей бедро. Он наклонился поцеловать ее в затылок и складкой простыни убрал влагу.
Просто восхитительно, подумала Кэтриона. Ей ужасно хотелось смеяться.
Она уютно свернулась калачиком в его руках.
– Я получила что хотела, и мне понравилось то, чем мы занимались. А вам?
Он засмеялся, тычась носом ей в шею.
– О Боже! Конечно, понравилось.
– И все-таки, – сонно продолжала она, поворачиваясь в его руках, – скажите, что вы делали с Генриеттой?
– Ничего общего с нашим бешеным танцем. Но я бы ни за что его не исполнил, не будь ответа с вашей стороны. Вы чудо, Кэтриона, другой такой женщины нет в целом мире!
Она пристроилась поудобнее к его руке, согнутой в локте, и продолжала лежать, окутанная его объятиями. Ее мало беспокоила истинность его слов.
– А теперь вы уйдете, – напомнила она, бесстрашно изгоняя протест, поднимающийся в ее душе. – Иначе слово будет нарушено.
Он поцеловал ее в макушку.
– Ладно, я повинуюсь – но не забудьте, что вы сами сказали эти слова.
Это был слабый звук, похожий на тихое урчание. Кэтриона зашевелилась под покрывалом и выпростала руку. Звук стал отчетливее, как будто где-то блаженно мурлыкала кошка.
Она лениво провела рукой по перине. Удовлетворенное тело ее еще дышало теплом, сосуды, переполненные кровью, превратились в солнечные реки. Она открыла глаза и посмотрела на потолок; воспоминания вспыхивали в ее мозгу подобно фейерверку.
Она привстала и повернула голову. Сквозь открытое окно струился солнечный свет. На подоконнике сидела большая полосатая кошка и смотрела на нее круглыми зелеными глазами.
– Здравствуй, киска, – сказала Кэтриона, когда та спрыгнула на пол. – А где он?
Вместо ответа кошка вскочила к ней на кровать и, потершись о ее ноги, замурлыкала.
Где-то в глубине дома раздался глухой щелчок, затем жужжание, похожее на шум зубчатой передачи, и, наконец, тишина прорвалась звоном. Старинные часы начали отбивать удары. Один... два... три... четыре. О Боже! Четыре часа! Неужели она проспала весь день?
Кэтриона поспешно вылезла из кровати. Ее одежда, аккуратно сложенная, лежала на стуле. На столике стоял кувшин с водой и тазик, рядом – небольшая сумка. Она заглянула в нее и увидела деньги. Он оставил ей монеты и сложенный листок бумаги. Прощальное послание? Что он там написал? Выполняет обещание, данное во время первой встречи в Лондоне?
Кэтриона без труда вспомнила сказанные тогда слова: «Каждый день вас будет осаждать мужчина, который гораздо опытнее вас. Я буду неустанно соблазнять вас. Вы влюбитесь, и вам захочется сдаться. Ваше сердце будет разбито, я вам гарантирую. Что вы скажете на это?»
Неужто она и впрямь влюбилась?
«Ах, какая же ты в таком случае неразумная слабая женщина!» – сказала себе Кэтриона и взяла бумагу.
Послание, написанное круглым размашистым почерком, состояло всего из пяти предложений.
«Я выехал в Инвернесс и к тому времени, когда Вы проснетесь, буду уже далеко. Таким образом, я не смогу преследовать Вас, как и обещал. По правде говоря, я всегда предпочитаю быть ведущим. Ваш глубокий сон позволил мне взять на себя эту роль. Это ваша плата за седьмой грех, то есть за лень».
Пораженная таким откровенным предательством, Кэтриона дважды пробежала глазами по строкам, затем снова сложила листок и стала рвать его на мелкие кусочки, которые, кружась, падали на пол. Как он мог? Все-таки первое впечатление в Лондоне оказалось правильным. Нужно было воспользоваться тогда своим маленьким ножиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45