— Вы о чем говорите? — спросила она.
— И такой богатый человек! — восклицала Арабелла, стискивая руки на своей тощей груди. В это утро на ней было платье какого-то ядовитого кирпичного цвета. — У тебя будет все, что ты только пожелаешь. И говорят, он красивый мужчина, — уже почему-то грустно добавила она.
— О чем вы говорите? — сердито переспросила Эмма, но у нее упало сердце: она уже догадалась, о чем идет речь.
— Ну, как же! В сегодняшнем номере «Морнинг пост» напечатали объявление о твоей помолвке. Ты разве не знала об этом?
— Покажите, — сквозь стиснутые зубы проговорила Эмма.
Арабелла с готовностью поспешила за газетой, и уже через несколько минут Эмма читала краткое объявление, тогда как Арабелла без умолку болтала о свадебном наряде, новой мебели, модных каретах. Она была в таком восторге, словно речь шла о ее собственном замужестве. Эмма положила газету на туалетный столик. Она не могла понять, как после всего, что она наговорила, Уэрхем мог дать такое объявление. Попрать ее права и ее желания! Объявление ясно говорило, что ее мнение ничего не значит.
— Это отец, — наконец решила она. — Черт бы его побрал!
— Эмма, как ты выражаешься!
— На меня ему плевать. Ему никогда не было до меня дела. Ему лишь бы хорошо выглядеть перед людьми да не потерять своего положения в обществе. Как мне это осточертело!
Эмма в бешенстве бросила газету на пол и отшвырнула ее ногой. Этого ей показалось мало, и за газетой полетела туфля.
— Мужчины воображают, что могут поступать с нами, как им вздумается. Но я их всех удивлю. Сегодня же я уезжаю!
И она опять повернулась к зеркалу, чтобы закончить прическу.
— Уезжаешь? — вытаращила на нее глаза Арабелла.
— Сегодня же сяду на корабль, уплывающий во Францию.
Большую часть ночи Эмма не спала, пытаясь придумать выход из своего запутанного положения. Ей нечем теперь зарабатывать на жизнь. Зарабатывать деньги игрой в карты — само по себе ужасно, но делать это в атмосфере сплетен просто невозможно. А возобновление отношений с родными, чего она никогда не хотела, не принесет ничего, кроме раздоров и огорчений. Значит, надо уехать из Англии. Они с Фереком вернутся в Константинополь и будут жить там в дешевых гостиницах на те деньги, что ей удастся выиграть в низкопробных игорных домах. Эмме стало тошно от одной этой мысли, но она подавила отвращение. Иного выхода у нее нет. Она не могла понять, что за игру вел Колин Уэрхем, что руководило его действиями. Видимо, какая-то донкихотская смесь чувства долга и упрямства. Но это объявление — последняя капля! Она не позволит, чтобы кого-то насильно заставили на ней жениться.
— Я все равно собиралась уехать. Придется сделать это немного раньше, чем я предполагала.
Арабелла, наконец, вышла из шока.
— А как же Сент-Моур? — с изумлением спросила она. — Ты уезжаешь от него? Самого завидного жениха в Англии?
Эмма невольно вспомнила его ласковые руки, его нежный взгляд.
— Бароном Сент-Моуром движет чувство жалости, — сказала она. — А может быть, он склонен к странным фантазиям. Не знаю. Единственно, в чем я уверена, — объявление удивило его не меньше, чем меня.
«И, наверное, он страшно сожалеет о своих необдуманных словах, — подумала Эмма. — В другой раз будет знать, как поддаваться минутному порыву».
— Но, дорогая, — Арабелла дернула ее за рукав, — объявление уже напечатано. Его все уже прочитали. Если даже ты будешь настаивать, он не сможет отказаться.
— Мне и в голову не придет настаивать! — негодующе воскликнула Эмма.
— Но тебе не придется ни уговаривать, ни настаивать! Просто готовься к свадьбе, как будто…
— Нет! — воскликнула Эмма. Последние годы были полны лишений, но она не утратила чувства самоуважения. — Я вообще не хочу выходить замуж, тетя. Вы уже слышали мое мнение о браке.
— Но тут же совсем другое дело! Ты будешь баронессой! Ты будешь богата! Будешь иметь влияние в высшем свете! Тебя всюду будут приглашать…
— Это невозможно, — тихо перебила тетушку Эмма и пошла к двери. — Надо сказать Фереку, чтобы он укладывал вещи. Я уезжаю. Это дело решенное.
Леди Арабелла долго смотрела на дверь, за которой скрылась Эмма. Она просто не могла понять племянницу. Если бы ей самой предоставилась возможность вернуться в высший свет, она ухватилась бы за нее, не задумываясь о последствиях. Отказаться от барона, от богатства казалось ей безумием. И плохо будет не только Эмме. Если ее племянница выйдет замуж за Сент-Моура, то и Арабелла, соответственно, станет его родственницей. Тогда, может быть, ей удастся поправить свои дела.
Бледное лицо леди Арабеллы выражало упрямую готовность пойти на все. Нет, она не будет сидеть сложа руки, когда от нее уплывает последняя надежда. Она не допустит, чтобы этот человек ускользнул.
Леди Арабелла пошла к себе в комнату, села за письменный стол и провела добрых двадцать минут, грызя гусиное перо и сочиняя письмо барону Сент-Моуру. Закончив, наконец, она запечатала конверт и отослала с посыльным, приказав тому найти барона, где бы он ни был, и вручить ему письмо в собственные руки. Затем она отдала некоторые распоряжения горничной и стала дожидаться развития событий.
Нечеловеческий вопль раздался из богато убранной спальни баронессы Сент-Моур. На крик сбежались ее камеристка, дворецкий, две горничные и лакей, которые устроили прямо-таки неприличную толкучку в дверях спальни. Первой в спальню пробилась камеристка, высокомерная особа с чрезвычайно черными бровями.
— Что случилось, миледи? — спросила она, поправляя чепчик и стараясь подавить одышку от бега.
— Подай мне нюхательную соль! — крикнула баронесса, хватаясь за горло. — И бренди! И пошлите за доктором! И за Каролиной!
Слуги разбежались выполнять приказания, а их госпожа бессильно раскинулась среди розовых подушек. Вокруг нее на постели лежали поднос, на котором ей принесли завтрак, ручное зеркальце, утренняя почта. Скомканная газета «Морнинг пост» валялась на полу.
…Хотя матери Колина Уэрхема было уже за пятьдесят, она все еще хорошо выглядела. Ее сын унаследовал от нее темные волосы и сиреневые глаза. Строгие черты лица и высокий рост он унаследовал от отца. Лицо баронессы было гораздо мягче. Ее фигура была приятных округлых форм. Маленькие пухлые ручки и круглые щеки напоминали беличьи. Красиво изогнутые губки тридцать лет назад свели с ума не одного юного джентльмена. Баронесса производила впечатление покладистой, приятной женщины, в круг интересов которой входят только наряды, магазины и светские сплетни, но это только на первый взгляд. На самом деле это была очень умная, твердая и решительная особа, распоряжающаяся собственным капиталом по своему усмотрению и держащая все в своих руках…
— Ты видела? — закричала баронесса, как только Каролина вошла в спальню.
— Ты про что, мама? Лакей сказал, что у тебя был сердечный приступ.
— Я про «Морнинг пост», — ответствовала баронесса, указывая пальцем в сторону валявшейся на ковре скомканной газеты.
— Я ее еще не читала. Никки с утра устроил страшный рев, и мне пришлось…
— Ну, так читай же, — оборвала ее мать и, оттолкнув доктора, который прибыл несколько раньше, села в постели.
Каролина вздохнула и нагнулась за газетой.
— А что тут такого? — спросила она, разглаживая страницы.
— Смотри колонки объявлений!
Каролина послушно перелистывала газету, пока не дошла до объявлений, и без особого интереса принялась их читать.
— Мертонская девчонка таки захватила на крючок Гарримана, — заметила она. — А я думала, что у нее ничего не выйдет. Ой, Амелия Франклин обручилась с… — Тут у Каролины отвисла челюсть.
— Ага, увидела! — торжествующе изрекла ее мать.
— Колин?!
Добившись нужного эффекта, баронесса жестом выслала из спальни слуг и доктора:
— Идите, идите. Я совершенно здорова.
Доктор вздохнул, но не удивился. Молча он уложил инструменты обратно в чемоданчик и поспешно удалился. Горничные разбежались кто куда, лишь бы не попадаться под горячую руку хозяйке. Только камеристка, хорошо знавшая свою госпожу, осталась в спальне. Ее дар предвидения был вознагражден.
— Принеси голубую накидку, — сказала баронесса. — И вели заложить лошадей.
Улыбнувшись затаенной улыбкой, камеристка пошла готовиться к выезду.
— Что это значит? — спросила Каролина, когда они с матерью остались вдвоем.
Баронесса посмотрела на нее долгим взглядом. Дочь была похожа на ее покойного мужа больше, чем Колин. У нее были те же высокие скулы, раздвоенный подбородок, русые волосы, бледно-голубые глаза и даже веснушки на переносице, с которыми Каролина вела непрестанную борьбу при помощи различных мазей и примочек. В отличие от матери у нее была внешность женщины сурового нрава. Но почему-то она не унаследовала от родителей ни ума, ни твердости характера. Малейшие сложности в жизни повергали ее чуть ли не в прострацию. Словом, эта милая женщина могла заниматься только ребенком и домашним хозяйством.
— Это значит, что Колина охмурили, — рявкнула баронесса.
— Колина охмурили? — изумленно переспросила Каролина.
Она побаивалась старшего брата и считала, что он никому не даст себя охмурить.
— Видно, хитрая штучка, — продолжала ее мать.
— Но кто она? — Каролина вчиталась в объявление. — Таррант? Ты знаешь кого-нибудь из Таррантов?
— Знаю. Все в этой семейке без царя в голове. Прожигатели жизни, спустившие не одно состояние на бегах и за карточными столами. С новоявленной невестой я лично не знакома… пока! Ну, ничего, скоро я дам понять, что Колин — не рябчик, которого я позволю ощипать.
— Колина? — повторила Каролина. Она наморщила лоб, словно решая трудную математическую задачу.
— Но Колина нельзя одурачить.
Каролина с малых лет считала брата всеведущим и всемогущим. На минуту в голову баронессы закралось сомнение. Она сама столько раз пыталась… нет, не одурачить, но направить Колина, убедить его жениться на выбранной ею подходящей девице. И все ее хитроумные замыслы кончались ничем. Сын без труда их разгадывал. Больше всего ее бесило то, что поначалу он вроде бы шел у нее на поводу, давая ей основание надеяться, что наконец-то ее планы осуществятся. Но потом наступала минута, когда он с ласково-насмешливой легкостью выскальзывал из подстроенной ею западни. Что же это за женщина, которой удалось то, что не удалось ей? По-видимому, она чрезвычайно умна.
— Видно, она похитрее других, — мрачно признала баронесса.
— В каком смысле, мама?
— В конце концов, Колин — мужчина.
Каролина непонимающе смотрела на мать.
— Ну, разумеется, мама.
— А все мужчины податливы… в определенном смысле. Без сомнения, эта особа воспользовалась его слабостью.
— Слабостью?
— Перестань повторять мои слова, как попугай Сары Кларингтон! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Каролина озадаченно нахмурилась, а баронесса принялась одеваться. Она надела платье и села за туалетный столик причесываться, когда до Каролины, наконец, дошел смысл ее слов.
— Ты хочешь сказать, мама…
— Я намерена все разузнать. Но первым делом мы спросим Колина, что это за идиотское объявление.
— Мне… мне надо ехать домой, — слабо возразила Каролина. — Никки простудился…
— Ничего, за ним прекрасно присмотрит няня. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
С обреченным видом Каролина сдалась — она не любила перебранок. Ей было очевидно, что назревает очень крупная ссора. Надо было уехать с Никки в поместье, и тогда можно было избежать участия в грандиозном семейном скандале.
Робин Беллингем совершал прогулку на своей холеной гнедой кобыле в парке, где уже был собран чуть ли не весь высший свет. Весьма довольный собой, он был одет с иголочки: новый синий редингот от Уэстона идеально облегал его изящную фигуру. На лайковых панталонах не было ни единой складочки, а ботфорты сверкали как зеркало. Шейный платок был завязан, может быть, и не самым хитроумным математическим или восточным узлом, но элегантно. Бобровая шапка была задорно сдвинута чуть набок. В целом, по собственному мнению, он был воплощением писка моды…
— Робин!
Повернувшись на зов, он увидел приятелей по Итону. Среди них был и его лучший друг — Джек Риптон. Робин медленным шагом направил кобылу к приятелям, чтобы те в полной мере имели возможность оценить его щегольской наряд.
— Ну, ты и франт! — воскликнул Джек.
Робин воспринял его слова как комплимент, что, собственно, и имел в виду Джек.
— От Уэстона, — не удержавшись, похвастался он.
— Да ну? Высоко летаешь! — отозвался Джек с широкой улыбкой, удивительно преображавшей его не очень красивое лицо.
Молодые люди прогулочным шагом направились по дорожке, исподтишка разглядывая хорошеньких леди и светских львов.
— Слушай, чуть не забыл, — после некоторой паузы начал Джек. — Тебя, кажется, можно поздравить.
Остальные молодые джентльмены присоединились к Джеку с поздравлениями.
— С чем? — спросил Робин.
— Я и не знал, что у тебя есть сестра, — немного обиженно продолжал Джек. — Друг мог бы и знать это. У меня вот две…
— О чем ты говоришь? — перебил его Робин.
— …и ты с ними знаком, — закончил свою мысль Джек. — Даже играл с Амелией в карты.
— Я тебя не понимаю, Джек, — сказал Робин.
— За столько лет ни словечком не обмолвиться о сестре! Удивительно!
— Да о чем ты, Джек? — В голосе Робина уже чувствовались нетерпеливо-сердитые нотки.
— О помолвке твоей сестры, — как о чем-то очевидном сказал Джек. — Прочитал сегодня об этом в «Морнинг пост».
— Помолвка моей сестры? Этого не может быть!
— Да как не может, видел объявление своими глазами! Правда, друзья?
Все закивали в ответ.
— Да как… как это… — лепетал Робин, тут же забыв об отцовском запрете хоть словом поминать сестру. — Моя сестра живет за границей, — наконец выговорил он.
— Ты что-то путаешь, — с сочувствием глядя на него, сказал Джек. — Как же она тогда могла обручиться с Сент-Моуром?
— Сент-Моуром?
Робин вспомнил допрос, который ему учинил Уэрхем, и нахмурился. Да, происходит что-то странное!
— Жених что надо, — заметил один из молодых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42