– Я работаю… – повторил Майкл.
Она хорошо понимала, что он не мог не заметить ее реакцию на фотографию, но сейчас она была прежде всего бизнесменом, и все личное не имело к этому визиту никакого отношения. Бесс взяла себя в руки и продолжила:
– Ты работаешь каждый вечер?
– Последнее время – да.
Он не добавил: «С тех пор как расстался с Дарлой», но ему это было не нужно. И так ясно, что за этим столом он многое передумал и многое в жизни пересмотрел.
– А письменный стол тебе здесь нужен?
– Может пригодиться.
– Шкаф для папок?
– Вряд ли.
– Полки?
Он покачал руками, как снижающийся самолет крыльями.
– Для тебя как для дизайнера эта комната важна? Или не очень?
– Не очень.
– Хорошо… Тогда пошли дальше.
Они прошли во вторую спальню для гостей, в туалетную, галерею, кухню и наконец, в гостиную.
– Скажи мне, Майкл, что ты вообще думаешь о дизайне.
– Ну, временами это бывает чересчур, хотя некоторые работы мне нравились.
– А как ты относишься к стеклу? Ну, например, если у столов не деревянные, а стеклянные крышки?
– Годится и то и другое.
– Будешь принимать гостей в этой комнате?
– Может быть.
– Сколько примерно за один раз?
– Не знаю.
– Человек двенадцать?
– Пожалуй, нет.
– Шесть?
– Думаю, что да.
– Это будет официальный прием или неофициальный?
– Скорее всего неофициальный.
– Стол, еда…
Она прошла в конец комнаты, где висела люстра, изучая, как изменяются пятна света на ковре, представляя себе этот свет на мебели, переходя от окна к окну.
– У тебя обычно были фуршеты или вы собирались за столом?
– Когда-то собирались…
– Камином будешь пользоваться?
– Да.
– Телевизор смотришь в этой комнате?
– Нет.
– А где слушаешь магнитофон или проигрыватель?
– Пожалуй, я бы хотел, чтобы это было в семейной гостиной, рядом с кухней.
– Какие линии ты предпочитаешь? Вертикальные или горизонтальные?
– Что?
Она взглянула на него и улыбнулась:
– Этот вопрос часто удивляет. Вертикальные или горизонтальные? Одни успокаивают, другие дают энергию.
– Вертикальные.
– А-а… энергетические. Ты рано встаешь или поздно?
– Рано.
Она это знала, но обязана была спросить.
– А как насчет полуночи? Ты смотришь шоу Дэвида Леттермана?
– Смотрю – что?
– Ты ночной человек, Майкл?
Он почесал затылок и уставился в пол.
– Я был таким, но интересно, как все природа устроила, она сама о тебе заботится, когда ты достигаешь среднего возраста.
Она улыбнулась и посмотрела на потолок:
– Скажи, что ты думаешь об этой люстре?
Он подошел поближе и тоже поднял голову:
– Она похожа на гроздь винограда.
Бесс засмеялась:
– Гроздь винограда?
– Да. Эти закругленные хрусталики из дымчатого стекла… Разве нет?
– Может быть. Тебе она нравится?
– Мм… – Он старательно рассматривал люстру. – Да, очень.
– Хорошо. Мне тоже.
Она сделала пометку, чтобы повторить дымчатое стекло в столах, и еще одну – по поводу дверей, когда перешла через широкий дверной проход в кухню-столовую. Из этой комнаты озера не было видно, но зато открывался вид на ряд деревьев, голых сейчас, зимой, и на маленький парк с белым павильоном. Там, к счастью, не было никаких качелей или игровых площадок, что, может быть; было бы привлекательным для молодых людей, но не для дома, предназначенного для солидной зажиточной публики.
– Что происходит в парке? – спросила она.
– Летом здесь устраивают пикники. Вот, пожалуй, и все.
– Никаких оркестров, лодочных гонок?
– Нет, лодки все на окружном пляже или в яхт-клубе.
– У тебя будет шлюпка?
– Вероятно.
– На озере много парусных лодок, да?
– Да.
– Я думаю, что ты с удовольствием будешь наблюдать за ними и из комнаты, и с веранды.
– Конечно.
Она сделала пометку о том, что жалюзи должны быть вертикальные, и отправилась на кухню. Банка арахисового масла, батон хлеба и пустые пластиковые банки – унылые признаки холостяцкой жизни. Она взглянула на убогие съестные припасы и отвела глаза, потому что вид этой заброшенности вызывал жгучее желание устроить здесь все иначе, как это сделала бы заботливая хозяйка, но ни одному из них это не было нужно.
– В этой кухне будут готовить еду? – спросила она, повернувшись спиной к Майклу.
Он ответил, поразмышляв некоторое время:
– Нет.
Она взяла себя в руки и повернулась, чтобы положить блокнот на стол.
– У тебя есть какие-то увлечения, о которых мне необходимо знать?
– Они не изменились за последние шесть лет. Охота и прогулки на природе, но я теперь езжу в свой охотничий домик.
– У тебя не появилась аллергия?
Он поднял брови:
– Аллергия?
– Это имеет отношение к обивке и обоям, – пояснила она.
– Нет, аллергия не появилась.
– Тогда, пожалуй, остается спросить лишь о смете. Она чем-то ограничивается? Какие у тебя возможности?
– Делай так, как делала бы для себя. Ты всегда с этим хорошо справлялась, и я тебе доверяю.
– Это относится ко всей квартире?
– Ну-у… – Он нерешительно огляделся вокруг.
– А как быть с комнатами для гостей?
– Я ненавижу пустые комнаты.
– Да, – согласилась она. – Я тоже.
Ей внезапно захотелось – и в этом не было никакой логики – подойти к нему, обнять на минуту, потрепать по плечу и сказать: «Все будет в порядке, Майкл. Я заполню твою квартиру красивыми удобными вещами и мебелью, и тебе не будет так одиноко».
При этом она прекрасно знала, что дом, пусть и полный вещей, не может заменить дома, в котором полно людей.
Бесс посмотрела в свой блокнот:
– Мне нужно кое-что замерить. Поможешь мне?
– Конечно.
– Я попыталась сделать набросок квартиры, но планировка так необычна…
– У меня в офисе есть план, его сделали, когда квартира продавалась, я тебе его пришлю.
– О! Это очень поможет. А пока – померяем?
Следующие двадцать минут они делали замеры комнат и окон. Бесс все аккуратно пометила на своем примитивном наброске плана, захлопнула блокнот и убрала рулетку.
– Что будет дальше? – спросил Майкл, когда они вернулись в прихожую и он подал ей пальто.
– Я переведу все эти размеры – комнату за комнатой – на кальку. Затем «попутешествую» по своим каталогам и предложу варианты меблировки, оформления окон, принесу образцы обивки и обоев. И еще принесу маленькие картинки мебели. Они вырезаны из пластика с магнитиками, поэтому их можно примерить на плане. После этого я приглашу тебя на просмотр. Я обычно провожу их в своем магазине, там все мои образцы, и вечером никто не мешает. Если тебе что-то не понравится, мы подберем другие образцы, ты посмотришь альбомы.
– Когда ты объявишься?
Пальто было застегнуто, она натягивала перчатки.
– Я постараюсь заняться этим как можно быстрее и дам тебе знать примерно через неделю, ведь ты живешь в прямо-таки спартанских условиях. Не вижу ничего плохого в том, что отдаю кому-то предпочтение. Я выполню твой заказ раньше других.
Она улыбнулась ему стандартной профессиональной улыбкой и протянула руку в перчатке:
– Спасибо, Майкл.
Он крепко ее пожал:
– Ты ничего не забыла?
– Что именно?
– Сорок долларов. Твой гонорар?
– А, это. Я ставлю это условие, чтобы оградить себя от пустых вызовов. Часто одинокие люди приглашают дизайнера просто так, пообщаться. Но в твоем случае не вызывает сомнений, что тебе нужна мебель.
– Бизнес есть бизнес, Бесс, и я выплачу тебе этот гонорар.
– Хорошо. Но, может быть, лучше прислать тебе счет?
– Ни в коем случае! Подожди здесь.
Майкл вышел в комнату, где стоял чертежный стол, оставив ее дожидаться. Она смотрела ему вслед, натягивая перчатки поплотней. Потом достала из сумки блокнот, еще какое-то время понаблюдала за ним, потом пошла в комнату с письменным столом, где он выписывал чек.
Фотография по-прежнему стояла на столе. Она смотрела на нее через его плечо и спокойно сказала:
– Чудо какое они были в этом возрасте. Правда?
Майкл перестал писать, взглянул на фото, вырвал чек из книжки и только потом повернулся к Бесс. Он окинул ее взглядом и снова повернулся к фотографии.
– Да, правда.
В комнате повисла тишина, пока они рассматривали фотографию их сына и дочери, сделанную в то беззаботное время. Его взгляд вернулся к Бесс, и ее щеке стало горячо, как от ожога.
– Майкл, я… – С трудом подбирая слова, испытывая горечь оттого, что собралась сказать, она посмотрела на него. – Я была у мамы в воскресенье. Мы поговорили с ней.
Бесс замолчала, ожидая, что он скажет, но он тоже молчал.
– Я рассказала ей, как мне трудно опять тебя видеть, и она объяснила, что это потому, что встреча с тобой заставляет меня посмотреть на себя и на свою вину другими глазами. – Он по-прежнему молчал, а она, сжав в руке блокнот, заставила себя продолжать:
– Я думаю, что должна просить у тебя прощения за то, что настраивала детей против тебя.
Что-то промелькнуло в его глазах, может быть, быстро подавленный гнев. И, хотя он вроде бы не шевельнул ни одним мускулом, казалось, он весь напрягся, не отрывая глаз от Бесс.
Она рассматривала свои перчатки.
– Клянусь, что я не буду этого делать в дальнейшем – смешивать бизнес и личное, но это тревожило меня сегодня. Когда я увидела их фотографию здесь, то поняла… ну, что ты тоже любишь их и что тебе было тяжело без них.
Она снова встретилась с ним взглядом.
– Прости меня, Майкл.
Он немного помолчал и прохрипел:
– Я ненавидел тебя за это. Ты знаешь.
Бесс перевела взгляд на чертежный стол и ответила спокойно:
– Да, знаю.
– Почему ты это делала?
– Потому что мне было больно и я считала, что ты меня предал.
– Но дети не виноваты, это совсем другое.
– Сейчас я это понимаю.
Они молча смотрели друг на друга, пока тишина не стала невыносимой.
– Мама еще кое-что сказала.
И опять Майкл ждал, пока она боролась с собой, набираясь мужества продолжать.
– Она сказала, что, когда я вернулась в колледж, ты передвинулся на последнее место в моих приоритетах, потому и нашел другую женщину, На его лице ничего не отразилось, она спросила:
– Это так, Майкл?
– А как ты думаешь?
– Я тебя спрашиваю.
– Я не собираюсь отвечать. Не вижу смысла. Поздно.
– Значит, это правда.
Он протянул ей чек.
– Спасибо, что пришла, Бесс. Мне пора в офис.
Ее щеки горели. Она взяла чек.
– Мне очень жаль, Майкл. Я не должна была говорить об этом сегодня.
Она прошла впереди него в прихожую. Он открыл перед ней дверь, но передумал и снова закрыл.
– Зачем вообще ты все это сказала, Бесс?
– Не знаю. Последнее время я не понимаю сама себя. Между нами осталось так много невысказанного, во мне живут все эти ужасные эмоции. Наверное, мне как-то нужно было от них избавиться – раз и навсегда. Видно, для этого и существует прощение.
Его глаза не отрывались от ее глаз. Он кивнул:
– Хорошо. В общем-то это честно. Извинения принимаются.
Она не улыбнулась. Не смогла. И он не смог.
Он дал ей образец ковра и проводил до лифта, держась от нее на почтительном расстоянии, нажал кнопку. Двери открылись тут же, пока он еще произносил:
– Спасибо, что пришла.
Бесс вошла в лифт, повернулась, чтобы вежливо улыбнуться, но он уже шел по коридору к квартире. Двери лифта закрылись, она поехала вниз, размышляя, улучшились или ухудшились их отношения после ее признания вины.
Глава 7
Рэнди Куррен плюхнулся в кривобокое кресло-качалку и стал искать в кармане пиджака мешочек с травкой. Было одиннадцать вечера, и матери Берни, как всегда, не было дома. Она работала выездной официанткой по обслуживанию коктейлей, и поэтому почти все вечера квартира была полностью в их распоряжении. Радио было настроено на «Ситиз-97». Берни сидел на полу с электрической гитарой на коленях. Рэнди знал Берни Бертелли с восьмого класса, когда тот переехал в их город после того, как его родители тоже развелись. Они вместе выкурили уйму травки.
Квартира Берни была самой настоящей трущобой. Пол горбился, на стенах висели дешевые пластмассовые безделушки. Драный ковер цвета детского поноса выглядел хуже собачьей подстилки для двух старых псов Скиппера и Бина, которым разрешалось в этом доме все что угодно. Сейчас обе собаки валялись на софе, которая когда-то, в свои лучшие годы, были обита дешевым нейлоном, а сейчас кое-как прикрыта цветным куском материи с жирными пятнами и отпечатками грязных контуров собачьих тел. Журнальные столики едва держались на сломанных ножках, старые занавески провисали на крючках. Около одной из стен громоздились до потолка пивные банки. Венчающая пирамиду банка, прислоненная к грязному кафелю, была поставлена туда самой миссис Берни.
Рэнди никогда не садился на софу, даже пьяный или под кайфом. Он никогда не был настолько пьян или до такой степени накурившимся! А всегда садился на зеленое кресло-качалку, которое было настолько кривым, что, казалось, перенесло инсульт. Сломанные пружины на сиденье были прикрыты вытертым ковриком, чтобы они не впивались в задницу, на ручках – следы от затушенных сигарет.
Рэнди нашарил в кармане мешочек с травкой и маленькую трубку на одну затяжку. Время цигарок кончилось. Кто теперь может себе их позволить?
– Это дерьмо становится дорогим, – сказал он.
– Да-а. Сколько ты отдал?
– Шестьдесят баксов.
– За четверть?
Рэнди пожал плечами.
Берни присвистнул:
– Ну, старик, это хотя бы хорошее дерьмо?
– Самое лучшее. Посмотри… Почки.
Рэнди открыл мешочек.
Берни наклонился посмотреть поближе и сказал:
– Почки… у-у, как ты сумел?
Все знали, что лучше почек ничего не бывает: ни листья, ни стебли, ни семена. Их можно плотно набивать и иметь такой кайф всего от нескольких затяжек!
Рэнди набил свою трубку, с сожалением вспоминая время, когда можно было оторвать кусочек папиросной бумаги, свернуть цигарку, которой хватило было на несколько человек, и передавать ее по кругу. Он один раз видел парня, который мог скрутить такую одной рукой. Он и сам пробовал так делать дома, но больше рассыпал, чем закрутил. Поэтому он научился это искусно делать двумя руками, что само по себе уже считалось шиком среди тех, кто курил травку.
Рэнди зажег спичку. В трубке было меньше, чем в наперстке. Он закурил ее, глубоко затянулся и держал дым в легких, пока им не стало жарко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42