На полу лежал ковер – желто-красно-сине-зеленый. У Сойера даже в глазах зарябило от такой пестроты. На окнах развевались от ветерка занавески в красно-белую полоску. На подоконнике стоял оловянный подсвечник.Дверцы шкафа были распахнуты. Там висели две потрепанные юбки, три старые блузки и красно-желтый костюм для верховой езды. Кроме шкафа, в комнате стояли кресло-качалка, деревянная этажерка, маленький столик. Кровать была покрыта коричневым куском ткани, таким же, из какого сшиты платья монахинь.Одна стена была обклеена рекламными листками из тех, что обычно вывешивают в своих витринах владельцы магазинов. Мятые пожелтевшие листки рекламировали печенье, табак, мыло, оружие, патроны, муку, сахар, кукурузные хлопья, кофе и предметы галантереи.Почти все надписи были сделаны на испанском языке, и Сойер не мог их прочитать. Листки сильно потрепались на сгибах. Было видно, что их много раз складывали и разворачивали.Пока Сойер рассматривал комнату, Сафиро стала складывать портретики в железную коробочку с надписью «Банк Уистл-Каньон».– Что это? – спросил молодой человек.На каждом портрете была изображена женщина.– Портреты, – ответила Сафиро. – Хочешь чаю? – Она кивнула на полупустую чашку с бледно-желтой жидкостью. – Он с лимоном.Сойер удивился. Совсем недавно он накричал на нее в лесу, а она так мило ведет себя с ним!– Нет, спасибо.Сойер сел на кровать, помолчал, потом указал на портреты:– Я слышал, как ты плакала. Ты что, плакала над этими портретами?Девушка закрыла коробку.– Да. Иногда я просто на них смотрю, а иногда плачу, когда на меня набрасывается грусть.– Когда на тебя нападает грусть.– Не важно. Я хочу сказать, что в грустном настроении могу и заплакать над этими портретами. А сегодня у меня грустное настроение, потому что ты не...– Ты оплакиваешь незнакомых женщин? – перебил Сойер.– Да.– Почему?Сафиро залезла на кровать с ногами.– Потому что не знаю, кто они такие.– Я тоже не знаю, кто они такие, но не плачу из-за этого.– Ты не плачешь, потому что они ничего для тебя не значат, – сказала девушка.– Как они могут что-то для тебя значить, если ты даже не знаешь, кто они...– Я не хочу говорить об этих портретах. – Она соскочила с кровати, подошла к шкафу и закрыла его. – И много ты сделал за сегодня, Сойер? Без помощи моих людей?Сойеру не хотелось спорить. Он сидел и разглядывал Сафиро. Ее лицо, тело, плечи, грудь...Он медленно опускал глаза. Теперь, когда она стояла, можно было видеть темный треугольник у нее между ног.– Сойер, – сказала Сафиро, – ты только сюда вошел, сразу начал пялиться на мою грудь. А теперь смотришь на...– Не смотреть не так просто, Сафиро, тем более что на тебе совершенно прозрачная...– Эту рубашку мне отдала Асукар. – Девушка нисколько не смутилась. – Ей подарил ее один из любовников. Наверное, она протерлась от времени, вот и просвечивает.Сойер с трудом заставил себя поднять глаза и посмотреть девушке в лицо.– Но ты же не сердишься на меня за то, что я на тебя смотрю?– Я тебе уже говорила – ты поедаешь меня глазами, потому что ты мужчина и не можешь по-другому.– Ты хочешь сказать, пожираю тебя глазами?– Да, я так и сказала.Сафиро подошла к окну. Оглядела двор. «Наверное, Сойер уже все починил». Однако все, как было, так и осталось: забор – покосившийся, дверь сарая – сломана...– Ты сегодня ничего не делал? – удивилась девушка. У него болит все тело, а она заявляет, что он ничего не делал!– К твоему сведению, я сделал несколько досок и...– Несколько досок? – Сафиро, возмущенная, повернулась к молодому человеку. – Значит, ты даже не ударил пальцами!– Это я-то не ударил палец о палец? Ты думаешь, просто повалить дерево, очистить его, распилить...– Ты...– Вся работа займет у меня не один день, Сафиро.– А вот если бы ты разрешил моим людям тебе помогать...– Нет.– Но...– Где ты взяла все эти рекламные листки? – резко сменил тему Сойер.Девушка, сердито вздохнув, посмотрела на увешанную рекламой стену.– Я их собирала.– Где?Сойер растянулся на ее постели, закинув руки за голову. Сафиро еще никогда не видела, чтобы на ее кровати лежал мужчина, и невольно залюбовалась этой картиной.– Теперь ты на меня пялишься, Сафиро?– В моей кровати никогда не лежали мужчины. Ты первый.«Как жаль, что ты не со мной», – мысленно ответил Сойер и опять взглянул на ее грудь. Две нежные округлости так и просились в руки.– Сойер?Он нахмурился. Она ему что-то сказала, а он не слышал!– Прости. Что ты сказала?– Ты как будто летаешь за тучами.– Я как будто витаю в облаках, – перевел он. – Просто я задумался. Я думал про... про твои рекламные листки.– Когда мы с бандой ездили по разным городкам, я брала эти листки во всех маленьких магазинчиках. Вообще-то я была не во всех городках. Большинство листков крали для меня старшие.– Что значит крали для тебя?– Дедушка не разрешал мне заходить в город, если они готовили ограбление. Я, Асукар и Тья ждали их где-нибудь в укромном местечке.Сафиро подошла к стенке с рекламными листками.– Грозная банда Кинтана занималась кражей рекламных листков?Девушка улыбнулась:– Нет. Но прежде чем грабить банки, ювелирные магазины и богатых горожан, они крали для меня эти листочки. Понимаешь... я никогда не знала городской жизни. Мы все время куда-то ехали, все время прятались. Но я так любила эти городки, Сойер! – продолжала она. – Там на улицах играли мои ровесники, и мне хотелось играть вместе с ними. Однажды меня взяли в игру. Игра была такая: мы сели в кружок, по очереди выбирали из того, что было вокруг нас, какой-нибудь предмет и называли его цвет. Остальные должны были угадать, что выбрал водящий. Они смотрели по сторонам и искали предметы такого цвета. Я выиграла. Я назвала зеленое, никто не смог отгадать. Они переназывали все зеленые предметы, которые были вокруг, но никто не заметил зеленой полосы на шее у одной девочки. У нее было ожерелье из дешевого металла, и на коже остался зеленый след. Мне очень понравилась эта игра. Еще я любила смотреть, как владельцы магазинов подметают крыльцо, а горожане приветствуют друг друга на улицах. Я заглядывала в окна салунов и смотрела, как проститутки заигрывают с мужчинами. Мне нравилось даже это.– Так вот где ты набралась разных пословиц и выражений? В этих городках?– Да.«Что ж, – подумал Сойер, – она собирала пословицы и поговорки точно так же, как рекламные листки». Девушка слышала эти выражения всего один-два раза и, конечно, не могла их правильно запомнить.– Я смотрела, как в магазинах дамы выбирают себе шляпки, перчатки и сумочки, – продолжала Сафиро, – а их дети берут конфеты из больших банок, выставленных на прилавках. Возле парикмахерских часто сидели старики. Они играли в шашки или качались в креслах, обсуждали погоду или последнюю церковную проповедь. А однажды я видела влюбленную пару. Это было поздно вечером возле маленького кафе. Там висели качели. Влюбленные качались на этих качелях, держались за руки, смеялись.Девушка задумчиво посмотрела в окно, и Сойер понял, что она вспоминает счастливое время, проведенное в маленьких городках.Ее воспоминания были ему знакомы. Может, он сам жил в одном из таких городков? Или просто приезжал туда, как и она?– А когда заканчивались уроки, – сказала Сафиро, – дети выходили из школы...– Ты никогда не ходила в школу?– Нет. Но меня научили читать и считать.– Но когда ты бывала в городках и смотрела на детей, тебе хотелось ходить в школу вместе с ними?– Да. Я даже представляла себя среди них. Я смотрела на красивые платьица девочек и представляла, что у меня дома весь шкаф забит такими же платьями, а живу я в конце главной улицы. Вообще-то одно платье у меня действительно было. Его украл Лоренсо. Снял с бельевой веревки. Он увидел платьице и понял, что это как раз для меня. Оно было белое, а юбка украшена узкими розовыми лентами, а к подолу пришиты розовые кружева. Я надевала его по воскресеньям, чтобы пойти в церковь, если дедушка считал, что нам не опасно показываться на глаза горожанам. Но из того платья я выросла, а других у меня не было до тех пор, пока мы не приехали сюда и не встретили монахинь. Дедушка был очень хороший, он всегда давал мне все, что я просила. Но он не мог понять, зачем мне нужны платья. Он говорил, что платья не годятся для верховой езды, а мы все время были в дороге, поэтому я не вылезала из брюк.Сойер взглянул на шкаф. Что ж, у нее и сейчас немного женской одежды – всего несколько потрепанных юбок. А в нарядном платье она была бы очень красива. В желтом или голубом – как ее глаза.– А разве ты не можешь сама сшить себе платье?– У меня нет материала.– А-а.– Ты знаешь, я до сих пор помню тот городок, в котором Лоренсо украл платьице. Я сидела на ступеньке крыльца перед домом врача. Ко мне подошла полная женщина в шляпке с цветами. Она спросила меня, слышала ли я последние новости. Я сказала, что нет. Тогда она нагнулась ко мне и прошептала на ухо, что Мэгги О’Дональд, ирландская католичка, убежала и тайно обвенчалась с Уэйдом Симсом, сыном баптистского священника. Дама делала вид, что очень расстроена, но я видела, что ей нравится рассказывать всем эту новость. Потом Лоренсо объяснил, что в каждом городке есть своя сплетница, и полная дама, с которой я говорила, была как раз той самой городской сплетницей. Потом я часто думала о Мэгги и Уэйде. Мне очень хотелось, чтобы они были счастливы вместе. Я их не знала, но надеюсь, что у них все хорошо.– Значит, рекламные листки напоминают тебе о тех городках, в которых ты побывала? Вот почему ты их собирала и хранила?Сафиро села на кровать.– Да. Я часто доставала их из своей сумки, разглядывала и мечтала. Мечтала о том, как хожу в школу и играю с другими детьми. Как покупаю конфеты в магазинах, достаю их из больших банок на прилавках и ем. Как слушаю городские сплетни от полных дам в шляпках с цветами. Иногда старшие играли со мной в мою мечту. Тья была городской сплетницей, Асукар – проституткой, конечно, Лоренсо – владельцем магазина. Он продавал мне конфеты. Макловио с Педро играли в шашки, говорили о погоде и церковных проповедях. А дедушка брал на себя роль качелей, которые я видела около кафе. Он сцеплял руки в замок, я садилась на них, и он качал меня.Сойер понял, что люди Кинтана очень любили Сафиро. И для Макловио, и для Лоренсо, Педро, Асукар и Тья она была как родная дочь. Сойер сразу стал лучше относиться к старикам.Может быть, завтра он найдет им какую-нибудь несложную работу.– Ты и сейчас мечтаешь о городской жизни, Сафиро? – спросил молодой человек.Девушка кивнула:– Когда я ложусь спать, я разглядываю рекламные листки и мечтаю о маленьком городке.«Да, – думал Сойер, – у Сафиро почти не было детства. Вечно ей приходилось скитаться вместе с бандой. А они постоянно скрывались от полиции, жили в безлюдных местах. Девушка-то и людей нормальных не видела. А ведь я о ней совсем ничего не знаю. Только то, что она немного не в себе. Неудивительно, она настоящая дикарка».– Сколько тебе лет? – спросил Сойер.– Двадцать пять. А тебе? Cuantos anos tienes? Он догадался, что она спрашивает о его возрасте.– Не знаю.– Ты не помнишь? – Он сел.– Я... Странно. Какие-то вещи я помню, а какие-то нет. – Сойер замолчал.«Может, он по-прежнему не хочет говорить об этом?» – подумала Сафиро с легкой обидой: она-то была с ним откровенна.– Если не хочешь, можешь не говорить, Сойер.Да, он действительно не хотел говорить, ужасно не хотел и уже собрался ответить резкостью, но сдержался.– Знаешь, мне очень понятно все, что ты сейчас рассказывала про маленькие города. Наверное, я часто бывал в них. И не только после того, как потерял память. Я помню... как маленьким мальчиком заходил в магазин. Помню, как запускал руку в банку с конфетами – такую, как ты описывала. Однажды я ухватил огромную карамель – размером чуть ли не с мой кулак – и почти две недели сосал ее, пока она наконец не сделалась маленькой и я смог запихнуть ее в рот целиком и разгрызть. Еще я помню лошадь, только не помню чью. Это была очень необычная лошадь – белая, а в гриве и хвосте черные пряди. И еще на задней ноге у нее была черная полоса. Наверное, я запомнил эту лошадь из-за ее странных отметин.– В самом деле, необычно. Я таких ни разу не видела. А еще что-нибудь помнишь?– Много разных вещей, но ничего такого, что могло бы мне сказать, кто я и откуда. – Сойер сдвинул брови. – Например, я помню, как спал, прижимая к себе щенка. Эта маленькая собачка была невероятно уродлива, но как она выглядела, я не могу вспомнить. Знаю только, что она была страшной и звали ее Красотка. Еще я помню, как сделал ей ошейник из старых поводьев. Я сделал его свободным – на вырост, связал вместе кожаные полоски. И Красотка носила этот ошейник, как будто понимала, что в нем она действительно выглядит красоткой. Я помню такие незначительные вещи, но не могу вспомнить, сколько мне лет.Сафиро жалела молодого человека. Она протянула руку и похлопала Сойера по ноге.– На вид тебе около тридцати. Может быть, тридцать один или тридцать два, – предположила она.– Такой старый?– Моим старикам намного больше, – откликнулась она. Сойер без труда прочел мысли девушки и улыбнулся.Ей нравится его трогать!– Один из городков, в котором ты была, назывался Уистл-Каньон?Он взял с постели железную коробочку, куда Сафиро сложила женские портреты.– Нет, в Уистл-Каньоне я никогда не была. Наша банда грабила там банк. Целых три раза. Их так и не поймали. Когда-то эта коробка была набита деньгами.– И что же банда делала с украденными деньгами? У тебя не было платьев, у вас не было дома. Вы только ели и кормили своих лошадей. Куда же девались деньги?– Мы покупали только самое необходимое – продукты, добротную одежду, корм для лошадей. Остальное дедушка раздавал.Сойер остолбенел:– Раздавал? Тогда зачем было вообще красть так много денег?– Чтобы дарить их беднякам. Мы встречали много бедных людей, Сойер, и знаешь, они помогали нам больше, чем богатые. Бедняки давали нам все, что нужно, а богатые обычно говорили, чтобы мы шли своей дорогой. Даже если мы просили всего лишь воды для лошадей.Оказалось, люди из банды Кинтана были преступниками благородными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30