Он кинулся к кучеру:
— Куда вы отвезли леди Мэллори?
— В Равенуорт, милорд.
— Как она себя чувствовала? Она… — Он осекся, сообразив, что разговаривает со слугой.
— У меня для вас письмо от его светлости, милорд. Герцог Рейли приказал вручить его вам лично.
И кучер достал из кармана ливреи конверт.
Письмо от отца! Майкл кинулся в кабинет и, сорвав гербовую печать, вынул из конверта записку:
«Майкл! Сообщаю тебе, что Мэллори благополучно прибыла в Равенуорт. Пишу по ее просьбе, чтобы ты не волновался. Они с твоей матерью очень подружились. Я полюбил Мэллори, как дочь. Надеюсь в скором времени получить от тебя весточку».
Майкл сбежал вниз.
— Быстро собери мой чемодан. Я еду в Равенуорт! — крикнул он Уильяму.
— Сейчас, милорд.
— Поживей, Уильям! Я отправляюсь сию же минуту.
На стук Кэссиди дверь отворила улыбающаяся Мэллори. Две горничные внесли в комнату ворох одежды.
— Я попросила сшить что-нибудь удобное для будущей мамы, — сказала Кэссиди, выкладывая на постель одно за другим голубые и розовые платья. — Это, по-моему, как раз то, что нужно! Голубое очень пойдет к вашим волосам.
Мэллори потрогала нежную, воздушную ткань.
— Какое красивое! И как замечательно сшито — ничего не будет заметно.
— Я хотела сделать вам сюрприз. Ведь на свадьбу я вам толком ничего и не подарила. А когда родится ребенок, мы поедем в Лондон и обновим весь ваш гардероб.
Мэллори дотронулась до живота.
— Я все время слышу, как он бьется.
Кэссиди сияла от счастья.
— Вы даже не представляете, что означает для меня появление нашего малыша в этом доме. Дети Эрриан — замечательные крошки, я их очень люблю, но они воспитываются в шотландских традициях, что совершенно естественно. А этот ребенок будет Винтер!
— Надеюсь, родится мальчик. Мне кажется, Майклу очень хочется иметь сына.
— Так же, как в свое время его отцу, — вздохнула Кэссиди. — Жаль, что я не родила ему нескольких детей!
— Но вы же родили сына и дочь?
— На самом деле Эрриан — дочь моей сестры и сводного брата Рейли. Но для нас она так же дорога, как и Майкл.
— Я бы ни за что не подумала, что вы — не родная мать Эрриан! — воскликнула Мэллори и, задумавшись на мгновение, тихо спросила: — Вам кажется, он приедет?
— Приедет? Конечно! Не сегодня, так завтра.
34
В картинной галерее Равенуорта Мэллори рассматривала величественные портреты предков своего мужа. Герцоги и герцогини оживали перед ее взором, воскрешая гордость и славу старинного, уходящего в глубь веков рода Винтер. Такое же выражение величавой гордости проскальзывало иногда во взгляде Майкла.
Задержавшись возле семейного портрета Рейли и Кэссиди, она отметила про себя мастерство художника, уловившего своеобразный поворот головы Рейли, его твердый и вместе с тем добрый взгляд, нежную улыбку Кэссиди, которая будто светилась изнутри, несмотря на официальную позу и роскошное белое платье.
Мэллори поймала себя на мысли, что когда-нибудь, возможно, и ее портрет будет висеть в этой галерее, в зале, специально отведенном для жен прославленных герцогов.
Герцог и герцогиня щедро дарили ей свою любовь. Рейли был необычайно предупредителен, постоянно пытаясь услужить и интересуясь, как она себя чувствует. Если бы не правила приличия, Мэллори то и дело бросалась бы ему на шею. Ее поразило, с каким уважением относились к нему все окрестные жители.
Но если герцога жители Равенуорта уважали, то герцогиню просто боготворили, а дети часто прибегали к ней с полевыми цветами и разными подарками от родителей.
Когда Мэллори впервые появилась в деревне вместе с Кэссиди, ее встретили слегка настороженно. Однако вскоре любопытство сменилось доброжелательностью.
Обо всем этом она думала, стоя у портрета Эрриан и Майкла, двух очаровательных детей, запечатленных художником на фоне сельского пейзажа.
— Ты хочешь, чтобы наши портреты тоже висели здесь?
От неожиданности у нее перехватило дыхание — в двух шагах от нее стоял Майкл, изменившийся до неузнаваемости. Никакого высокомерия, ни малейшей жесткости во взгляде, — лишь тень легкой неуверенности и искрящиеся счастьем изумрудно-зеленые глаза.
— Майкл, ты приехал!
— А разве я мог не приехать?
Он сделал неуверенный шаг вперед и остановился, глядя прямо перед собой на белую стену, где было оставлено место для его портрета, который будет висеть здесь, когда Майкл станет герцогом Равенуортским.
— Представляешь, — сказал он, — пройдут годы, на твоем месте будет стоять некая юная особа и любоваться твоим портретом в золоченой раме. Она будет восхищаться твоей красотой, а ее муж скажет: «Это моя прабабушка. Ее знаменитые рыжие волосы сравнивали с солнечными лучами. Моему прадедушке очень повезло, что у него была такая красавица жена».
Забыв обо всем, Мэллори бросилась к нему.
— Майкл, любимый, я так скучала! Я так люблю тебя!
Он крепко прижал ее к себе.
— Как же долго я ждал, Мэллори! Как хотел это услышать! Помнишь ту ночь, когда я сказал, что мне еще что-то нужно от тебя?
— Помню.
— Я ждал, когда ты наконец меня полюбишь.
— Майкл, я не знала, что на свете бывает такое счастье! И такая боль!
— Меньше всего я хотел причинить тебе боль. А больше всего я боялся потерять тебя.
Он пытался найти слова, которые должен был сказать ей в эти минуты. Ему надо было до конца быть честным перед ней, стереть остатки горечи, чуть не разрушившей их счастье.
— Ты должна поверить, что между мной и Самантой никогда ничего не было и не может быть. Верь мне, прошу тебя.
— Я верю, Майкл! Я не могу сомневаться в твоих словах!
— Ты не по годам мудрая женщина, Мэллори. Сегодня, сейчас, перед лицом своих предков я даю тебе клятву, что никогда, ни при каких обстоятельствах не унижу тебя и не нарушу обет, который мы дали друг другу. — Он улыбнулся и добавил: — Дважды.
Мэллори не могла оторвать от него восхищенного взора.
— Расскажи, когда ты влюбился в меня? Он расхохотался.
— Неужели ты не помнишь? Когда на палубе стоял с пустым ведром, а ты была мокрая и глаза твои метали громы и молнии.
Майкл взял жену за руку.
— Пойдем отсюда. Нам о многом надо поговорить наедине.
В дальнем конце галереи показались Кэссиди и Рейли. Мать, поняв, в чем дело, потащила Рейли в сад, не дав ему опомниться от изумления.
— Что ты делаешь? Я хочу поговорить с сыном!
— Не сейчас, дорогой! Пусть они останутся вдвоем и Мэллори скажет Майклу о ребенке. Рейли согласно кивнул.
— Конечно, конечно. Ты видела, как он смотрел на нее?
— Первые муки любви надо сберечь на всю жизнь, — сказала Кэссиди с грустью.
Рейли взял ее за руку. Солнце стояло высоко в небе. Казалось, что и цветы, и деревья, и птицы воспевают этот незабываемый день. Они остановились под сенью старого дуба.
— Но есть любовь, прошедшая сквозь годы и испытания, — когда он и она живут одним дыханием и часть не отделить от целого.
— Да, родной. Такая любовь чиста, как родник. И дай Бог, чтобы они познали ее.
Майкл открыл дверь своей комнаты и пропустил Мэллори вперед.
— Здесь нам никто не помешает.
Кинув камзол на кровать, он поставил Мэллори на расстоянии вытянутой руки перед собой и стал разглядывать, как редкий экспонат.
— Итак, на чем мы остановились? — шутливым тоном спросил он, с удовольствием отмечая ее смущение и любуясь фарфоровой белизной ее лица.
— Ты хотел мне рассказать все с самого начала.
Она с улыбкой смотрела, как дрожит его рука, когда он попытался сладить с непослушными волосами, видела, как ему не хочется вообще ни о чем говорить. Она любила его таким и старалась продлить счастливое мгновение.
Он молчал, и тогда она с улыбкой спросила:
— Что я вижу? Тот ли это бесстрашный Ахдар Акраба, отражавший натиск десятков воинов, смеявшийся в лицо самому шейху Сиди Ахмеду? И этот великий покоритель пустыни оробел при виде безоружной женщины?
— Оробел? Да я просто в отчаянии! Я не нахожу слов, ибо впервые в жизни говорю женщине о своей любви.
Расстегнув верхнюю пуговицу платья, Мэллори присела на кровать.
— Как приятно слышать подобные речи. Жене всегда хочется быть единственной возлюбленной своего мужа.
Майкл облегченно рассмеялся.
— Ты все-таки положила меня на обе лопатки, добилась своего?
— Еще нет, — кокетливо ответила она, расстегивая на нем рубашку.
Мэллори передумала — лучше ничего ему не говорить, пусть сам сделает радостное открытие.
Она целовала его в шею и плечи, взлохматила волосы, отталкивая от себя всякий раз, когда он пытался сомкнуть свои сильные руки у нее за спиной.
— Если ты не перестанешь терзать меня, я не смогу договорить то, что хотел.
— Иногда молчание говорит больше слов, — парировала Мэллори, сбросив с себя платье.
— Не мучь меня, хитрая рыжая лисица! — воскликнул Майкл, глядя, как она развязывает пояс на своей рубашке.
Желание становилось нестерпимым, и, осыпая поцелуями, он повалил Мэллори на постель. Сжимая ее грудь, он ощутил что-то новое, прежде незнакомое, а в мозгу промелькнуло, что тело любимой слегка пополнело. Жадно припав к ее губам, он успел прошептать:
— Я люблю тебя до боли, до безумия. Она легла на спину, подставив его рукам свой округлый живот.
— Мэллори!
— Что, любимый?
Но он не решился сказать ей, что она располнела, и продолжал свою страстную охоту, лаская бедра и ягодицы жены, устремляясь то вверх, то вниз по этой вожделенной пустыне в поисках оазиса.
— Ты ничего не заметил?
Ее голос раздался откуда-то издалека, прервав его сладострастный поиск.
— Я уже не влезаю в свои старые платья…
— В платья… Какие платья? Она рассмеялась, по-прежнему лежа на спине и поворачиваясь с боку на бок.
— Ты самый невинный из мужей! Неужели ты не заметил, как я располнела?
— Я… не решился…
Она снова рассмеялась, взяв его руку и приложив к животу. В этот момент по милости великодушной природы их дитя пошевелилось, и Майкл в испуге отдернул руку. Он хотел, но не мог произнести ни слова. Наконец к нему вернулся дар речи. Нежно целуя ее живот и гладя ее разбухшие груди, он, сияя от счастья, воскликнул:
— Боже! Ребенок! Мой ребенок!
Он готов был повторять и повторять эти слова, но у него перехватило дыхание, и он лишь бережно взял ее и, приподняв, стал осыпать поцелуями.
— Теперь я знаю, как в этой семье дорожат своими детьми.
— А знаешь ли ты, — отозвался он, — как дорожат в ней своими женами?
— Да, я успела это заметить. Майкл все прижимал ее к себе, стремясь еще раз ощутить биение жизни в этом прекрасном теле.
— Когда я в следующий раз поеду в Лондон, то непременно разыщу одну цыганку и щедро отблагодарю ее.
— Уж не веришь ли ты в предсказания? — удивилась Мэллори.
— На этот раз не поверить невозможно. Держа ее голову обеими руками, Майкл заглянул в глубину ее глаз.
— Вот кого я искал долгие годы, не зная, найду ли. Тебя, моя единственная любовь. Я искал тебя в каждой женщине, пытаясь угадать, ты ли это. Но небу было угодно, чтобы, уже потеряв надежду, я обрел тебя там, где и не думал найти.
Мэллори смотрела на него, не веря своим ушам. Неужели это говорит Майкл? О ней? Могла ли она мечтать, когда впервые встретила этого необыкновенного, ни на кого не похожего человека, что он полюбит ее?
— Мэллори, ты никогда не уйдешь от меня?
— Никогда!
Сжимая его в объятиях, она чувствовала, как одиночество навсегда покидает ее, уступая место уверенности и покою.
За окнами замка валил снег и завывал холодный декабрьский ветер, но в доме было тепло. Потрескивали дрова в каминах, сияли свечи, сновали слуги, поглядывая на второй этаж. Все говорило о том, что происходит нечто необыкновенное.
В верхней гостиной Рейли усадил Майкла перед собой и, с улыбкой глядя на его белое как мел лицо, протянул ему рюмку с коньяком.
— Ты знаешь, Майкл, сколько стоит мир, столько и рождаются дети. И твой ребенок тоже родится.
— Наверное, это ужасно больно…
— Еще бы не больно!
— Это я заставил ее страдать! В комнату вошла сияющая Эрриан. Взяв брата под руку и подмигнув отцу, она весело защебетала:
— Вы только представьте, какое у нас будет славное Рождество! И вот что я скажу тебе, папа: если ребенок появится на свет не так быстро, как хотелось бы, мы вызовем доктора и начнем лечить Майкла.
Сжав рюмку в кулаке, Майкл подошел к окну. Лицо его было искажено невыразимой мукой. Деревья за окном склонились под тяжестью снежных шапок. Ему вдруг представилось, что Мэллори умрет во время родов, как случалось с женщинами в деревне.
Охваченный паникой, он рванулся было к двери, но тут же замер от ужаса. Раздался душераздирающий крик. Отец, понимая, что чувствует сейчас его сын, положил ему руку на плечо и спокойно сказал:
— Это не от боли, а от радости. По-моему, родился мальчик.
Майкл залпом осушил рюмку.
— Ты думаешь, с Мэллори все в порядке?
— Уверен! Разве ты не слышал, что сказал доктор Уортингтон? Она сложена так, будто ей сам Бог велел рожать.
Немного погодя в комнату вошла Кэссиди, бережно неся в руках голубой сверток. Миновав Рейли и Эрриан, она направилась прямо к Майклу.
— Счастлива сообщить, Майкл, что Мэллори чувствует себя хорошо и просит тебя познакомиться со своим сыном.
Майкл, взяв из рук матери сверток, широко открытыми глазами посмотрел на сморщенное личико и дотронулся до крохотных пальчиков.
— Сын… — прошептал он. И, повернувшись к отцу, уже громким, уверенным голосом сказал: — Сын! У меня родился сын!
Кэссиди с Эрриан обнимались и плакали, а Рейли взял у Майкла ребенка и, поднеся к самому лицу, долго рассматривал это драгоценное создание, как будто ему никогда раньше не случалось видеть новорожденных.
— Родился новый Винтер! — наконец торжественно сказал он, делая ударение на каждом слове.
Майкл выскочил из гостиной и через мгновение уже был в своей спальне. Его поразило, как прекрасно выглядит Мэллори. С белым бантом в гладко зачесанных волосах, полулежа на подушках, она встретила его словами:
— Майкл, как ты думаешь, сегодня предки Винтер улыбаются на небесах?
Взяв его руку, она крепко сжала ее в своей и, приподнявшись, поцеловала в щеку.
— Вне всякого сомнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38