Энджи снова вздохнула и отбросила щетку для волос. Питер становился все более настойчивым, и это действовало на нервы. В письме, лежавшем на бюро, содержались аргументы в пользу ее немедленного возвращения в Чикаго.
Питер больше не писал об общих знакомых или о вещах, которые могли бы быть интересны для них обоих. Теперь тон писем Питера был раздраженным и властным. Он чуть ли не приказывал ей вернуться в Чикаго. Этот нажим только подстегнул чувство независимости Энджи и ее итальянскую вспыльчивость. Ее ответы становились все короче и сдержаннее, и она продолжала повторять со все возрастающей досадой все то, что писала ему прежде. У нее уже появились крошечные сомнения в том, что будущее ее будет безоблачным, как она надеялась. Она бросила письмо Питера на бюро, собираясь ответить ему завтра. Если Питер по-настоящему был к ней привязан, почему он не мог проявить терпение? А может, она к нему просто несправедлива?
Внутренний голос напомнил ей, что не так давно она и сама едва сдерживалась и ее выводило из себя, что она не может начать жизнь с Питером в ближайшем будущем. А теперь мысль о том, что это ожидание продлится еще год или два, казалась ей разумной и обоснованной.
Ей пришло в голову, что следовало проучить Питера за его нетерпение – пусть Сэм снова целует ее, ведь это ей приятно. По правде говоря, думала Энджи, если Сэм и в самом деле поцелует ее снова, она не испытает чувства вины. Нужно использовать их странный брак, чтобы научиться чему-нибудь новому. Ее следующий муж, будь то Питер или кто-нибудь другой, очевидно, ожидает, что в ее возрасте она должна иметь маломальский опыт. И чем больше Энджи раздумывала, тем больше верила, что приобретение опыта было просто необходимо и обязательно, что ради своего следующего мужа она должна узнать больше о поцелуях и других вещах.
Она уже была возле задней двери и остановилась у входа в палатку Сэма, прежде чем поняла, что собирается идти к нему.
Сэм в эту ночь нуждался в ней. Он потер глаза, усталый, но не сонный. Даже книга по геологии с описанием геологических формаций в горной местности Запада не усыпила его, веки его не отяжелели. Чертыхнувшись себе под нос, Сэм бросил книгу на низкий столик возле походной койки.
День был долгим и полным событий, которые теперь проплывали в его сознании. Больше всего его беспокоила судьба его прииска. Прогресс был медленным, и пока еще он не нашел самородка, который бы позволил разрешить его проблемы. Закрыв глаза, Сэм провел руками по волосам и громко выругался.
Слабый звук донесся до него и насторожил. Он напряг зрение. На мгновение ему показалось, что представшее перед ним видение – плод его фантазии. Он принимает желаемое за действительность.
У входа в палатку стояла Энджи. Ее длинные распущенные волосы образовали нечто вроде нимба вокруг головы. Этот нимб был хорошо виден в звездном свете. У него перехватило дыхание. Шелковистые красновато-каштановые локоны ниспадали ей на грудь, струились по спине вдоль складок ее ночной рубашки. Из-под подола были видны ее босые ноги.
– Что-то случилось?
Вскочив на ноги, он пытался разглядеть ее лицо в тусклом освещении тесной палатки. Но в ее глазах отразилась полуночная нежность, и Сэм тотчас же понял, почему она пришла.
– Энджи!
Ее имя перекатывалось у него на языке – это было нечто среднее между шепотом и стоном.
Шагнув вперед, Сэм протянул к ней руки. Ее лицо оказалось в его ладонях, и он слегка запрокинул его, чтобы губы их встретились в поцелуе. Он долго смотрел ей в глаза, пытаясь понять, что у нее на сердце, о чем она думает и что чувствует. Но ни одному мужчине еще не удавалось понять сердце женщины, во всяком случае понять его полностью. Он знал, что ему не суждено ее понять и это придаст ей в его глазах особое очарование.
Он медленно склонился к ней и легонько коснулся губами ее губ, стараясь убедиться, что понял ее правильно. Он ощутил вкус меда, бисквитов и зубного порошка и ту сладость, которая была присуща только ей. От ее полной груди, прижавшейся к нему, исходило тепло. Он почувствовал, как ее пальцы потянули за ремешок из сыромятной кожи, стягивавший его волосы, и они свободно рассыпались по плечам.
– Энджи.
Мечтательное, похожее на сон состояние растаяло. Она сама была здесь, не мечта, не зыбкая фантазия, порожденная его воображением и желанием. Она была реальной, из плоти и крови. Слабый аромат роз, исходивший от ее волос и кожи, будоражил его чувства, и он ощущал ее тело под легкой ночной рубашкой.
Сэм сжал Энджи в объятиях изо всех сил, будто хотел расплющить ее тело. И на этот раз его поцелуй был властным и требовательным, почти мучительным, так сильна была его тяга к ней и потребность в ней. Потом его руки упали вдоль тела, а ладони обхватили ее ягодицы, и он с силой притянул ее к себе, так что она ощутила его возбуждение, а он – сладостные и крепкие округлости ее тела сквозь тонкую ткань ночной рубашки.
– Сэм.
– Если ты не хочешь, тебе не следовало приходить ко мне с распущенными волосами и в ночной рубашке, – хрипло пробормотал он, целуя ее снова и снова.
– Дело не в этом, – прошептала Энджи.
Дыхание ее было прерывистым и хриплым. Его мысли метались в поисках ответа. Его походная койка была узкой, неудобной и недостаточно крепкой, чтобы выдержать вес двоих. Пол в палатке был слишком грязным. В дом войти они не могли. Иногда ночью Дейзи просыпалась и, спотыкаясь, брела в кухню, чтобы удостовериться, что там горит лампа. Если бы он и Энджи вошли в дом, шум мог бы разбудить обеих девочек. Что было делать? Его руки блуждали по ее телу, поглаживая, изучая, лаская. Лихорадочное желание сжигало его. Он осыпал ее долгими требовательными ненасытными поцелуями. Ладони Сэма легли на ее груди и прикрыли их.
– Сэм, – прошептала Энджи, задыхаясь, – свет.
На мгновение он замер, не в силах понять ее. Он хотел видеть ее великолепное пышное тело. Потом в голове у него прояснилось, и он осознал, что их силуэты отчетливо вырисовываются на полотняных стенах палатки. Любой из соседей смог бы их увидеть.
– Подожди.
Оставалось единственное: рывком он сбросил матрас и одеяло на пол, потом расстелил все это на грязном полу, задул лампу и снова потянулся к ней и опустился на пол, продолжая держать Энджи в объятиях, впивая ее сладостное и жаркое дыхание, овевавшее его шею. Опустившись на колени на одеяло, они тесно прижались друг к другу. Сэм целовал ее так, как ему представлялось в мечтах с первой же минуты, как он увидел ее. Но сегодня реальность была лучше его мальчишеских грез. Он сжимал в объятиях не девочку, а женщину с роскошным пышным телом, полным желания. Нынче ночью она знала, чего ожидать. Ее пальцы шарили по его одежде, расстегивая пуговицы на рубашке, пока он целовал ее веки, нос, щеки, уголки дрожащих губ. Он ласкал ее грудь и чувствовал, как она отвечает на его ласки, как твердеют ее соски, как они ложатся в его ладони и как тело ее при этом содрогается от наслаждения. Полы его расстегнутой рубашки разошлись, и ее теплые и жадные руки заскользили по его груди. Какой-то звук зародился в ее горле, и это вызвало в нем еще большее возбуждение. Они с лихорадочной поспешностью срывали друг с друга одежду, пока не остались в темноте обнаженными и теперь узнавали друг друга на ощупь, бормоча что-то невнятное, задыхаясь от наслаждения. Когда тело Сэма нависло над ней, Энджи удивила его, заставив лечь плашмя на пол. Потом она принялась целовать его шею и грудь. Ее жаркие губы обжигали его соски, они скользили по его телу все ниже и ниже, и тело его содрогалось под этими ласками, а по лбу его струился пот.
– Энджи, – прошептал Сэм и с трудом втянул в себя воздух, когда ее рука обвилась вокруг его мужского органа и сжала его.
Энджи подняла голову:
– Ш-ш-ш! Ты ведь делал это для моего удовольствия. – По его телу прокатилась волна острого наслаждения, и он принялся гладить ее обнаженную спину, прикасаясь к ней кончиками пальцев. Скрытая темнотой, Энджи в своем невинном и искреннем желании и возбуждении забыла обо всех комплексах, поглощенная восторгом открытия и узнавания.
Она не стесняясь пускала в ход губы и пальцы, узнавая, что доставляет ему наибольшее удовольствие, открывая свою власть над ним, и они оба купались в этом наслаждении.
Когда наконец он оказался над нею и сделал рывок к ней, Энджи приподнялась ему навстречу, готовая принять его, и прошептала его имя. И им обоим показалось, что они всегда были вместе, настолько они чувствовали ритм движений друг друга. Он узнавал влажный жар ее тела и то, как светились ее глаза, раскрывались губы и как дыхание короткими толчками вырывалось из них. Он уже знал ее и в то же время тольконачинал узнавать и открывать в ней новое.
Но одно он понял, и это уже не вызывало у него сомнений. Потом, когда она лежала, положив голову на сгиб его локтя, стараясь восстановить ритм дыхания, он уже знал, что никогда не пресытится ею. О Боже всемогущий! Глаза Сэма удивленно раскрылись. Он влюбился в собственную жену. Нет, не так. Это уже случилось. Давно. Он любил ее. Черт возьми! Обвив руками ее тело, Сэм зарылся носом и ртом в ее спутанные волосы. Ему хотелось бы вечно держать ее в объятиях, но это было невозможно.
Когда он проснулся утром, лежа на полу палатки, а не на своей походной койке, Энджи рядом не было. Она вошла в кухню, живая и стремительная, как всегда. Волосы ее были подобраны наверх и заколоты. На ней была ее домашняя юбка и блузка с высоким воротом.
– Твоя вода для бритья на плите, – сказала она, будто между ними не произошло ничего знаменательного.
Люси выглянула из спальни.
– Раз нет занятий в школе, можем мы сидеть за столом в халатах?
Сэм собрался было ответить, но осознал, что девочка обращается к Энджи.
– Нет, – сказала Энджи и ответила ему улыбкой. – Пожалуйста, оденьтесь. Вам помочь причесаться?
Летом девочки носили косы. Его брови поползли вверх, а на губах заиграла довольная улыбка.
– Я могу заплести волосы Дейзи, но свои не смогу. – Застенчивое, почти извиняющееся выражение появилось на лице Люси. – Ты не могла бы мне помочь?
В прошлом Люси предпочла бы отказаться от помощи Энджи и ни в коем случае не стала бы ее просить. Сэм наблюдал, каким долгим взглядом обменялись эти две женщины. Случилось что-то хорошее.
– Я с радостью причешу тебя, – мягко сказала Энджи и пошла в комнату девочек.
Завтрак был любимой трапезой Сэма, даже если ему самому приходилось его готовить. Он любил начинать новый день, когда забрезживший рассвет таил обещание грядущих событий. Больше всего ему нравилось сидеть за столом со своей женой и дочерьми. Он предпочел бы есть яичницу с Энджи и девочками, чем обедать с коронованными особами Европы. Сэм улыбнулся девочкам и осознал, что дни безнадзорности миновали. С момента появления Энджи его девочки выглядели опрятными и чистыми, и одежда ладно сидела на них.
Люси и Дейзи удивленно посмотрели на него.
– Что? – спросил он.
– Вы как-то странно смотрите друг на друга, – сказала Люси. Дейзи кивнула, переводя взгляд с Сэма на Энджи.
– Странно? Не понимаю, о чем ты. – Но у него зародились подозрения.
Люси посмотрела на Энджи, скромно опустившую глаза.
– У вас обоих какие-то благостные лица. Верно, Дейзи? И вы нежно смотрите друг на друга.
– Обычно ты осуждаешь манеру Энджи есть яйца, но сегодня ты не сказал ей ни слова, – кивнула Дейзи.
Сэм бросил взгляд на чудовищную мешанину на тарелке Энджи, потом поднял глаза, в которых плясали смешинки, и они оба рассмеялись.
Сэм не мог бы объяснить, что смешного было в том, что Энджи устраивала на своей тарелке месиво из яиц, а он забыл это прокомментировать. Он знал только одно, что для него было радостью заканчивать день, держа ее в объятиях, и начинать новый, глядя на нее через стол. Он был на седьмом небе оттого, что она будет здесь, когда вечером он вернется с работы, усталый, грязный, голодный и жаждущий ласкового женского слова.
Он любил ее десять лет назад и продолжал любить теперь.
Глава 17
Все на Карр-стрит стремились сделать так, чтобы прощальная торжественная вечеринка по случаю отъезда Кена и Молли Джонсонов прошла с успехом.
Соседки, стараясь переплюнуть друг друга, три дня пекли кексы, пироги с фруктами, печенье и хлебные пудинги. Упоительные ароматы доносились изо всех окрестных кухонь, пока на плитах томились на маленьком огне горшки с рагу или пузырились другие кушанья и пеклись кондитерские изделия.
Муж Эбби Мюллер выкопал на заднем дворе специальную яму для разведения костра, выложил ее одинаковыми по размеру камнями, своим особым тайным методом развел огонь и поставил жариться на угольях поросенка, чтобы тот медленно томился в течение двух дней. Сверху он прикрыл эту яму камнями и глиной. Те, кто в прошлом пробовал жареную свинину, приготовленную Хьюго Мюллером, ходили вокруг ямы, чтобы осмотреть возведенный им над ней купол из камней, и облизывались.
Муж Тилли Морган собрал целую коллекцию из пивных бочонков, чтобы поставить их рядом с оркестровой эстрадой, сооруженной Сэмом, чтобы мужчины могли там устроиться и сидеть. За несколько дней до торжества Тилли принялась выжимать сок из лимонов, а ее старшая дочь ходила из дома в дом, собирая сахар, чтобы приготовить целые корыта лимонада для леди и детей.
Сэм и Генри Черч сколотили длинные столы и с дюжину скамей, чтобы люди могли посидеть и дать отдых ногам после танцев. Они же собрали отовсюду и поставили деревянные козлы для рубки и пилки дров, загородив ими оба конца квартала.
Когда дамы не были заняты домашней работой или не инспектировали работу мужчин, они бегали в соседние дома, то одолжить чуточку сахарной пудры, то вернуть стакан муки, заглядывая в свои записи, чтобы чего не напутать, и проверяли последние приготовления к празднику.
– Самая трудная часть дела – это удержать почетных гостей от повседневной общей работы, – сказала Энджи, улыбаясь Сэму, когда завязывала его шейный платок. – Думаю, Молли и Кен приготовили целую гору печенья с патокой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42