– Конечно, не поэтому. Боже сохрани тебя оттого, чтобы последовать хоть одному моему совету.
Она подняла глаза к темным очертаниям его палатки.
– У меня была еще одна причина вернуться домой пораньше. Отдать тебе вот это. – Он постучал конвертом по ее плечу.
– Что это? – Конверт показался ей увесистым.
– В нем сто долларов. На прошлой неделе мне подфартило и удалось продать немного высокосортной руды. Получил за нее деньги. Удержал из них только десять долларов.
Она повернулась на ступеньке, лицо ее было хмурым. Он это отлично видел в мягком свете лампы, падавшем из кухни.
– Почему ты удержал десять долларов?
– Оставил на праздник в «Башмачке».
Его лицо оставалось в тени, но Энджи видела, как его брови сошлись в одну линию, и в его тоне она услышала нечто похожее на извинение или оправдание.
– Иногда мужчина должен отпраздновать везение, каким бы маленьким оно ни было.
– Сэм, в банке, куда мы откладываем деньги на операцию, всего пятьдесят центов, и столько же в банке, где лежат деньги на развод.
– Нет, на операцию накоплено шестьсот пятьдесят долларов, потому что я добавлю к этим пятидесяти центам и свои сбережения.
– Но десять долларов на бракоразводный процесс было бы хорошим началом.
– Я только что отдал тебе сто долларов, – сказал он резко. – Можешь положить их в свою чертову банку, если хочешь.
Она размышляла о деньгах, запрокинув голову так, чтобы видеть звезды.
– Есть еще швея, и обеим девочкам нужны новые башмаки и перчатки, а также новые шляпы и сумочки. Но я могла бы большую часть денег отложить на операцию или уплатить кое-какие из твоих долгов.
Она бы охотно положила эти сто долларов в банку, где хранила деньги на бракоразводный процесс, но не могла этого сделать.
– Это тебе решать. Итак, что ты делала сегодня? – спросил он, будто у нее был широкий выбор занятий и развлечений и ее рутинные дела могли представлять хоть какой-нибудь интерес.
– Все, что обычно. – Это означало стряпню, чистку, уборку, снова приготовление пищи, поход в город за ламповым и сливочным маслом и опять стряпню. – Эбби Мюллер задержала меня, чтобы предложить несколько водосборов и диких люпинов, чтобы я могла посадить их перед домом.
– Хорошо. – Он вертел в пальцах бутылку с пивом. – Передний двор весь зарос сорняками.
– Послушай, – сказала она резко, стремительно поворачиваясь лицом к нему. – Надо сделать очень многое. Я не могу сделать все сразу. Я займусь передним двором, когда найду для этого время.
– Черт возьми, Энджи, я вовсе не собирался критиковать тебя. Понимаю, как нелегко войти в семью и жизнь, к которым ты не привыкла. – Поколебавшись, он добавил: – И ты справляешься с этим хорошо.
Гневная реплика замерла у нее на губах: радостное изумление было слишком велико. Впервые с момента ее приезда он похвалил ее. Энджи потеряла дар речи. Как и в случае с Дейзи, упомянувшей ее в своей молитве, она почувствовала, что благодарность ее чересчур велика и потому тяготит ее и раздражает.
– Благодарю тебя, – ответила она наконец.
Потом выпрямилась, расправила плечи и рассказала ему о своем разговоре с его дочерьми и о проделке Люси с якобы гремучей змеей.
Сэм рассмеялся, и от этого глубокого и искреннего смеха Энджи захотелось и самой улыбнуться.
– Девочка могла бы стать актрисой. – Ее улыбка потускнела и сменилась выражением озабоченности. – Ты считаешь нормальным, что маленькие дети интересуются вопросами смерти?
– Конечно. – Он пожал плечами. – Разве тебя в их возрасте они не интересовали?
– Не помню, – ответила она медленно. – Но я знаю, что они думают о Лоре, и боюсь сказать что-нибудь невпопад и неподобающее.
– Может быть, и не думают. Всего несколько недель назад двое шахтеров умерли в забое. Я готов поспорить, что девочки слышали в школе об этих смертях.
– Уверена, что они думали о Лоре.
– Тяжело потерять мать в их возрасте. – Голос Сэма в темноте прозвучал мягко. – Когда они задают мне вопросы, я стараюсь быть с ними честным. Я вовсе не изображаю их мать святой с сиянием вокруг головы. Но я не хочу, чтобы они забыли ее.
В понимании Энджи слова «святая» и «сияние» не вязались с обликом Лоры. Она отхлебнула холодного пива и усилием воли попыталась изгнать охватившее ее напряжение. В обществе Сэма Энджи ощущала, будто все ее тело становилось сплошным ожиданием. Но к чему стремилось ее тело, она не знала сама. Ждала ли она новой ссоры? Нового спора по поводу явного несогласия? Или нового прикосновения? Нового поцелуя?
Нет, она не ожидала следующего поцелуя, твердо решила Энджи. Ни один из них не хотел этого.
– Это хороший знак, что тебе немного повезло? – спросила она после долгого молчания. – Значит ли это, что ты можешь сорвать большой куш?
В ответ он только пожал плечами. От него исходил запах мыла и земли. И, почувствовав тепло его колена возле своего плеча, она чуть отодвинулась. Никогда в жизни она не ощущала близость мужчины так явственно и остро. Нередко к концу дня Энджи испытывала изнеможение, оттого что уж очень много думала о Сэме Холланде.
– Найти породу, имеющую высокое содержание золота, еще ничего не значит, – пояснил он. – Это может стать и большим разочарованием, и означать, что ты близок к успеху.
Покончив с пивом, Сэм поставил бутылку на ступеньку.
– Синдикаты хапают заявки направо и налево, но они не заинтересованы в тех местах, которые не обещают верного успеха, где руда не дает хороших и долгосрочных перспектив. А если анализ подтверждает ее высокое качество, они платят по пятьсот долларов за тонну руды, а то и больше.
– Я ничего не понимаю в горном деле, – сказала Энджи, хмурясь и пытаясь уследить за его мыслью. – А что, собственно говоря, за дело синдикатам до всего этого?
– Если бы я нашел хорошее месторождение, то продал бы его синдикату для дальнейшей разработки.
Это ее смутило.
– Не можешь же ты просто отдать свое богатство? Почему не сохранить прииск для себя?
– Чтобы вести разработки, потребуется целое состояние. Сильванит – это руда, и она не лежит на поверхности. Для того чтобы ее добыть, надо копать глубоко. А это означает шахту с подъемником, то есть команду горняков, способных долбить твердую породу. Потом пришлось бы покупать лес для креплений, насосы и уголь для откачки воды из шахты. И еще дорогое оборудование. К тому же надо оплачивать транспортировку породы в места ее обработки и платить за дробление и извлечение руды. Обычному человеку, такому, как я, эти расходы не потянуть.
Энджи не имела об этом ни малейшего понятия.
– А какую цену заплатил бы за богатое месторождение синдикат?
– Ну, это зависит от многих обстоятельств. Эл Джордан получил за месторождение Нобби-Хилл более ста тысяч, но Эл углубился на двадцать футов и прокопал несколько коридоров. И руда, которую он получил, была высшего качества. Клинк Уильямс продал свою заявку за шестьсот долларов. У него и были-то всего грязная яма и карман с породой, после проверки которой аналитик воскликнул: «Эврика!» Это была руда с самым высоким содержанием золота, какую только кто-либо видел за целый год.
– Тогда почему он продал заявку всего за шестьсот долларов?
– Потому что никто не знает, что позади кармана, а синдикат может себе позволить потерять шестьсот долларов, если сильванит истощится. Клинк Уильямс рассудил, что шестьсот долларов в руке лучше, чем ничего, если карман окажется аномалией. – Сэм снова пожал плечами. – Жена Клинка хочет домой в Огайо, и шестьсот долларов дают им возможность уехать туда.
Энджи задумалась над его словами. Этого она не ожидала.
– На что ты надеешься, Сэм? Чего ждешь от будущего?
– Я хочу иметь дом в Денвере поблизости от хорошей школы для моих девочек, – ответил он не колеблясь. – Я хочу, чтобы они учились в таком месте, где школьники не обсуждают туалеты потаскушек. И я хочу, чтобы у нас был дом больше, чем у твоего отца.
Ее это поразило, но она решила, что не должна удивляться. Прошлое все еще имело власть над ними обоими.
– А как насчет дома, где живут родители Лоры? От Молли я узнала, что у них особняк. Ты представляешь свой будущий дом таким же?
– Герб Гаунер разбогател всего пару лет назад, в дни, когда миллионеры встречались так же часто, как оленьи клещи, – покачал головой Сэм. – Но Лора уже была взрослой и выпорхнула из гнезда до того, как Гаунеры переехали в Колорадо-Спрингс и построили особняк. – Он посмотрел вниз на запрокинутое лицо Энджи. – Герб Гаунер, черт возьми, ненавидит меня по нескольким причинам, но не за то, что я не богат.
Горло Энджи обожгло, как огнем.
– Мой отец умер, Сэм. Пора уж прекратить с ним полемику. Ты ничего не должен доказывать ни ему, ни в память о нем.
– Это только часть вопроса. Главное, я должен добиться успеха ради себя самого. Я подвел двух женщин и не хочу испортить жизнь двум маленьким девочкам. – Он опустил голову. – Я хочу, чтобы они жили в доме с настоящей гостиной, ходили в приличную школу, а потом поступили в колледж, если таково будет их желание. Чтобы у них был платяной шкаф, набитый воскресными нарядами.
Чтобы они росли милях в ста от ближайших приисков. Когда придет время и у них появятся ухажеры, я не желаю, чтобы у дверей выстраивалась очередь из старателей. Жить в старательском лагере слишком тяжело для женщины.
– А как насчет тебя? Ты женишься снова? – спросила она тихо.
Он рассмеялся, и это был короткий и жесткий звук.
– У меня и так хватает родственников. А уж тебе, как никому другому, известно, что я не гожусь в хорошие мужья. Я никогда не делаю и не говорю ничего как следует.
По правде говоря, она не знала, каким мужем мог быть Сэм, потому что их брак так и не стал настоящим. Из того, что он сказал, и намеков, которые обронила Молли, Энджи поняла, что Лора была вполне счастлива. Но не стоило думать о Сэме как о настоящем муже.
Энджи вылила остатки пива на землю у крыльца.
– Одно меня удивляет. Если Гаунеры богаты, почему они не предложили оплатить операцию Дейзи?
Сэм сжался, будто окаменел, и откинул плечи назад. Его душил гнев.
– Они сказали Лоре, что заплатят за операцию Дейзи, если она оставит меня, – ответил он с горечью. – Я не осуждаю их за то, что они не хотели, чтобы их дочь жила с женатым мужчиной. Но я не одобряю их попытку использовать Дейзи и свои деньги, чтобы манипулировать дочерью. Я осуждаю их нежелание помочь внучке.
Энджи всматривалась в его лицо, стараясь в темноте разгадать его выражение.
– Это несправедливо, – согласилась она.
Должно быть, Лора слишком любила Сэма, раз предпочла остаться с ним, вместо того чтобы помочь дочери. Впрочем, возможно, Лора верила, что Сэм найдет средства, у нее останется мужчина, которого она любила, и они смогут помочь девочке.
– Но ведь Лоры больше нет. Почему Гаунеры не появляются теперь?
– Они выдвинули новое требование: я должен отдать им детей, согласиться на их опекунство. Тогда они готовы взять на себя заботу об операции Дейзи.
Он встал с места и сделал несколько шагов за спиной Энджи. Потом остановился во дворе возле бельевой веревки, запрокинул голову и посмотрел на звезды.
– Не проходит и дня, чтобы я не страдал от сознания своей вины. Дейзи можно было бы сделать операцию уже на следующей неделе. Все, что я должен был бы предпринять, это собрать их вещи и доставить девочек Гаунерам в Колорадо-Спрингс.
– О, Сэм!
– Я не могу этого сделать. Я не отдам их, пока меня не вынудят.
Она смотрела, как он меряет шагами двор, пока его темная фигура не слилась с чернотой палатки. Потом он вынырнул возле куста сирени.
– Что это значит: пока тебя не вынудят?
– Помнишь, ты спрашивала меня о Марше Коллинзе? Марш – мой поверенный. После смерти Лоры Герб и Винни потребовали, чтобы им предоставили право опекунства над девочками. Они не поддерживали отношений с Лорой больше года, даже не появились, когда она умирала. Они едва знают девочек. Но вот после смерти Лоры они появляются и требуют отдать им ее дочерей.
– Продолжай, – настойчиво попросила Энджи, когда он замолчал.
– Я не согласился, и Гаунеры возбудили против меня дело. Марш Коллинз не слишком-то хороший поверенный, не лучший даже в Уиллоу-Крик. Но он не требует с меня слишком больших денег за свои услуги. И когда оказалось, что я могу потерять своих девочек, Марш предложил план, способный удовлетворить обе стороны.
Энджи поплотнее закуталась в шаль и изо всех сил напрягала зрение, чтобы видеть его в темноте.
– И что это за план?
– Результат будет зависеть от операции Дейзи. Гаунеры настаивали на том, что я не подхожу, потому что не мог обеспечить ей хирургическую помощь, а они могли бы это сделать. Марш возражал, говоря, что уже почти зима и потому это самое неподходящее время для строительных работ, но весной я смогу набрать денег на операцию Дейзи. И Гаунеры согласились дать мне год. Тем не менее они считают, что смогут отобрать у меня девочек. А я надеюсь, что смогу набрать денег на операцию до первого октября.
– Ты имеешь ввиду ближайший октябрь?
Она тотчас же решила, что заплатит за новые воскресные платья для девочек, а то, что останется от ста долларов, положит в баночку с деньгами, предназначенными для операции.
– Так или иначе, операцию Дейзи сделают. Вот главное и единственное, что есть хорошего во всей этой истории.
– Так ли это, Сэм? – Подавшись вперед на своей ступеньке, Энджи старалась разглядеть в сгущающейся темноте лицо Сэма. – Да, важнее всего, чтобы сделали операцию Дейзи и привели в порядок ее ногу. Но нужно, чтобы девочки остались со своим отцом. Как Гаунеры могли здоровье и счастье девочек ставить в зависимость от того, уйдет от тебя Лора или нет? Как они могут откладывать операцию, в которой Дейзи так нуждается? Им нельзя позволить растить твоих дочерей! – Она вся дрожала от гнева.
Она ощутила его удивление в наступившем молчании, потом он заговорил:
– Они завяжут моих дочерей узлом, они заставят их страдать от чувства вины, как Лору. Может быть, они и не собирались этого делать. Возможно, они считают, что так думают все родители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42