Все замечательно, цена порадовала
Ее подташнивало от голода, под заскорузлой одеждой грязная кожа сопрела; страдая от укусов насекомых, она расчесала все тело с головы до ног.
Она с ужасом поняла, что так больше продолжаться не может. Беда нависла над ней словно мраморная плита, готовая вот-вот рухнуть и раздавить ее.
— Вот. — В протянутой кем-то руке она увидела бутылочку с молочного цвета жидкостью. — Это смягчит солнечные ожоги, а укусы от насекомых будут чесаться меньше. Потом втирай слюну в свежий укус.
Собрав в узел свои растрепанные волосы, Августа покачнулась на каблуках и взглянула на Перрин. От привычек гордячки нелегко избавиться. Свой первый инстинктивный порыв — собрать силенки и ударить Перрин по руке — она превозмогла усилием воли.
Да и лицо ее, покрытое волдырями, горело как в огне, из расчесов сочилась кровь. Не сказав ни слова, она взяла бутылочку, встряхнула ее и стала накладывать отвратительно пахнущую массу на лицо и тыльную сторону распухших рук — по самые плечи. Щеки и плечи тут же перестали гореть. У нее вырвался глубокий вздох облегчения.
— Ты кипятишь воду для стирки? — спросила Перрин.
Августа уставилась на свой подол и глубоко вздохнула. Тысяча дерзких ответов вертелась у нее на языке.
— Я не знаю, как стирать… — прошептала она, явственно ощущая, как ее гордость разбилась на мелкие осколки. — Я кипячу эту воду, чтобы помыться. Я вся грязная. — От смущения ее голос стал совсем тоненьким. Слезы, комом ставшие в горле, готовы были вырваться наружу.
— Погонщики отгородили специальное место для купания в реке.
— Мне об этом никто не сказал! — Слезы блеснули в солнечном свете. Ведь она могла бы избавиться от необходимости тащить сюда тяжелые бадьи, которые врезались в ее израненные ладони.
— Поди и вымойся. — Перрин оглядела фургон Августы. — Я тут приберу. Когда вернешься, я тебя научу, как устроить стирку. Сегодня вечером ты можешь поужинать со мной и Хильдой. Мы покажем тебе, как печь хлеб и как приготовить питательную мясную солянку.
Глаза Августы расширились.
— Почему ты это делаешь? — изумилась она. Перрин внимательно посмотрела на нее:
— Мистер Сноу тоже об этом спрашивал, когда я хотела помочь Коре. Ответ такой: я не знаю. Может, потому, что нужно поступать по справедливости. Мне нелегко об этом говорить, но ты заслуживаешь своего шанса, Как и все остальные.
— Он собирается отправить меня домой с первым же караваном, идущим на восток, он так сказал. — Августа, в свою очередь, пристально посмотрела на Перрин с таким отчаянием во взгляде, что в искренности ее дальнейших слов нельзя было усомниться. — Я не могу вернуться. Ты ведь наша представительница — ты должна поговорить с мистером Сноу от моего имени! После того, что ты сделала с моим отцом, ты должна!
— Я ничего не сделала Джозефу. И тебе ничего не должна!
— Ты…
— Ты меня удивляешь. — Руки Перрин сжались в кулаки. — Я — единственное, что у тебя есть сейчас. Больше никто тебе не поможет. Только я. Ты понимаешь это? Ты так обидела этих великодушных, добросердечных женщин, что теперь они будут просто наблюдать за тем, как ты страдаешь, и не станут терпеть ни малейших неудобств из-за тебя.
— Они — ничтожества! — Возмущение придало ей сил. Августа выпрямилась, губы ее искривились а усмешке. — Почему меня должно интересовать, что обо мне думают эти ничтожества?
Красивое лицо Перрин исказилось от гнева.
— Ты когда-нибудь перестанешь кичиться своим происхождением? Перестанешь выезжать на горбу своих предков Бондов и подумаешь, что сама-то собой представляешь? Тебе приходило когда-нибудь в голову, что люди могут полюбить и оценить тебя за то, что ты сама собой представляешь, а не потому, что по чистой случайности происходишь из такого древнего рода.
Августа отшатнулась словно от удара.
— Замолчи! — прошипела она, задрожав.
— Что ты сможешь добавить к славе своего рода? — Перрин с презрением оглядела царивший вокруг фургона Августы беспорядок. — Беспомощность? Раздутое самолюбие? Способность обидеть каждого, помноженную на недостаток доброты, да плюс еще неумение позаботиться о самой себе? Это твой вклад в чтимый тобой род Бондов?
— Замолчи! Перестань! Я не хочу этого слышать!
— Посмотри на себя! И почему ты не попросишь о помощи? Неужели твоя глупая гордыня Бойда настолько распухла?
Августа закрыла уши ладонями, зажмурилась — ее сжигал гнев, горящий во взгляде Перрин. Она почувствовала себя побежденной ее яростью. И она не понимала Перрин. На ее месте Августа только злорадствовала бы.
— Во всяком случае, ни одна из вас мне не помогла!
— День, когда ты согнешь свою спину, чтобы попросить помощи, станет днем, когда ты станешь наста» ящим человеком, а не совершенно бесполезным существом! — Перрин отступила назад и подняла к лицу дрожащую руку, стараясь успокоиться. — Прости, — прошептала она, — я пришла помочь, а не нападать на тебя.
Августа собрала все свои силы и гордо кивнула головой.
— Грязью играть — лишь руки марать, — бросила она. — Я и не ожидала от тебя большего.
Перрин с сожалением посмотрела на Августу.
— Мы с тобой всегда будем презирать друг друга.
— У меня есть причина тебя ненавидеть!
— Но не хватает ума, чтобы не показывать своей ненависти. А ведь я — единственная, кто пришел к тебе на помощь!
Они пристально смотрели друг на друга. Потом Перрин закричала:
— Иди же помойся? Когда ты исчезнешь с моих глаз, я постараюсь понять, почему столь глупа, что пытаюсь помочь тебе. И, возможно, я не передумаю…
Холод реальности пронзил Августу до костей. Она вспомнила свой последний разговор с Коуди Сноу, свои слезы и его неумолимость. Она, должно быть, спятила, старается обидеть Перрин, единственного человека, который может изменить решение Сноу, ведь это она убедила его не отправлять домой Уинни и помогла Коре стать невестой. Что же, Господи помилуй, она делает? Какое недомыслие толкает ее к погибели?
Судорожно сглотнув, Августа заломила руки.
— Я не могу вернуться в Чейзити! — выпалила она. При одной мысли об этом ей хотелось покончить с собой. — Если ты поможешь мне, если ты убедишь Сноу переменить свое решение, я щедро заплачу тебе!
Перрин опешила.
— У меня денег полно. А ты…
— Я помогаю тебе не из-за денег, — пробормотала побледневшая Перрин. — И если ты сейчас же не уйдешь с моих глаз, то, клянусь, я…
Августа бросила взгляд на лицо Перрин, развернулась и быстро пошла к реке. При мысли, что ее будущее, ее жизнь зависят от справедливости и энергии ее заклятого врага, она застонала и снова заплакала.
— Пропади все пропадом! — Коуди сдвинул на затылок свою шляпу, затем повернулся и взглянул на Перрин. — Не могла бы ты хоть раз не вмешиваться в чужие дела!
— Я ей помогу. И Хильда тоже поможет… немного. — Перрин невозмутимо смотрела на Коуди. Освещенная солнцем, с прядями темных волос, выбившимися из-под ее шляпки, она была так упряма и так красива…
— Я думал, ты обрадуешься, когда Августа отправится отсюда подальше. А ты вместо этого хочешь ей помочь. — Он недоверчиво покачал головой.
— Поверь, я была бы рада посмотреть, как Августа уедет и оставит нас в покое. Но когда меня выбрали представительницей от женщин, я пообещала быть справедливой. Нравится мне это или нет, но отправлять Августу обратно в Чейзити несправедливо! По крайней мере надо дать ей шанс.
— Я давал ей неделю.
— За эту неделю она далеко продвинулась. Ты подумай, ведь эта женщина никогда даже не причесывалась самостоятельно. Сейчас же Августа ошеломлена и слишком устала, чтобы рассуждать здраво, не говоря уже о том, чтобы действовать. Дай ей еще неделю, позволь нам ей помочь, и тогда, если она не изменится, будет отставать… тогда отправляй ее домой — и скатертью дорога! Но разреши нам попробовать. Ты ведь разрешил это с Уинни.
Коуди скрипнул зубами. Ему захотелось взять ее за плечи, встряхнуть, да так, чтобы кости хрустнули. И еще хотелось покрыть ее лицо поцелуями. Он покосился на Копченого Джо, который перебирал ведро дикой земляники в шести футах от них.
— Я хочу переговорить с тобой наедине.
Перрин подняла на него глаза. Она тоже бросила взгляд на Копченого, который, наверное, слышал каждое их слово.
Кипя от злости, Коуди зашагал к полю подсолнухов, надеясь, что она последует за ним. Но Перрин не сделала ни шага, и ему пришлось вернуться.
— Черт побери, ну хорошо! Я дам Августе еще одну неделю. И все. Я соглашаюсь на это только потому, что об этом меня попросили вы, и ни по какой иной причине. — И пусть, подумал он, Копченый провалится в тартарары со своими выводами, которые он сделает из этого странного разговора!
Перрин кивнула и подхватила свои юбки, собираясь уйти.
— Но Уинни отправится с караваном, который вскоре пройдет через ущелье!
Она прищурилась, взглянув на Коуди.
— Вам просто необходимо отправить кого-то обратно, верно? — бросила она в гневе. — Не стоит наказывать Уинни из-за того, что вы презираете меня!
— Презираю? — Коуди бросил на нее свирепый взгляд. — Я только что вернулся с поисков Уинни и привел ее обратно. Она провела ночь в лагере Меркинсона, — сказал он, ругая себя за то, что наслаждается растерянностью, отразившейся на ее лице. Перрин только сейчас заметила синяки на его скулах и царапину на подбородке. — За бутыль с настойкой опия Уинни провела ночь с негодяем по имени Клавелл.
Он, разумеется, умолчал о том, что избил Клавелла до полусмерти.
Перрин выдохнула:
— О Господи!
Лицо ее побледнело под загаром, и она покачнулась, едва удержавшись на ногах. Протянув руку, она оперлась о его плечо.
При ее прикосновении Коуди судорожно вздохнул. Глаза его сузились, он почувствовал напряжение в паху. Она сразу же убрала свою руку, и яркая краска залила ее лицо. Перрин прижала ладонь к груди, потом пристально взглянула на него. Щеки ее горели.
— Коуди… пожалуйста…
— Нет, — сказал он твердо, безошибочно угадав, что она хотела сказать. — Уинни поедет домой. Если бы я отправил ее тогда, когда хотел, она не провела бы ночь с Клавеллом и уже бы проделала полпути до Чейзити. Будем надеяться, что она не забеременеет.
Перрин кивнула и отошла от него, не сказав ни слова. Опустив голову, она прикрыла глаза рукой.
Он молча проследил за движением ее юбок. И вдруг вспомнил Эллин. Эллин, которой он доверял и которую любил. Эллин, которая стала любовницей другого мужчины, пока он участвовал в военной кампании в Дакоте.
Коуди еще какое-то время наблюдал за Перрин, потом развернулся и зашагал в противоположную сторону. Самый надежный способ избежать боли — никогда больше никого не любить.
Но он не мог выбросить ее из головы. Даже ветер, шуршащий в подсолнухах, казалось, шептал ее имя.
Глава 17
— Мистер Сноу согласился дать тебе еще одну неделю, — холодно сказала Перрин. — Мы с Хильдой по очереди будем управляться с вожжами по полдня, чтобы ты смогла отдыхать. Мы дадим тебе основные кулинарные рецепты — пища должна поддерживать твои силы. Сегодня в полдень мы покажем, как надо стирать, чтобы содержать в чистоте одежду. Надеюсь, у тебя память хорошая, потому что мы покажем тебе все это лишь один раз. — Она прищурилась.
Августа опустила черепаховый гребень, которым расчесывала влажные волосы, и закрыла глаза. Искупавшись, она сразу же намазалась бальзамом, который ей дала Перрин. Теперь, стоя перед зеркалом, висевшим сбоку фургона, Августа понимала, что высохший молочный бальзам придает ей нелепый вид. Но облегчение, которое принес бальзам, укротило гордыню и тщеславие Бондов.
— Спасибо, — прошептала Августа.
Это слово потрясло их обеих. Они молча смотрели друг на друга, точно изучали. Потом Перрин заторопилась к палатке Уинни, чтобы Августа не успела что-нибудь добавить, чтобы не испортила впечатления от слова благодарности.
Заламывая руки, Джейн пыталась попрощаться с Уинни, пока погонщики складывали ее пожитки в один из фургонов, направляющихся на восток. Но Уинни рыдала слишком громко и не слышала ее.
— Ты едешь домой, — сказала Перрин, повторяя словно эхо слова Джейн. Она пришпилила парадную шляпку Уинни поверх копны ее кудрявых каштановых волос.
Уинни вцепилась в ее руки:
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Дайте мне еще шанс. Пожалуйста, не разрешайте ему отправлять меня назад! Пожалуйста!
— О, Уинни, — прошептала Перрин. Слезы потекли из ее глаз.
— Я больше никогда не сделаю такого, клянусь! Я просто… я просто не могла избавиться от мысли о Билли Моррисе, я знала, что опий поможет, поэтому я… Но Перрин! — Ногти ее впились в руки Перрин, слезы текли по щекам. — Если я поеду домой, у меня не хватит сил это выдержать. Пожалуйста, помогите мне!
Перрин отвернулась, быстро моргая и глядя на погонщиков, переносящих пожитки Уинни. Этим утром она со слезами снова просила за Уинни, но Коуди был неумолим: Уинни бросила на ветер свой последний шанс. Перрин потерла лоб. Не может ли она сделать что-то еще, чтобы помочь Уинни? Хоть что-то! В конце концов все, чего она добилась, так это провела Уинни через ад отвыкания от наркотика, но лишь отсрочила неизбежное. Всю оставшуюся жизнь она будет винить себя за то, что Уинни так низко пала.
— Прости, — сказала Перрин беспомощно.
Умоляющее выражение на лице Уинни постепенно сменилось безнадежной покорностью. Перрин и все остальные в молчании следовали за Коуди, который проводил рыдающую Уинни Ларсон до каравана, держащего путь на восток. Он помог ей устроиться на сиденье рядом со стариком, которого нанял, чтобы тот довез ее до места. Уинни рыдала, закрыв лицо руками.
Джейн промокнула глаза подолом передника.
— Уинни так радовалась, когда освободилась от наркотической зависимости, — прошептала она. — Она действительно верила, что ее больше нельзя соблазнить этим.
— Уинни навлекла позор на себя и на всю семью. Она себя убивает, — бесстрастно заявила Сара. — Теперь мы потеряли двоих. Люси и Уинни.
Все смотрели, как направляющийся на восток караван проехал мимо скелетов мулов и брошенной кем-то мебели. Тут Копченый Джо ударил в свой гонг, подавая сигнал, что пора расходиться по фургонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Она с ужасом поняла, что так больше продолжаться не может. Беда нависла над ней словно мраморная плита, готовая вот-вот рухнуть и раздавить ее.
— Вот. — В протянутой кем-то руке она увидела бутылочку с молочного цвета жидкостью. — Это смягчит солнечные ожоги, а укусы от насекомых будут чесаться меньше. Потом втирай слюну в свежий укус.
Собрав в узел свои растрепанные волосы, Августа покачнулась на каблуках и взглянула на Перрин. От привычек гордячки нелегко избавиться. Свой первый инстинктивный порыв — собрать силенки и ударить Перрин по руке — она превозмогла усилием воли.
Да и лицо ее, покрытое волдырями, горело как в огне, из расчесов сочилась кровь. Не сказав ни слова, она взяла бутылочку, встряхнула ее и стала накладывать отвратительно пахнущую массу на лицо и тыльную сторону распухших рук — по самые плечи. Щеки и плечи тут же перестали гореть. У нее вырвался глубокий вздох облегчения.
— Ты кипятишь воду для стирки? — спросила Перрин.
Августа уставилась на свой подол и глубоко вздохнула. Тысяча дерзких ответов вертелась у нее на языке.
— Я не знаю, как стирать… — прошептала она, явственно ощущая, как ее гордость разбилась на мелкие осколки. — Я кипячу эту воду, чтобы помыться. Я вся грязная. — От смущения ее голос стал совсем тоненьким. Слезы, комом ставшие в горле, готовы были вырваться наружу.
— Погонщики отгородили специальное место для купания в реке.
— Мне об этом никто не сказал! — Слезы блеснули в солнечном свете. Ведь она могла бы избавиться от необходимости тащить сюда тяжелые бадьи, которые врезались в ее израненные ладони.
— Поди и вымойся. — Перрин оглядела фургон Августы. — Я тут приберу. Когда вернешься, я тебя научу, как устроить стирку. Сегодня вечером ты можешь поужинать со мной и Хильдой. Мы покажем тебе, как печь хлеб и как приготовить питательную мясную солянку.
Глаза Августы расширились.
— Почему ты это делаешь? — изумилась она. Перрин внимательно посмотрела на нее:
— Мистер Сноу тоже об этом спрашивал, когда я хотела помочь Коре. Ответ такой: я не знаю. Может, потому, что нужно поступать по справедливости. Мне нелегко об этом говорить, но ты заслуживаешь своего шанса, Как и все остальные.
— Он собирается отправить меня домой с первым же караваном, идущим на восток, он так сказал. — Августа, в свою очередь, пристально посмотрела на Перрин с таким отчаянием во взгляде, что в искренности ее дальнейших слов нельзя было усомниться. — Я не могу вернуться. Ты ведь наша представительница — ты должна поговорить с мистером Сноу от моего имени! После того, что ты сделала с моим отцом, ты должна!
— Я ничего не сделала Джозефу. И тебе ничего не должна!
— Ты…
— Ты меня удивляешь. — Руки Перрин сжались в кулаки. — Я — единственное, что у тебя есть сейчас. Больше никто тебе не поможет. Только я. Ты понимаешь это? Ты так обидела этих великодушных, добросердечных женщин, что теперь они будут просто наблюдать за тем, как ты страдаешь, и не станут терпеть ни малейших неудобств из-за тебя.
— Они — ничтожества! — Возмущение придало ей сил. Августа выпрямилась, губы ее искривились а усмешке. — Почему меня должно интересовать, что обо мне думают эти ничтожества?
Красивое лицо Перрин исказилось от гнева.
— Ты когда-нибудь перестанешь кичиться своим происхождением? Перестанешь выезжать на горбу своих предков Бондов и подумаешь, что сама-то собой представляешь? Тебе приходило когда-нибудь в голову, что люди могут полюбить и оценить тебя за то, что ты сама собой представляешь, а не потому, что по чистой случайности происходишь из такого древнего рода.
Августа отшатнулась словно от удара.
— Замолчи! — прошипела она, задрожав.
— Что ты сможешь добавить к славе своего рода? — Перрин с презрением оглядела царивший вокруг фургона Августы беспорядок. — Беспомощность? Раздутое самолюбие? Способность обидеть каждого, помноженную на недостаток доброты, да плюс еще неумение позаботиться о самой себе? Это твой вклад в чтимый тобой род Бондов?
— Замолчи! Перестань! Я не хочу этого слышать!
— Посмотри на себя! И почему ты не попросишь о помощи? Неужели твоя глупая гордыня Бойда настолько распухла?
Августа закрыла уши ладонями, зажмурилась — ее сжигал гнев, горящий во взгляде Перрин. Она почувствовала себя побежденной ее яростью. И она не понимала Перрин. На ее месте Августа только злорадствовала бы.
— Во всяком случае, ни одна из вас мне не помогла!
— День, когда ты согнешь свою спину, чтобы попросить помощи, станет днем, когда ты станешь наста» ящим человеком, а не совершенно бесполезным существом! — Перрин отступила назад и подняла к лицу дрожащую руку, стараясь успокоиться. — Прости, — прошептала она, — я пришла помочь, а не нападать на тебя.
Августа собрала все свои силы и гордо кивнула головой.
— Грязью играть — лишь руки марать, — бросила она. — Я и не ожидала от тебя большего.
Перрин с сожалением посмотрела на Августу.
— Мы с тобой всегда будем презирать друг друга.
— У меня есть причина тебя ненавидеть!
— Но не хватает ума, чтобы не показывать своей ненависти. А ведь я — единственная, кто пришел к тебе на помощь!
Они пристально смотрели друг на друга. Потом Перрин закричала:
— Иди же помойся? Когда ты исчезнешь с моих глаз, я постараюсь понять, почему столь глупа, что пытаюсь помочь тебе. И, возможно, я не передумаю…
Холод реальности пронзил Августу до костей. Она вспомнила свой последний разговор с Коуди Сноу, свои слезы и его неумолимость. Она, должно быть, спятила, старается обидеть Перрин, единственного человека, который может изменить решение Сноу, ведь это она убедила его не отправлять домой Уинни и помогла Коре стать невестой. Что же, Господи помилуй, она делает? Какое недомыслие толкает ее к погибели?
Судорожно сглотнув, Августа заломила руки.
— Я не могу вернуться в Чейзити! — выпалила она. При одной мысли об этом ей хотелось покончить с собой. — Если ты поможешь мне, если ты убедишь Сноу переменить свое решение, я щедро заплачу тебе!
Перрин опешила.
— У меня денег полно. А ты…
— Я помогаю тебе не из-за денег, — пробормотала побледневшая Перрин. — И если ты сейчас же не уйдешь с моих глаз, то, клянусь, я…
Августа бросила взгляд на лицо Перрин, развернулась и быстро пошла к реке. При мысли, что ее будущее, ее жизнь зависят от справедливости и энергии ее заклятого врага, она застонала и снова заплакала.
— Пропади все пропадом! — Коуди сдвинул на затылок свою шляпу, затем повернулся и взглянул на Перрин. — Не могла бы ты хоть раз не вмешиваться в чужие дела!
— Я ей помогу. И Хильда тоже поможет… немного. — Перрин невозмутимо смотрела на Коуди. Освещенная солнцем, с прядями темных волос, выбившимися из-под ее шляпки, она была так упряма и так красива…
— Я думал, ты обрадуешься, когда Августа отправится отсюда подальше. А ты вместо этого хочешь ей помочь. — Он недоверчиво покачал головой.
— Поверь, я была бы рада посмотреть, как Августа уедет и оставит нас в покое. Но когда меня выбрали представительницей от женщин, я пообещала быть справедливой. Нравится мне это или нет, но отправлять Августу обратно в Чейзити несправедливо! По крайней мере надо дать ей шанс.
— Я давал ей неделю.
— За эту неделю она далеко продвинулась. Ты подумай, ведь эта женщина никогда даже не причесывалась самостоятельно. Сейчас же Августа ошеломлена и слишком устала, чтобы рассуждать здраво, не говоря уже о том, чтобы действовать. Дай ей еще неделю, позволь нам ей помочь, и тогда, если она не изменится, будет отставать… тогда отправляй ее домой — и скатертью дорога! Но разреши нам попробовать. Ты ведь разрешил это с Уинни.
Коуди скрипнул зубами. Ему захотелось взять ее за плечи, встряхнуть, да так, чтобы кости хрустнули. И еще хотелось покрыть ее лицо поцелуями. Он покосился на Копченого Джо, который перебирал ведро дикой земляники в шести футах от них.
— Я хочу переговорить с тобой наедине.
Перрин подняла на него глаза. Она тоже бросила взгляд на Копченого, который, наверное, слышал каждое их слово.
Кипя от злости, Коуди зашагал к полю подсолнухов, надеясь, что она последует за ним. Но Перрин не сделала ни шага, и ему пришлось вернуться.
— Черт побери, ну хорошо! Я дам Августе еще одну неделю. И все. Я соглашаюсь на это только потому, что об этом меня попросили вы, и ни по какой иной причине. — И пусть, подумал он, Копченый провалится в тартарары со своими выводами, которые он сделает из этого странного разговора!
Перрин кивнула и подхватила свои юбки, собираясь уйти.
— Но Уинни отправится с караваном, который вскоре пройдет через ущелье!
Она прищурилась, взглянув на Коуди.
— Вам просто необходимо отправить кого-то обратно, верно? — бросила она в гневе. — Не стоит наказывать Уинни из-за того, что вы презираете меня!
— Презираю? — Коуди бросил на нее свирепый взгляд. — Я только что вернулся с поисков Уинни и привел ее обратно. Она провела ночь в лагере Меркинсона, — сказал он, ругая себя за то, что наслаждается растерянностью, отразившейся на ее лице. Перрин только сейчас заметила синяки на его скулах и царапину на подбородке. — За бутыль с настойкой опия Уинни провела ночь с негодяем по имени Клавелл.
Он, разумеется, умолчал о том, что избил Клавелла до полусмерти.
Перрин выдохнула:
— О Господи!
Лицо ее побледнело под загаром, и она покачнулась, едва удержавшись на ногах. Протянув руку, она оперлась о его плечо.
При ее прикосновении Коуди судорожно вздохнул. Глаза его сузились, он почувствовал напряжение в паху. Она сразу же убрала свою руку, и яркая краска залила ее лицо. Перрин прижала ладонь к груди, потом пристально взглянула на него. Щеки ее горели.
— Коуди… пожалуйста…
— Нет, — сказал он твердо, безошибочно угадав, что она хотела сказать. — Уинни поедет домой. Если бы я отправил ее тогда, когда хотел, она не провела бы ночь с Клавеллом и уже бы проделала полпути до Чейзити. Будем надеяться, что она не забеременеет.
Перрин кивнула и отошла от него, не сказав ни слова. Опустив голову, она прикрыла глаза рукой.
Он молча проследил за движением ее юбок. И вдруг вспомнил Эллин. Эллин, которой он доверял и которую любил. Эллин, которая стала любовницей другого мужчины, пока он участвовал в военной кампании в Дакоте.
Коуди еще какое-то время наблюдал за Перрин, потом развернулся и зашагал в противоположную сторону. Самый надежный способ избежать боли — никогда больше никого не любить.
Но он не мог выбросить ее из головы. Даже ветер, шуршащий в подсолнухах, казалось, шептал ее имя.
Глава 17
— Мистер Сноу согласился дать тебе еще одну неделю, — холодно сказала Перрин. — Мы с Хильдой по очереди будем управляться с вожжами по полдня, чтобы ты смогла отдыхать. Мы дадим тебе основные кулинарные рецепты — пища должна поддерживать твои силы. Сегодня в полдень мы покажем, как надо стирать, чтобы содержать в чистоте одежду. Надеюсь, у тебя память хорошая, потому что мы покажем тебе все это лишь один раз. — Она прищурилась.
Августа опустила черепаховый гребень, которым расчесывала влажные волосы, и закрыла глаза. Искупавшись, она сразу же намазалась бальзамом, который ей дала Перрин. Теперь, стоя перед зеркалом, висевшим сбоку фургона, Августа понимала, что высохший молочный бальзам придает ей нелепый вид. Но облегчение, которое принес бальзам, укротило гордыню и тщеславие Бондов.
— Спасибо, — прошептала Августа.
Это слово потрясло их обеих. Они молча смотрели друг на друга, точно изучали. Потом Перрин заторопилась к палатке Уинни, чтобы Августа не успела что-нибудь добавить, чтобы не испортила впечатления от слова благодарности.
Заламывая руки, Джейн пыталась попрощаться с Уинни, пока погонщики складывали ее пожитки в один из фургонов, направляющихся на восток. Но Уинни рыдала слишком громко и не слышала ее.
— Ты едешь домой, — сказала Перрин, повторяя словно эхо слова Джейн. Она пришпилила парадную шляпку Уинни поверх копны ее кудрявых каштановых волос.
Уинни вцепилась в ее руки:
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Дайте мне еще шанс. Пожалуйста, не разрешайте ему отправлять меня назад! Пожалуйста!
— О, Уинни, — прошептала Перрин. Слезы потекли из ее глаз.
— Я больше никогда не сделаю такого, клянусь! Я просто… я просто не могла избавиться от мысли о Билли Моррисе, я знала, что опий поможет, поэтому я… Но Перрин! — Ногти ее впились в руки Перрин, слезы текли по щекам. — Если я поеду домой, у меня не хватит сил это выдержать. Пожалуйста, помогите мне!
Перрин отвернулась, быстро моргая и глядя на погонщиков, переносящих пожитки Уинни. Этим утром она со слезами снова просила за Уинни, но Коуди был неумолим: Уинни бросила на ветер свой последний шанс. Перрин потерла лоб. Не может ли она сделать что-то еще, чтобы помочь Уинни? Хоть что-то! В конце концов все, чего она добилась, так это провела Уинни через ад отвыкания от наркотика, но лишь отсрочила неизбежное. Всю оставшуюся жизнь она будет винить себя за то, что Уинни так низко пала.
— Прости, — сказала Перрин беспомощно.
Умоляющее выражение на лице Уинни постепенно сменилось безнадежной покорностью. Перрин и все остальные в молчании следовали за Коуди, который проводил рыдающую Уинни Ларсон до каравана, держащего путь на восток. Он помог ей устроиться на сиденье рядом со стариком, которого нанял, чтобы тот довез ее до места. Уинни рыдала, закрыв лицо руками.
Джейн промокнула глаза подолом передника.
— Уинни так радовалась, когда освободилась от наркотической зависимости, — прошептала она. — Она действительно верила, что ее больше нельзя соблазнить этим.
— Уинни навлекла позор на себя и на всю семью. Она себя убивает, — бесстрастно заявила Сара. — Теперь мы потеряли двоих. Люси и Уинни.
Все смотрели, как направляющийся на восток караван проехал мимо скелетов мулов и брошенной кем-то мебели. Тут Копченый Джо ударил в свой гонг, подавая сигнал, что пора расходиться по фургонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47