Поэтому то, что он сказал, ошеломило ее.
— Они тебя не обидели? — требовательно спросил Даниель.
Джоли потрясенно уставилась на него, дыхание ее пресеклось, когда его руки крепко сжали ее плечи.
— Нет, — удалось ей наконец выдавить из себя. — Я очень испугалась, но… главным образом за тебя и Джо Калли.
Торопясь и сбиваясь, Джоли рассказала, как Блейк и Роуди ворвались в дом, хотя она забаррикадировала креслами входные двери. Джоли закрыла глаза, вновь переживая тот страшный момент, когда Джо приближался к сараю, весело насвистывая, не подозревая, что от смерти его отделяет пара шагов. Джоли честно все рассказала, а под конец, набрав побольше воздуха в грудь, добавила:
— Блейк пригрозил убить тебя. Он сказал, что тогда я стану богатой вдовой.
В темноте походной кухни загорелое лицо Дани-еля показалось ей смертельно бледным.
— Так почему же, черт побери, ты мне все это не рассказала раньше? Тогда бы у нас был шанс поймать этих ублюдков! — тихим от ярости голосом сказал он.
Джоли отвела глаза, потом заставила себя взглянуть на Даниеля.
— Я очень боялась, — призналась она. — И не только за тебя, но и за себя. Я знала, что ты разозлишься.
Даниель оттолкнул ее и пригнулся, чтобы вылезти из давящей темноты походной кухни, но Джоли вцепилась в его рукав. Даниель остановился, но не повернулся, чтобы посмотреть на нее.
— Блейк что-то задумал, — сказала Джоли, с трудом выдавливая из себя слова. — Он убьет тебя, если посчитает, что из твоей смерти можно извлечь выгоду. А Роуди просто пришьет тебя из спортивного интереса, совсем как того старика из банка. Так что береги спину, Даниель!
Даниель выскочил из походной кухни так стремительно, словно выпущенный невидимой катапультой. Джоли осталась в полумраке, вытирая набежавшие слезы, всхлипнула пару раз, переступила через порог походной кухни и замерла, ослепленная ярким солнечным светом. Оглянулась на дом и пристройки, на сад и огород, на играющих детей, на спелую пшеницу, колышущуюся в знойном мареве. Все здесь было хорошо, на этой ферме! Почти так, как она себе представляла райский уголок, куда она все-таки надеялась попасть, прежде чем Творец призовет ее к себе. Ей так хотелось насладиться жизнью на этой ферме, но это было для нее вряд ли осуществимо. По простой причине: из-за нее жизнь Даниеля оказалась в опасности.
Джоли услышала серебристый смех Джеммы, и ее разбитое сердце затрепыхалось где-то в горле, когда она увидела, как Хэнк гоняется в высокой зеленой траве за сестренкой, играя в догонялки. И если Блейк был неподалеку, а инстинкт подсказывал Джоли, что это именно так, он быстренько поймет, что не только Даниель был уязвимым местом Джоли.
Она вышла из походной кухни и медленно побрела к дому. Зашла на кухню, развела огонь и принялась готовить весьма плотный обед. Приготовила и поджарила цыплят, намяла картошки, развела соус и подливу, нарезала горох и лук, поставила ломти ветчины, затем громко позвала всех к столу. На зов примчались Хэнк и Джемма, появился Дотер, и только Даниеля нигде не было видно.
— Он в конюшне, — ответил на ее невысказанный вопрос Дотер, когда Джоли выкладывала жареных цыплят на поднос, стоявший посреди стола. Джоли поправила прическу и расправила складки фартука, затем вышла во двор и пошла в конюшню.
Даниель вытаскивал камень, застрявший в копыте серой кобылы, той самой, на которой Джоли и дети ездили в Просперити.
— Не для того я готовила эту еду, чтобы ты ее даже не попробовал, Даниель Бекэм, — решительно заявила она.
Ее муж обернулся через плечо и посмотрел на нее таким ледяным взглядом, что Джоли показалось, будто на нее вылили ушат родниковой воды.
— Я пообедаю в городе, — бросил Даниель. — Мне нужно сказать пару слов судебному исполнителю и послать уведомление священнику, который присматривал за Джеммой и Хэнком в Спокане.
Джоли сделала шаг вперед, хотя вовсе не собиралась этого делать.
— Ты думаешь, что я ничего не сказала о Блей-ке и Роуди, потому что хотела спасти их, ведь так?
Даниель вздохнул, рывком выдернул из копыта лошади застрявший камешек и пошел к стене, на которой висела конская упряжь.
— Не имеет никакого значения то, что я думаю, Джоли.
— Нет, имеет! — возразила Джоли. Услышав свое имя на его устах, Джоли ощутила в душе такой сладостный трепет, что у нее защипало глаза.
Даниель тем временем запрягал большого серого мерина. Он или не слышал, что сказала Джоли, или не хотел слышать.
— Я скоро уйду отсюда, — отчеканила Джоли, но голос ее при этом слегка дрожал. — Это единственный способ уберечь тебя и детей от того, что он хочет сделать.
Наконец-то Даниель оторвался от своего занятия и, прищурившись, уставился на Джоли.
— Ты никуда не пойдешь, — зловеще проскрежетал Даниель. — Я заплатил за тебя пятьсот долларов, и, Бог свидетель, ты останешься здесь, на этой ферме, пока не отработаешь все до цента.
Никому, кроме Даниеля, Джоли не стала бы возражать, что ее первой реакцией на эти слова в тот момент было облегчение. Тем не менее это, конечно же, не комплимент. Он смотрит на нее, как на свою покупку, нечто вроде породистой лошади или новой молотилки.
— Рабство отменено, мистер Бекэм, или вы, быть может, об этом позабыли? — подчеркнула Джоли, отстаивая, хотя и робко, свое достоинство. — Вы не можете покупать людей!
Даниель подошел к ней вплотную.
— Я купил тебя, — отчетливо выговаривая каждое слово, ядовито и коротко заявил Даниель.
Бессильная ярость всколыхнулась в Джоли.
— Ты, проклятый дурак! — выкрикнула она. — Разве не видишь, что я пытаюсь спасти тебя от пули?!
В следующий миг правая рука Даниеля обвилась вокруг талии Джоли, он притянул ее к себе, приподняв в воздух.
— Я сам могу позаботиться о себе, — выдохнул Даниель, и его губы были настолько близки к ее устам, что она даже почувствовала их мягкую теплоту. — И о тебе тоже.
На его мощном теле было лишь одно место, которому подходило определение «мягкий», — его губы. Джоли поняла это, когда висела в воздухе, в стальных руках мужа. Все ее чувства вдруг забурлили в ней, и, не издавая ни звука, она пронзительно завизжала с такой же силой, как новая паровая пила на лесопилке мистера Дженьюэри. Все мысли вылетели у Джоли из головы, она ощущала только его железные бедра и грудь, но, самое главное, крепкую твердость его мужского естества.
Когда он поцеловал ее, сперва легко, потом все настойчивее и страстнее, кровь бросилась в голову Джоли, потом отхлынула к ногам одной темно-красной волной. Даниель до конца овладел ею с помощью только языка, потом опустил ее на землю, но так, чтобы она скользила вдоль его тела.
— Даниель! — прошептала Джоли, но когда она положила свои дрожащие, жаркие ладони на его крепкую грудь, чтобы придать себе устойчивость, Даниель отвернулся и снова принялся запрягать серого мерина. Его движения были точны и выверены.
— Не жди меня к ужину, — бросил он, снова глядя на нее. — Могу вернуться поздно.
В городе была женщина, та самая, которая была бы только счастлива выполнить все прихоти и желания Даниеля. Эта мысль больно кольнула Джоли.
— А что мне сказать наемным работникам, когда они начнут приезжать? — спросила она.
Крепкие мускулы на спине и плечах Даниеля рельефно перекатывались, когда он закончил запрягать коня и повел его, тащившего фургон, к открытым воротам конюшни.
— Они придут и, как обычно, лягут отдохнуть. Им ничего не надо, тюфяки они принесут с собой, от тебя только потребуется их накормить.
У Джоли снова взыграл характер. Она проводила мужа до ворот, где остановилась и смотрела, упершись руками в бока, как Даниель устраивается на козлах и отвязывает вожжи.
— А сколько стоит моя стряпня для ваших наемных работников, мистер Бекэм? Я спрашиваю, чтобы знать, сколько это составит в счет моего долга вам.
— Десять центов, — язвительно ответил Даниель, тронул поводья, и фургон медленно покатился.
Джоли проводила Даниеля взглядом, вспоминая его поцелуй и ненавидя себя за то, какую власть он имел над ней. Но, к ее великому тайному огорчению, больше всего на свете она бы желала, чтобы он вернулся и занялся с ней любовью.
Но, к счастью для Джоли, обязанности жен фермеров были обширны, и потому ей просто некогда было тосковать. Джоли уложила Джемму подремать немного, затем усадила Хэнка за столом на кухне и дала ему букварь, который обнаружила на книжной полке в кабинете Даниеля. Она сидела и слушала, как малыш сражается с простейшими предложениями. Хэнку было всего неполных шесть лет, но он уже проучился несколько месяцев. К тому же он оказался очень сообразительным.
— А ведь, — заметила Джоли, стоя у раковины и чистя картошку для наемных работников, которые вот-вот должны были прибыть, — ты так и не сказал мне свою фамилию.
Хэнк поднял на нее голубые глазенки. Они были совсем как у Даниеля, и Джоли приняла это за добрый знак.
— Я и не думал, что это важно, — ответил Хэнк, закрывая букварь.
Джоли разрезала очищенные картофелины и бросила их в большую кастрюлю с холодной водой, потом посолила.
— Даниель, то есть мистер Бекэм, отправился в город, чтобы послать весточку священнику в Спокан о том, что с вами все в порядке.
Хэнк с отсутствующим видом уставился на ящик с дровами, стоявший рядом с печью.
— Мы там никому не нужны, — глухо сказал он. — Так же, как и нашему дяде.
Гомон во дворе сообщил Джоли, что прибыли первые работники, нанятые Даниелем на уборку урожая. Решив, что поздоровается с ними попозже, Джоли села за стол напротив Хэнка.
— Расскажи мне о твоем отце, — мягко попросила она, положив руки на скатерть. — Ты его помнишь?
Было видно, как Хэнк проглотил комок в горле, потом пожал тонкими плечами.
— Па любил выпить и поиграть в карты. Когда ма умерла, он пытался присматривать за нами, но, думаю, это оказалось слишком тяжело для него. Последнее, что мы слышали — что он убил себя.
Рассказ маленького Хэнка потряс Джоли, и не просто потому, что он был душераздирающим, но и потому еще, что ее собственный отец во многом напоминал отца Хэнка. Деннис Маккиббен был слабым человеком и выпивохой. Он гораздо больше заботился о собственных удобствах, чем о нуждах подрастающей дочери. Он сбагрил ее на попечение тетки и дяди и благополучно отбыл в другие края, а когда Джоли успела полюбить тетю Ниссу и дядю Франклина и почувствовала их дом наконец-то своим, ее папочка вдруг вновь объявился, чтобы забрать ее с собой и превратить в служанку своей новой жены.
Джоли протянула руку и накрыла ею ладошку Хэнка. Как же ей хотелось дать этому малышу надежную крышу над головой, оставить на ферме Даниеля, до она не могла. Во-первых, потому что этот подарок был бы не ее, а, во-вторых, горький опыт уже научил ее, что все в этом мире преходяще — и плохое, и хорошее.
— Но мне бы все равно хотелось услышать твою фамилию, — тихо напомнила Джоли.
— Вагнер, — признался Хэнк.
Джоли протянула ему руку, и они обменялись рукопожатием.
— Здравствуйте, мистер Хэнк Вагнер, — улыбнулась она. — Меня зовут Джоли Маккиббен, и я очень рада познакомиться с вами.
По личику мальчика скользнула застенчивая улыбка.
— Я хочу, чтобы мы с Джеммой тоже стали Бекэмами, — сознался он, а Джоли обняла его за плечи. Она тоже хотела этого, но не тешила себя большими надеждами, что Даниель изменит свое решение отослать Хэнка и Джемму обратно в Спокан. И, вероятно, с него вполне станется отослать в Спокан свою преступницу-жену и приблудившихся детишек в одной повозке.
— Пойду посмотрю, все ли яйца собрали мы с Джеммой сегодня утром, — сказал Хэнк и высвободился из объятий Джоли, которая ласково взъерошила его волосы.
— Да, ступай посмотри, — улыбнулась она. И только когда Хэнк ушел, Джоли позволила себе поплакать.
К ужину во дворе была уже добрая дюжина людей. Они сновали взад-вперед. В воздухе стоял гул голосов и крепкий запах трубок и самокруток.
Джоли приготовила обильные блюда из жареной ветчины и вареной картошки, хлебцы, растительное масло. Работники положили еду каждый в свою тарелку и разбрелись кто куда, чтобы спокойно поесть, сидя на траве. Джоли тем временем прислушивалась, не скрипят ли колеса фургона Даниеля.
Когда сразу после девяти часов солнце село, в конюшне загорелся слабый свет керосиновой лампы. Кто-то заиграл на губной гармонике грустную балладу. Это еще более опечалило Джоли, хотя рядом с ней были Хэнк и Джемма.
Когда она придумала и рассказала им на ночь сказку, а затем отправила спать, одиночество и тоска стали просто невыносимыми. Джоли стояла у окна темной гостиной и всматривалась в пустую дорогу.
— Чтоб тебя, Даниель Бекэм! — в сердцах пробормотала она и только собралась отвернуться от окна, как далеко вдали углядела мерцающий огонек. Ее охватило приподнятое чувство, хотя оно и не смягчило возмущение тем, как с ней обращается Даниель.
Она уютно расположилась на кухне, сидя у печи и тщательно расчесывая волосы, которые доходили ей до пояса, когда в кухню вошел Даниель и повесил шляпу на крючок рядом с дверью. Его взгляд отрешенно скользнул по Джоли.
— Значит, люди уже здесь. — Даниель подошел к печи, приоткрыл чугунную дверцу и поворошил угли.
Джоли улыбнулась про себя. Она уже стала понимать, что это такое — быть женшиной, даже если это ограничивается ролью кухарки и судомойки. Она отметила, что одежда Даниеля не пахнет ни виски, ни духами.
— Я ничего не оставила для вас на ужин, мистер Бекэм. Вы ведь сказали, что поужинаете в городе.
— Мне сунули малюсенький кусочек свинины и пару горстей гороха и назвали это едой! — пробурчал Даниель, резко открыл хлебницу и крякнул от огорчения: в ней было всего несколько крошек.
— И где это так кормят? — сладко осведомилась Джоли, продолжая неспешно расчесывать волосы.
— В «Джеферсон-отеле», — ответил из кладовой Даниель, и его голос гулко отражался от стен. Затем он появился, неся в руках банку с маринованными огурцами, кусок сыра и четыре овсяных лепешки.
Джоли небрежно кивнула.
— По моему разумению, в салунах всегда подают такую еду, — заметила Джоли, а про себя добавила «И еще девиц легкого поведения».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43