И еще одно обстоятельство пришло ему на ум. Явная близость ночной феи к его сыну говорила о том, что она тоже живет в Хэмптон-Корте. Если она состоит при королеве, ее величество должна быть непременно поставлена в известность.
Тем лучше! Озабоченность королевы ускорит расследование, а с Мэтью будет снята всякая ответственность. Если учесть, что он пробудет здесь не больше месяца, все складывалось удачно.
Мэтью решил, что он расскажет все, что знает, капитану Уэллсу и забудет об этом.
И все же, за что хотели убить Титанию? Что заставило неизвестного злоумышленника пойти на такой шаг? Возможно, что-то прояснится после того, как Мэтью сходит к одному сапожнику, когда будет в Лондоне. Судя по следам, стрелявший носит дорогие сапоги для верховой езды. Их каблуки прекрасно отпечатались на мокрой земле, так же как и клеймо мастера на подошве в виде буквы Х.
Мэтью заставил себя не думать об этом. Не стоит ему вмешиваться… Но беда в том, что он не мог выбросить из головы эти вопросы. Почему его сын дружит с женщиной, в которую стреляли? Почему она бродит одна в полночь? И вообще, зачем судьба привела его туда, где он увидел ее, выходящую из воды?
Мэтью прошел через анфиладу залов, продолжая размышлять. Ему не следует увлекаться девушкой, но ведь надо же выяснить, насколько сильное влияние она оказывает на его сына. Впрочем, разве можно этому удивляться? Ведь она способна на настоящие чудеса, если сумела воскресить для него прошлое с помощью одного лишь кусочка пряника. И как ей удалось понять те чувства, которые он испытывал в детстве, когда он был окружен любовью и заботой?
Ее способность достучаться до самых глубинных чувств была так же опасна, как подводные течения в океане. А как она влияет на его юного, ранимого сына? Так же? Может быть, это даже объясняет враждебность Кэрью по отношению к нему?
Вспомнив свою собственную юность и боль от утраты Джоанны, Мэтью стал тревожиться о сыне. Почти два года прошло с тех пор, когда он последний раз видел его. Мальчика просто нельзя было узнать. Леди Рассел пожаловалась ему, что, когда Кэрью только приехал в Хэмптон-Корт, он удирал из спальни каждую ночь, не обращая внимания на ее нравоучения. По прибытии Мэтью в Хэмптон-Корт несколько придворных сразу же сообщили ему, что его сын играет в карты на деньги, заигрывает с их дочерьми и дерется с их сыновьями.
Уже в который раз Мэтью проклял тот вест-индский ураган, который чуть не погубил прошлым летом один из его кораблей, задержав его возвращение домой. Естественно, Кэрью был разочарован, что отец не приехал. Конечно, он имел право выразить свое возмущение, но Мэтью никак не ожидал столь откровенной враждебности. Решительное пренебрежение правилами хорошего тона тоже удивляло Мэтью. Казалось, его сына совершенно не волнуют ни чувства, ни мнение о нем других людей.
Подходя к своей комнате, Мэтью со страхом подумал, там ли его сын или опять ищет приключений. Господи, пусть он окажется у себя, взмолился он. Меньше всего он хотел в очередной раз поссориться со своим ребенком, плодом их с Джоанной любви.
Мэтью распахнул дверь, внутренне готовый увидеть комнату пустой. Он вспомнил, как однажды сын оставил вместо себя чучело, чтобы обмануть леди Рассел. К его облегчению, на кровати действительно лежал Кэрью.
Благодарный судьбе хоть за эту маленькую радость, Мэтью на цыпочках вошел и закрыл за собой дверь.
– Привет, Грейсток! Хорошо повеселился на ярмарке? – Кэрью сел и протянул руку к огниву.
Мэтью поморщился, услышав такое обращение из уст сына.
– Не зови меня так, – буркнул он строже, чем собирался. Постаравшись овладеть собой, он заговорил более спокойно: – А почему ты не спишь?
В темноте вспыхнула искра. Кэрью зажег свечку. На лице его застыло вызывающее выражение.
– А как я должен тебя называть? Отец? Как мои кузены зовут дядю Чарльза?
Его сарказм больно ранил Мэтью. Его сын прекрасно знал, как чувствительнее задеть его. Нельзя было не признать, что его брат Чарльз был мальчику гораздо лучшим отцом.
– Я уже говорил тебе, Кэрью, что подолгу отсутствую не по своей воле. Я на службе у ее величества. Если бы я мог…
– Если бы ты мог, то жил бы со мной в Грейсток-Мэнор? Так я тебе и поверю! – Кэрью упрямо сжал губы. – Ты предпочитаешь плавать с великим сэром Фрэнсисом Дрейком, «грозой Испании». Я знаю, как мало для тебя значу.
– Но я всегда возвращаюсь домой, к тебе, сынок. – Мэтью старался, чтобы его голос звучал мягче.
– А зачем? Все, что ты делаешь, это кричишь на меня, как и раньше!
Мэтью почувствовал приступ раскаяния. Он и вправду кричал на сына, но ведь для его же блага!
– Я тебе уже говорил! Пристрастие к игре в карты – плохая привычка, которая со временем принесет тебе много неприятностей. Ты уже видишь, что из этого выходит. За два часа ты потерял все деньги, которые я давал тебе на…
– И что, если так? – перебил Кэрью. – Ты же не за меня волнуешься, только из-за своих денег! – Он отбросил со лба прядь белокурых волос и с вызовом посмотрел на отца.
Мэтью заскрипел зубами и едва подавил желание ударить его. После его приезда они из-за этого случая спорили часами. Целых пять фунтов, проигранных в карты! Деньги предназначались на новую одежду, потому что Кэрью вырос из всего, что у него было. Вместо этого парень просто выбросил их на ветер. Видит бог, Мэтью старался приучить своего сына к дисциплине, но его усилия шли прахом. Хуже того, казалось, Кэрью доставляет удовольствие причинять ему боль.
Мэтью вспомнил ночь, когда умерла Джоанна. Рана в его сердце все еще была свежа. Когда-то он обнимал ее сладкое тело, купаясь в сиянии ее любви. А потом, когда смерть уже была близка, она попросила его заботиться о сыне.
Он молча глядел на Кэрью, отмечая изящный, как у матери, изгиб губ, такие же светлые волосы. Но Мэтью с горечью вынужден был признать: сын не только не любит, он, кажется, ненавидит его.
Он устало опустился на табурет и стащил свои промокшие сапоги.
– Ну ладно. Денег уже не вернешь, – сказал он, стараясь сдержать досаду. – Я не буду наказывать тебя на этот раз, но ты не должен больше играть на деньги, Кэрью.
Мальчик обжег его испепеляющим взглядом, как будто сердился теперь уже за то, что отец его не наказал.
– Твой совет так мудр, отец, – издевательски произнес он.
Вынося свои сапоги за дверь, чтобы их почистили дворцовые слуги, Мэтью дал себе время, чтобы подавить вспышку гнева.
– Скажи-ка мне вот что: с кем ты играл в карты?
– Ни с кем, – уклончиво отвечал Кэрью. – Так, несколько парней, живущих при дворе.
Мэтью предполагал, что это были пажи или дети других придворных. Подростки часто попадали в неприятности, когда не были заняты уроками или другими делами. Двор вообще был неподходящим местом для детей, особенно таких, как Кэрью. Но раз уж королева велела Мэтью прибыть ко двору после его возвращения из плавания, то где еще он мог повидаться с сыном?
– Я выясню, кто выиграл у тебя деньги, Кэрью, даже если ты мне не скажешь. – Мэтью снял плащ и расстегнул камзол. – И он будет наказан. Ты тоже, если подобное повторится.
– Ты не знаешь, кто это. И даже если бы знал, ты не сможешь наказать ее, – сердито сказал Кэрью, видимо, нисколько не испуганный угрозой наказания. Похоже он прекрасно знал, что Мэтью не хочет приводить в действие свои угрозы. Кэрью помолчал, словно собираясь с мыслями. – Она просто волшебница, отец, – произнес он с внезапным воодушевлением. – Она может вытащить карту из колоды так, что никто не заметит, а потом положить обратно, когда она не нужна. Хотелось бы мне так уметь!
Повернувшись к кровати, слишком большой для их маленькой комнаты, Мэтью нахмурился:
– Так ты играл с девочкой? Я прослежу, чтобы ее отец узнал, что она умеет жульничать, да еще учит других.
Энтузиазм Кэрью тут же угас. Мэтью посмотрел на него, но увидел лишь бессильную ярость в глазах сына. Это и удивило, и ранило его.
– Кэрью! Азартные игры плохи даже для парней, – попытался он объяснить, – но уж девочка никогда, слышишь, никогда не должна играть на деньги. А жульничать тем более. Ни то, ни другое не допустимо для леди. – Едва произнеся эти слова, Мэтью увидел, как тело сына напряглось в немом протесте. Кэрью лег, повернулся спиной к отцу, отвергая и его, и его попытки воззвать к здравому смыслу.
Расстроенный, Мэтью разделся и надел пижаму. Все, чего он хотел, это чтобы Кэрью вырос достойным человеком. Но и в прошлый его приезд сын, казалось, искал способы игнорировать его. А сейчас было даже хуже. Ну как он сможет научить его достойно себя вести? Когда Мэтью в детстве не слушался родителей, отец наказывал его. Но наказывать Кэрью во время своих кратких приездов ему страшно не хотелось.
Проверяя, на месте ли шарф, который он бережно спрятал в рукав камзола, он лег в постель, мечтая о той близости с сыном, которой достигла его речная фея.
– Ее величество сердилась, что ты сегодня не пришел вечером, – прошептал Кэрью, когда Мэтью устроился на перине. – Завтра первым делом она хочет поговорить с тобой.
Мэтью тяжело вздохнул. Весь двор ходил на цыпочках вокруг Елизаветы, пытаясь избежать вспышки монаршего гнева. С ним, как правило, королева держалась милостиво, не скупясь на похвалу, но в этот раз, казалось, ее раздражают все без исключения. Да и жалобы на Кэрью, видимо, сделали свое дело.
– Хорошо, я поговорю с ней сразу, как только смогу.
– Когда сможешь! – фыркнул Кэрью, так и не повернувшийся к отцу лицом. – Вот так же и со мной. Наверное, мне должно быть лестно, что я для тебя значу так же мало, как и сама королева.
Мэтью сел в кровати, возмущенный такой непочтительностью своего сына.
– Королева для меня очень даже много значит, Кэрью! Как и ты, – воскликнул он. – Единственное, из-за чего я вернулся домой, то только из-за тебя и из-за ее величества. Ну как ты только можешь такое говорить?
Он ждал, как его сын ответит на то, что казалось ему таким очевидным.
– Я потрясен твоим трогательным заявлением, отец, – протянул Кэрью сладким голосом, и у Мэтью умерла всякая надежда на взаимопонимание. – Я чертовски потрясен.
* * *
Шум крыльев достиг сознания Корделии, когда она беззаботно гуляла в тропических джунглях с экзотическими цветами, окутанных испарениями. Яркие птицы проносились над головой, когда она остановилась около ревущего водопада. Из тумана вынырнул ее принц-пират, и она впервые отчетливо увидела его лицо.
Это был мужчина, которого она встретила у реки вчера ночью, но на этот раз он подхватил ее на руки и понес… Всю свою жизнь она мечтала, чтобы принц-пират вот так поднял ее и унес в мир неземной любви.
Крылья продолжали хлопать. Постепенно Кори проснулась и поняла, что крыльями машет Джордано, королевский попугай. Птица нацелилась на ее поджаренный хлеб.
Отбрасывая одеяло, Кори потянулась к подносу, стоящему на столике у ее постели.
– Нехорошая птица, – беззлобно бранила она ярко-зеленого попугая, который успел вцепиться в ее хлеб. – Я же приберегла этот кусочек себе на завтрак.
Джордано вспорхнул обратно на свою жердь, уселся поудобнее и принялся за трапезу, всем своим видом демонстрируя полное удовлетворение.
Кори глядела на него, строго нахмурившись, скрестив руки на груди.
– Как не стыдно, Джордано! И это после того, как я вчера поделилась с тобой моим инжиром! До чего же ты неблагодарный. – Сладко потянувшись, она раздула огонь в камине и подбросила поленьев. Когда пламя разгорелось, она вернулась в свою наскоро устроенную на скамье постель, забралась под одеяло и закрыла глаза.
Предыдущий попугай королевы умер, и все винили в этом холодные английские ночи, непривычные для тропической птицы. И теперь ее величество приказала поддерживать ночью огонь для своего любимого Джордано. Обычно «попугайскую вахту», как называли это горничные, несла старая служанка Томазина, устраиваясь на ночь на скамье. Но последние дни у бедной старушки так разыгрался ревматизм, что Кори отослала ее домой. Женщина, работающая с утра до вечера, должна хоть ночью нормально поспать.
Кори очень надеялась, что ее приятельнице это удалось, потому что про себя она этого сказать не могла. Ложе было достаточно удобным, но после стольких волнующих событий она далеко не сразу смогла заснуть. Закрыв глаза, она поглубже зарылась в подушки, желая хоть немного продлить свой отдых. Ее величество проспит еще по крайней мере час.
Сон мгновенно перенес ее в воображаемый мир. Пират появился снова и заключил ее в объятия, спасая от одиночества, которое уже грозило затянуть ее в свою мрачную пустоту.
Скрипнула дверь, и Кори услышала приглушенное всхлипывание.
Эти звуки были явно не из ее сна. Кори приоткрыла один глаз. Около ее постели, на полу, с удрученным видом сидел Сэмюэль, маленький паж леди Дороти Флеминг, его глаза покраснели, по его пухлым щечкам текли слезы. Острая жалость пронзила Кори. Ее собственная боль из-за потери матери снова охватила ее, растревоженная вчерашними мучительно-сладкими пряничными воспоминаниями. Она обняла мальчика. – Что случилось, малыш? – прошептала она ласково.
– Госпожа вчера ударила меня своим хлыстом, и рука ужасно болит!
Кори сердито нахмурилась:
– Покажи-ка. Надо было сразу прийти ко мне.
Он показал ей маленький кулачок. Костяшки пальцев распухли и посинели.
– Вчера госпожа приказала мне сразу же ложиться.
Вздыхая, Кори поцеловала маленькую ручку.
– Почему же она тебя ударила?
– Я… я отнес письмо от королевы лорду Эссексу, а оно предназначалось барону Грейстоку. А письмо было важное. Это была ужасная ошибка.
– Какое бы оно ни было важное, ей не следовало бить тебя за случайную ошибку. Тебе должны более четко говорить, кому предназначаются письма. Я поговорю с ней.
– Но из-за него лорд Эссекс поссорился с бароном Грейстоком, – объяснил Сэмюэль, всхлипывая и заливаясь слезами. – Он сказал, что барона нельзя и близко подпускать к королеве, потому что он рожден грязным простолюдином. Они будут драться на дуэли, и леди Флеминг говорит, что все это из-за меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48