Почему она ему не сказала?Когда он выбежал в коридор, Генри уже стояла у своих дверей в выцветшей ночной рубашке.— Данфорд! — встревожено спросила она, — что случилось?Вот это, — он чуть было не ткнул бумаги ей в лицо, — вот это!— Что? Что это? Данфорд, я не могу понять, что это за бумага.— Это завещание Карлайла, мисс Баррет, — выпалил он. — Завещание, в котором я назначаюсь твоим опекуном.Генри недоумевала:— Ну и что?— Это означает, что ты находишься под моей опекой.Генри уставилась на него.— Я знаю, — спокойно сказала она, — обычное дело.— Почему же ты не сказала мне?— О чем не сказала? — Генри огляделась по сторонам. — Послушай, Данфорд, может, не стоит продолжать этот разговор посреди холла?Он ворвался в ее комнату. Она поторопилась за ним, хотя и не была вполне уверена, что ей прилично оставаться наедине с мужчиной в спальне. Но иначе он поднял бы крик в холле, а этого она допустить не могла.Он решительно закрыл дверь и повернулся к ней.— Почему, — начал он, едва сдерживая свой гнев, — ты не сказала мне, что я — твой опекун?— Я думала, ты знаешь.— Ты думала, я знаю?— Неужели ты не знал?Он в недоумении смотрел на нее. Она была права. Почему он не знал?— Ты должна была сказать мне, — прошептал он.— Я не предполагала, что тебе это неизвестно.— О Генри, — простонал он. — Генри, это катастрофа.— Не вижу ничего страшного.Он раздраженно посмотрел на нее:— Генри, ведь я целовал тебя сегодня утром. Целовал тебя. Ты понимаешь, что это значит?Она в недоумении уставилась на него:— Это значит, что ты целовал меня.Он схватил ее за плечи и потряс.— Это значит, что… о Господи, это все равно, что кровосмешение.Она принялась наматывать прядь волос на палец, пытаясь сосредоточиться, но рука похолодела и стала словно ватная.— Не думаю, что это можно назвать кровосмешением. Не так уж это грешно, на мой взгляд. И мы ведь договорились, что это больше не повторится…— Проклятие, Генри! Прошу тебя, помолчи. Я пытаюсь думать. — Он взъерошил рукой волосы.Она замолчала, обидевшись, и сделала шаг назад.— Неужели ты не понимаешь, Генри? Теперь я несу за тебя ответственность. — Он с неприязнью произнес это слово.— Ты слишком добр, — проворчала она, — мне ничего не нужно, если уж ты заговорил о своей ответственности.— Да не в этом же дело. Это означает… Черт, это означает… — Он горько рассмеялся.Всего несколько часов назад он мечтал о том, как хорошо было бы взять ее в Лондон, познакомить со своими друзьями и показать ей, что за пределами Стэннедж-Парка существует другая жизнь. Теперь он просто вынужден будет сделать это. Он должен ввести ее в свет и найти для нее мужа. Ему необходимо подыскать кого-нибудь, кто сможет научить ее светским манерам. Он взглянул на девушку. Похоже, она все еще сердится. Данфорд очень надеялся, что светское воспитание не затронет присущую ей непосредственность. Но сейчас следовало подумать о том, чтобы держаться от нее подальше. Ее репутация будет погублена, если в обществе узнают, что они жили в Стэннедж-Парке под одной крышей. Данфорд глубоко вздохнул:— Черт возьми, что же нам делать?Этот вопрос был риторическим, но Генри все-таки решила ответить на него.— Не знаю, что будешь делать ты, — сказала она, сложив руки на груди, — но лично я ничего не собираюсь менять и буду делать то, что делала раньше. Ты сам сказал, что я — вполне квалифицированный управляющий.Она ничего не поняла!— Генри, вдвоем мы больше не можем оставаться в поместье.— Это еще почему?— Это считается неприличным. — Он невольно поморщился от своих слов. С каких это пор он стал таким ярым сторонником приличий?— Наплевать мне на приличия. Я не придаю им значения, если ты еще не успел заметить.— Я заметил.— Послушай, что я тебе скажу. Ты — владелец поместья и поэтому не должен уезжать, а я — управляющий и поэтому тоже не могу уехать.— Генри, твоя репутация…Это слово, похоже, вызвало у нее приступ буйного веселья.— Данфорд, — задыхаясь от смеха и вытирая глаза от выступивших слез, сказала Генри, — какая репутация?— Что-то не так с твоей репутацией?— Данфорд, у меня ее просто-напросто нет. Ни плохой, ни хорошей. Я, по мнению людей, настолько странная, что им и этого вполне достаточно для обсуждения, мои взаимоотношения с мужчинами их не волнуют, да их и не существует.— Что бы ты ни говорила, я обязан подумать о соблюдении приличий, и я завтра же сниму комнату в местной гостинице.— Глупости! Тебе было наплевать на приличия всю эту неделю. Что же теперь произошло с тобой?— Сейчас, — он начинал терять терпение, — я отвечаю за тебя.— У тебя просто ослиное упрямство, по моему мнению…— Тебе не кажется, что пора уже забыть о своем мнении.От возмущения Генри открыла рот:— Ну, знаешь ли!Данфорд начал шагать по комнате.— Это не может больше продолжаться. Пора перестать быть мальчишкой-сорванцом. Кто-то должен научить тебя манерам.— Какой же ты лицемерный! — вырвалось у нее. — Я вполне устраивала тебя как знакомая, будучи деревенской дурнушкой, но теперь, когда у тебя появились обязательства передо мной…Она не успела закончить предложения, поскольку Данфорд схватил ее за плечи и припер к стене.— Если еще хотя бы раз ты назовешь себя дурнушкой, — его голос звучал угрожающе, — я не отвечаю за свои действия.В бликах свечей она увидела, что он едва сдерживает ярость, и не на шутку испугалась, но, будучи по своей природе упрямой, продолжала уже более спокойным голосом:— То, что моя репутация до этого момента совсем не волновала тебя, не говорит о твоей порядочности. Или твоя забота распространяется только на твоих подопечных, а на просто знакомых тебе наплевать?— Генри, — сдержанно произнес он, вена на его шее вздулась, — лучше бы тебе помолчать.— Это приказ, мой дорогой опекун?Перед тем как ответить, он глубоко вздохнул:— Конечно, существует разница между опекуном и другом, но я постараюсь быть для тебя и тем и другим.— Ты нравился мне гораздо больше, когда был просто другом, — продолжала она упрямо.— Надеюсь остаться им.— Надеюсь остаться им, — передразнила она его, совсем не пытаясь скрыть своего раздражения.Данфорд окинул взглядом комнату, желая найти что-нибудь вроде кляпа. Его взгляд остановился на ее кровати. Он даже поморщился. Как глупо должны были звучать все его рассуждения о приличиях не где-нибудь, а в ее спальне! Посмотрев, на Генри, он только теперь увидел, что на ней была ночная рубашка, заношенная местами до дыр и обнажавшая большую часть ноги. Сдержав стон, Данфорд перевел глаза на ее лицо. Он увидел враждебно сжатый рот и в этот момент понял, что хочет припасть к нему губами и слиться с ней в поцелуе — страстном и долгом. Его сердце билось в бешеном темпе, впервые в жизни он ощутил, насколько тонка может быть грань между яростью и желанием. Он хотел, чтобы она принадлежала ему. Ненавидя самого себя, он повернулся на каблуках, подошел к двери и повернул ручку. Надо как можно скорее выбраться из этого дома. Широко открыв дверь, он повернулся к Генри:— Мы обсудим это утром.— Непременно.Уже поздно ночью ей пришло в голову, что он вовремя ушел из комнаты, не выслушав ее до конца. Вряд ли ему понравилось бы услышанное. Глава 9 Утром привезли новые платья, но Генри из вредности надела бриджи и рубашку.— Глупец, — проворчала она, поправляя на себе одежду. Вообразил, что ему удастся изменить ее, превратить в неженку! Неужели он хочет, чтобы она коротала время за акварелями, жеманно хлопая ресницами? — Ха! — вырвалось у нее. Легко она не сдастся! Она не желает да и не сможет научиться этому.В животе заурчало, и, надев сапоги, она поспешила в столовую. Генри удивилась, увидев там Данфорда. В это утро она поднялась раньше обычного, и то, что он опередил ее, казалось невероятным.Он окинул взглядом ее одежду, но выражение его лица при этом не изменилось. Генри так и не смогла понять, что скрывалось в глубине этих карих глаз.— Хлеб? — любезно предложил он, протягивая тарелку.Она взяла ломтик и положила перед собой.— Джем? — Он пододвинул банку с джемом.«Малиновый, — рассеянно отметила про себя Генри, — или смородиновый. Впрочем, все равно». И принялась намазывать его на хлеб.— Яичницу?Отложив в сторону нож, она положила немного яичницы на тарелку.— Чай?— Прекрати, пожалуйста, — не выдержала она.— Я просто хочу казаться вежливым, — негромко произнес он, аккуратно вытирая салфеткой уголки губ.— Я в состоянии позаботиться о себе, мой господин, — проворчала она и, приподнявшись со стула, неловко потянулась через весь стол за блюдом с ветчиной.Он улыбнулся и продолжил свой завтрак, отметив про себя, что ему очень нравится подтрунивать над ней. Она сердится. Ей не по душе его покровительственный тон. Данфорд сомневался, чтобы кто-нибудь учил ее поведению за столом. Карлайл, пожалуй, предоставлял ей слишком много свободы. И тем не менее Генри было немного обидно, что он только сейчас подумал о ее репутации. Данфорд понимал это и чувствовал свою вину. Он был так увлечен своим новым поместьем, да и Генри вела себя настолько странно, что ему и в голову не пришло подумать о щекотливости сложившейся ситуации. Размышляя над этим, Данфорд рассеянно постукивал вилкой по столу. Он не заметил бы этого, если бы Генри не взглянула на него так, словно была убеждена, что он делает это с намерением досадить ей.— Генри, — как можно любезнее постарался сказать он, — все это время я думал.— Это тебя не очень утомило?— Генри… — В его голосе слышались предупреждающие нотки.Но она продолжила:— Чрезвычайно почтенное занятие.— Все это время я думал… — Он помолчал, ожидая, что она снова прервет его. На этот раз она благоразумно молчала, и он продолжал: — Я собираюсь вернуться в Лондон. Сегодня же.Генри почувствовала, как сжалось ее сердце. Он уезжает? Конечно, она сердилась, она даже злилась на него, но совсем не хотела, чтобы он уезжал. Она уже привыкла к тому, что он всегда был рядом.— Ты едешь со мной.Выражение ее лица поразило Данфорда. Это было ни шоком, ни ужасом, ни гневом. Этому не было названия. Наконец она прошипела:— Ты — сумасшедший?— Возможно.— Я не поеду в Лондон.— А я говорю, поедешь.— Что мне делать в Лондоне? — Она развела руками. — И главное, кто останется здесь вместо меня?— Я уверен, мы кого-нибудь подыщем. В Стэннедж-Парке полно хороших слуг. В конце концов, ты сама вышколила их.Генри решила проигнорировать комплимент:— Я не поеду в Лондон.— У тебя нет выбора, — как можно мягче постарался сказать он.— С каких это пор?— С тех пор, как я стал твоим опекуном.Она злобно смотрела на него.Данфорд взял со стола чашку кофе и сделал глоток, продолжая смотреть на нее из-за края чашки.— В поездку советую тебе надеть какое-нибудь из твоих новых платьев.— Я уже сказала, что не поеду.— Не дави на меня, Генри.— Это ты не дави на меня! — вырвалось у нее. — Зачем тебе тащить меня в Лондон?! Я не хочу уезжать. Мои желания что-нибудь значат?— Генри, ты ведь никогда не была в Лондоне.— Миллионы людей на этой планете живут счастливо, мой господин, ни разу не посетив столицу. Уверяю тебя, я — одна из них.— Если тебе не понравится, ты вернешься.Она не верила ему. Сейчас он мог наобещать что угодно, лишь бы добиться ее согласия. Генри решила изменить тактику.— Если я поеду в Лондон с тобой, моей репутации несдобровать, — произнесла она спокойно. — Самый простой выход — оставить меня здесь. Все будет, как прежде, до твоего приезда.Данфорд вздохнул:— Генри, скажи, почему ты не хочешь ехать в Лондон?— У меня и здесь много дел.— А если честно?Она прикусила нижнюю губу.— Просто мне не по душе званые вечера, балы и тому подобные развлечения. Это не для меня.— Откуда ты знаешь? Ты ни разу не была на них.— Посмотри на меня! — воскликнула она. — Ты только посмотри на меня! — Она встала перед ним. — Да меня засмеют в первой же гостиной.— Ну это поправимо. Разве сегодня утром не привезли новые платья?— Не издевайся надо мной. Дело не только в одежде, Данфорд. Дело во мне! — Раздосадованная, она пнула стул и подошла к окну. Сделав несколько глубоких вдохов, она попыталась успокоиться, но это не помогло. Наконец она тихо спросила:— Ты хочешь, чтобы дурнушка развлекла твоих лондонских друзей? Ведь так? Я не хочу становиться всеобщим посмешищем. Ты собираешься…Он подошел неслышно. Она даже не успела понять, что произошло, пока не почувствовала его прикосновение. Данфорд повернул ее к себе лицом. — Помнится, вчера вечером я просил не называть себя дурнушкой.— Но ведь это правда! — Генри ужаснулась своему голосу, слезам, катившимся по щекам, и попыталась вырваться из его рук. Он видит, как ей плохо, почему же не оставит ее в покое?Но Данфорд держал ее крепко.— Неужели ты не понимаешь, Генри? — ласково сказал он. — Именно поэтому я и беру тебя в Лондон. Я хочу доказать тебе, что ты вовсе не дурнушка, а красивая и желанная женщина, которую любой мужчина посчитает за честь назвать своей.Она молча смотрела на него не в состоянии поверить тому, что услышала.— И любая женщина, — продолжил он тихо, — с гордостью назовет тебя другом.— Я не могу, — еле слышно сказала она.— Нет, можешь. — Он улыбнулся. — Иногда мне кажется, что ты все можешь.Она покачала головой и тихо произнесла:— Нет.Данфорд разжал руки и отошел к соседнему окну. Он был поражен тем, насколько не безразлична стала ему Генри, ему очень сильно хотелось вернуть ей уверенность в себе. Неужели это говорит та самая девушка, которая взяла на себя управление поместьем и сделала его одним из лучших? Та, которая хвасталась, что может оседлать любую лошадь в Корнуолле? Та, что отняла у него десять лет жизни, забравшись в улей к диким пчелам? Ему трудно поверить, что Лондон может ее испугать.— Это — совсем другое, — чуть слышно сказала она.— Вовсе нет.Она молчала.— Мне казалось, ты — самая хладнокровная девушка на свете.— Сам видишь, что нет, — сказала она, всхлипывая.— Скажи-ка, Генри, если ты справляешься с двумя дюжинами слуг, управляешь фермой и строишь хлев, то с чего ты взяла, будто не сможешь выдержать лондонские приемы?— Все, что ты перечислил, мне под силу! — вырвалось у нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37