— Это хорошо. Может быть, как-нибудь съездим туда?Генри так понравилась это перспектива, что от удовольствия она опять начала краснеть. Чтобы скрыть это, она с большим усердием принялась подбрасывать камешек ногой, не отрывая от него взгляда.Весело болтая, они направились к восточной границе поместья.— С этой стороны поместье огорожено, — объяснила Генри, когда они подошли к каменной стене. — Но построили стену не мы, а помещик Стинсон. Несколько лет назад он решил, что мы вторглись на его землю, и велел построить эту стену.— Вы и в самом деле вторглись на его землю?— Кто мы? Конечно, нет. Она принадлежит Стэннедж-Парку. Но у этой стены есть одно чудесное преимущество.— Ограждает от встречи с ненавистным помещиком Стинсоном?— Это само собой разумеется. Но я имела в виду вот это. — Она вскарабкалась на стену. — Так здорово гулять по ней.— Вижу. — Данфорд последовал ее примеру, и друг за другом они зашагали по стене на север. — И как далеко она нас уведет?— Она не очень длинная. Около мили. Потом владения помещика Стинсона заканчиваются.Данфорд вдруг понял, что, не отрывая взгляда, смотрит на Генри, а точнее, на ту часть ее фигуры, что была перед ним. Он удивился еще больше, когда понял, что ему очень нравится то, что он видит. Ее бриджи были мешковаты, но каждый раз, когда она делала шаг, они натягивались, подчеркивая ее округлые формы.Он ужаснулся. Что произошло с ним? Генри была не той женщиной, с которой можно было флиртовать, и потом, ему совсем не хотелось разрушить их только что окрепшую дружбу любовным приключением.— Что-нибудь не так? — окликнула его Генри. — Почему ты замолчал?— Наслаждаюсь видом. — Он прикусил губу.— Вид и на самом деле чудный. Я могу любоваться им весь день.— Я тоже. — В этот момент он покачнулся и чуть не свалился со стены.Они прошли по стене минут десять, когда Генри вдруг обернулась:— Скоро ты увидишь мое любимое место.— Какое?— То, где растет дерево. — Она махнула в сторону огромного дерева, ствол которого находился на их стороне, а ветви без разрешения свешивались через стену. — Отойди назад, — попросила она шепотом. Сделав шаг к дереву, она остановилась и посмотрела назад. — Дальше.Данфорда разбирало любопытство, но он послушался.Осторожно приблизившись к дереву, она медленно протянула руку, словно опасаясь, что дерево может укусить ее.— Генри, — окликнул Данфорд. — Что ты…Она махнула рукой.— Тише! — Ее лицо стало серьезным, и она потянулась к отверстию.Внезапно Данфорд услышал негромкое жужжание, похожее на… Пчелы!Оцепенев от ужаса, он смотрел, как она опустила руку в кишащий улей. Кровь прилила к его вискам, он услышал биение своего сердца. Еще секунда, и эту сумасшедшую атакуют тысячи пчел! Он не мог ничего предпринять, так как любое его движение только еще больше разозлит насекомых.— Генри, — тихо, но требовательно произнес Данфорд, — немедленно вернись назад.Она помахала ему другой рукой.— Я уже делала это раньше.— Генри! — повторил он, чувствуя, как на его лбу выступил пот. Сейчас пчелы поймут, что в их улей вторглись. А после они начнут жалить, жалить, жалить. Он еще мог оттолкнуть ее от дерева, но что, если она качнет улей? Его лицо побледнело. — Генри!Осторожно она вынула руку, в которой держала большой ломоть медовых сот.— Я иду. Уже иду. — Балансируя, Генри с улыбкой направилась к нему.И лишь когда она отошла на безопасное расстояние от улья и страх отпустил его, Данфорда охватила дикая ярость. Ярость, что она посмела так бессмысленно и глупо рисковать собой у него на глазах. Он спрыгнул со стены, стаскивая ее за собой. Липкий ломоть меда упал на землю.— Никогда не смей больше делать этого! Ты слышишь меня? — Он грубо тряс Генри, вцепившись в ее плечи.— Говорю тебе, я и раньше делала это. Ничего страшного не происходило.— Генри, я видел, как сильные мужчины гибли от пчелиных укусов. — Его голос дрогнул.Она судорожно сглотнула.— Я слышала об этом. Не все же реагируют на пчелиные укусы таким образом, и уж, конечно, не я. Я…— Скажи, что никогда не сделаешь этого снова. — Он с силой потряс ее. — Клянись!— Данфорд, прошу тебя, — закричала она, — ты делаешь мне больно.Он еще раз потребовал:— Клянись!Она всматривалась ему в лицо, пытаясь понять, что с ним происходит. Генри увидела, как вздулась вена на его шее. Он был взбешен, и куда сильнее, чем в тот день, когда они строили свинарник. Она почувствовала, что он с трудом сдерживает себя. Генри попыталась заговорить, но услышала собственный шепот:— Ты говорил, что когда рассердишься по-настоящему, я это сразу пойму.— Клянись!— Сейчас ты рассердился по-настоящему.— Клянись, Генри.— Если для тебя это так важно…— Клянись!— Я… я клянусь, — от смущения, ее серые глаза стали совсем большими, — я клянусь, что больше никогда не подойду к пчелиному улью.Прошло несколько минут, прежде чем его дыхание стало ровным и он наконец разжал свои руки.— Данфорд?Позже он не мог понять, что произошло с ним в следующий момент. Он услышал ее нежный, дрожащий голос. И что-то вдруг перевернулось у него внутри. Он привлек Генри к себе и уткнулся ей в волосы, шепча ее имя снова и снова.— Господи, Генри, — хрипло произнес он, — никогда больше не пугай меня так, поняла?Она ничего не понимала, кроме того, что он обнимает ее. Случилось то, о чем она и мечтать не смела. Она лишь молча кивнула ему, боясь разрушить очарование. Его сила лишала ее сознания, его запах опьянял ее; в одно мгновение она вдруг поняла, что любит и, может быть, любима, и была потрясена этим открытием.Данфорд пытался понять причину своего опрометчивого поступка. Рассудок подсказывал ему, что ничего серьезного не угрожало ей и она наверняка знала, что делает. Но сердце, душа протестовали. Его охватил жуткий страх, страх не сравнимый с испытанным им в сражениях на острове. Он вдруг понял, что она близко, непозволительно близко от него. Но ему очень не хотелось отпускать ее.Он жаждал ее.Эта мысль внезапно отрезвила его, и он разжал руки. Генри заслуживает большего, чем простой флирт, и он считал себя человеком, умеющим контролировать свои чувства. Конечно, ему приходилось испытывать вожделение к молодым благопристойным девушкам, да и в будущем такое вполне может случиться. Однако он отличался от некоторых мерзавцев из высшего света тем, что в таких случаях не искал возможности одержать победу. И не собирался изменять своим принципам.— Не делай этого больше, — отрывисто сказал он, не понимая, на кого ему следует сердиться больше — на себя или на нее.— Не буду. Я уже пообещала.Он молча кивнул.— Тогда пойдем.Генри посмотрела на упавшие соты.— А ты… Впрочем, не важно.Вряд ли он теперь захочет попробовать мед. Она посмотрела на свои липкие пальцы. Не оставалось ничего другого, как облизать их.Не проронив ни слова, они пошли вдоль восточной границы поместья. Генри хотелось многое рассказать ему, многое показать, но она не решалась нарушить молчание. Ей не по душе была возникшая отчужденность. Вот уже несколько дней ей было так легко с ним. Она могла говорить все, что угодно, и он не стал бы смеяться, пока ей не захотелось бы этого. Она могла быть самой собой, не опасаясь непонимания с его стороны. Но сейчас он казался чужим, мрачным и неприступным. Генри чувствовала себя так же неловко и скованно, как и всякий раз, когда ей предстояло ехать в Труро.Она украдкой взглянула на него. Должно быть, она была ему не совсем безразлична, раз он так сильно расстроился из-за пчел. Когда они добрались до конца восточной границы поместья, Генри наконец нарушила молчание.— Здесь мы повернем на запад, — сказала она, указывая на большой дуб.— Никак и в нем есть улей, — предположил Данфорд, надеясь, что ему удастся немного подразнить ее. Он обернулся. Генри облизывала свои пальцы. В его груди вспыхнуло желание и мгновенно передалось всему телу.— Что? Нет. Там — нет. — Она робко улыбнулась ему, молясь про себя, чтобы их отношения стали прежними. А если этого и не случится, то хотя бы еще разок почувствовать его сильные руки на своих плечах. Никогда раньше ей не было так тепло и спокойно, как в его объятиях.Они повернули налево и зашагали по северной границе поместья.— Этот хребет и есть рубеж владений, — объяснила Генри. — Он простирается на всю длину. Северная граница — совсем короткая, не больше полмили.Данфорд окинул взором окрестные земли — его земли, с гордостью подумал он. Покрытые зеленью холмы поражали своим великолепием.— А где живут крестьяне?— На другом конце поместья. Это к юго-западу отсюда. Мы увидим их дома в конце нашего путешествия.— В таком случае что это такое? — Он показал на небольшую хижину с соломенной кровлей.— Там никто не живет. Этот дом уже пустовал, когда я здесь поселилась.— Посмотрим, что там? — Он улыбнулся ей, и Генри почти поверила в то, что сцены у дерева никогда не было.— Давай, — с радостью согласилась она. — Я ни разу не была там.— В это трудно поверить. Мне казалось, что не осталось ни дюйма в Стэннедж-Парке, который бы ты не проинспектировала и не усовершенствовала.Генри улыбнулась:— Я никогда не входила туда, боялась привидений. Про них мне рассказывала Симпи.— Как, и ты верила ей?— Я была совсем маленькой. И потом… Я не знаю. Трудно отказываться от старых предрассудков. Да и не было повода заходить туда.— Ты хочешь сказать, что все еще боишься? — Его глаза заблестели.— Конечно, нет. Разве я не сказала, что согласна?— Ведите, моя госпожа.— Пожалуйста! — Она прошла через поле и остановилась перед входом в хижину.— Ну что, все еще боишься?— А ты? — в свою очередь, спросила она.— Боюсь до смерти. — Данфорд улыбнулся, чтобы у нее не осталось сомнений, что он шутит.Она подбоченилась и посмотрела на него:— Вперед, мы должны смело смотреть в глаза опасности.— Точно, — согласился он тихим голосом. — Открывай дверь, Генри.Она сделала глубокий вдох, не понимая, почему так трудно это сделать. Что ни говори, а детские страхи остаются с человеком на долгие годы. Наконец, распахнув дверь, она заглянула внутрь.— Посмотри! — с удивлением воскликнула она. — Кто-то очень трепетно относился к этой хижине.Данфорд вошел следом и огляделся. Долгие годы здесь никто не жил, и все было покрыто пылью, но каким-то непонятным образом в хижине сохранилась атмосфера уюта. Кровать была застелена цветным покрывалом, с годами потускневшим, но все же сохранившим яркий узор. На полках были расставлены милые безделушки, к стене был приколот детский рисунок.— Непонятно, что могло случиться с ними? — прошептала Генри. — По всему видно, что здесь жила семья.— Возможно, они болели, — предположил Данфорд. — Бывает, что какая-нибудь болезнь уносит целую деревню, не говоря уже об одной семье.Она опустилась на колени перед деревянным сундуком, стоящим у кровати.— Интересно, что в нем? — Генри подняла крышку.— И что там?Детская одежда. — Она вынула крошечные штанишки, от внезапно появившихся слез у нее защипало в глазах. — Здесь только детские вещи, больше ничего.Данфорд опустился на колени рядом с ней и заглянул под кровать.— Там — колыбель.Генри вдруг стало очень грустно.— Должно быть, их ребенок умер, — прошептала она. — Как печально.— Ну что ты, Генри, — постарался успокоить ее Данфорд, явно тронутый ее печалью, — ведь это случилось много лет назад.— Я знаю. — Она попыталась улыбнуться, понимая, что поступает глупо, но губы ее задрожали. — Просто… просто я знаю, что такое терять родителей. Должно быть, в сотню раз хуже терять ребенка.Поднявшись с колен, он взял ее за руку и подвел к кровати:— Присядь.Она присела на край, но ей было неудобно, и Генри с ногами забралась на кровать, облокотившись на подушки, лежавшие в изголовье. Смахнув слезы со щек, она спросила:— Ты, верно, думаешь, что я веду себя глупо?А Данфорд в этот момент думал, что она очень-очень необычная девушка. Он знал ее веселой, энергичной и задорной, но даже и не подозревал, что она может быть такой сентиментальной. Эта ее черта была глубоко скрыта в ней, а точнее, скрыта под мужской одеждой и независимостью, но сейчас он увидел ее. В этом было что-то очень женственное. Ему удалось разглядеть проявление этой женственности днем раньше, когда Генри не могла отвести восторженных глаз от желтого платья. Но сегодня… Он был окончательно обезоружен.Он присел на кровать и коснулся рукой ее щеки.— Когда-нибудь из тебя получится чудесная мать.Она благодарно посмотрела на него:— Ты так добр ко мне, Данфорд, но скорее всего у меня никогда не будет детей.— С чего ты взяла?Она улыбнулась сквозь слезы:— Данфорд, для того чтобы иметь детей, нужен муж, а я никому не нравлюсь.Будь на месте Генри любая другая женщина, он решил бы, что она напрашивается на комплимент, но ей не было свойственно лицемерие. Глядя в ее чистые серые глаза, он понял, что она искренне верит, будто никто никогда не захочет жениться на ней. Ему вдруг очень захотелось успокоить ее, сказать, что она глубоко заблуждается. В эту минуту он был готов на все, лишь бы ей было хорошо. Так, во всяком случае, он объяснял себе то, что произошло дальше. Он склонился над ней, их лица почти соприкоснулись.— Глупости, Генри, — прошептал он. — Только дурак не смог бы полюбить тебя.Она не моргая смотрела на него. Ее губы вдруг стали сухими, и она провела по ним языком. Она попыталась несколько разрядить возникшее между ними напряжение; ей хотелось, чтобы слова прозвучали шутливо, но это ей не удалось и неровным, дрожащим голосом она произнесла:— Тогда в Корнуолле много, очень много дураков, потому что никто никогда не взглянул на меня дважды.Он наклонился еще ближе:— Провинциальные идиоты.От удивления она разомкнула губы. Данфорд потерял способность мыслить трезво, забыл о приличиях и правилах хорошего тона. Он вдруг ощутил желание, чрезвычайно сильное желание поцеловать ее. И как это он раньше не замечал, что у нее такие розовые губы? И разве когда-нибудь раньше ему приходилось видеть, чтобы губы так трепетно подрагивали? Неужели и у них тот же сводящий с ума едва ощутимый аромат лимонов, повсюду сопровождавший ее? Он не просто хотел узнать это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37