Но неожиданно его тело свело странной судорогой, взор помутился и застыл. Он снова ударил ее, бормоча проклятия, только на этот раз голос стал мягким, нежным, почти мечтательным.— Будь ты проклята, проклята, — пробормотал он и, на секунду оцепенев, откатился и лег рядом. Сабрина немедленно вскочила и потрясенно уставилась на зятя. Он громко хрипло дышал, глядя на нее с ангельской улыбкой и осторожно ощупывая себя. На шелковых панталонах расплывалось огромное мокрое пятно.Сабрина невольно отступила, содрогаясь от несказанного гнева, и не долго думая пнула его в ребра носком туфельки.— Подлое, мерзкое животное! Господи, как я тебя ненавижу!Тревор попытался схватить ее за щиколотку, и девушка едва успела увернуться. Тревор чуть дотронулся до окровавленного носа. Лицо его снова приобрело ангельское спокойствие.— Ты больше не посмеешь дотронуться до меня, хотя не могу сказать, что слишком уж тебя осуждаю. Правда, тут есть и твоя вина, Сабрина. Ты чересчур меня возбуждаешь, и я так и не смог дать тебе наслаждение, глубоко вонзиться в твое девственное тело. Ничего, еще не все потеряно. До следующего раза. Боль и экстаз, моя кошечка, прихотливо сплетены навек и неразделимы. Я получу тебя, и никто на свете не помешает мне, а менее всего — ты. И не пытайся запирать дверь своей спальни, иначе я сумею сместить равновесие экстаза и боли в пользу последней. Знаешь, в следующий раз я, пожалуй, свяжу тебя. Ты разбила мне нос, совсем как в школьной драке. Ребра мои ноют, и я пролил семя в собственные панталоны. И всему причиной ты. Я давно уже так не пылал, особенно в постели с твоей бескровной ханжой сестрицей, не говоря уже о дурочках горничных. Не слишком удачное начало для нас, но тем не менее начало.Сабрина выбежала из галереи с такой быстротой, словно за ней гнался сам дьявол. В ушах неприятным эхом отдавался стук каблучков. Услышав почти бесшумные шаги лакея, она спряталась в нише и дождалась, пока тот пройдет мимо. Наконец девушка добралась до своей спальни и трясущимися пальцами повернула ключ в скважине. С облегчением переведя дух, она встала перед высоким зеркалом и коснулась пальцами распухшего лица. На кого она похожа! Красные глаза, все еще мокрые от слез ресницы, грязные потеки на горящих щеках, к которым невозможно притронуться. Как получилось, что она даже в собственном доме бессильна против негодяя?!Сабрина вспомнила, как впервые увидела Тревора. Тот прибыл из Италии всего полтора месяца назад, такой очаровательный, услужливый, прекрасно воспитанный, готовый на все в своем мальчишеском стремлении завоевать симпатии домочадцев, особенно Элизабет. А руки! Белые и мягкие, как у женщины! Недаром дедушка брезгливо проворчал себе под нос, что новоявленный родственник — попросту тщеславный, надутый павлин!Дедушка…Сабрина отвернулась от зеркала и устало опустилась на кровать. Если она откроет ему глаза на Тревора, гнев дедушки будет ужасен.Сабрина тихо всхлипнула. Он ее единственная защита от кузена, но, к сожалению, слишком стар. Видно, остается одно!Она пойдет к Элизабет, расскажет все, и вместе они примут решение.Девушка наспех плеснула в лицо холодной водой. Выглядела она по-прежнему ужасно. Что же, по крайней мере это послужит для Элизабет достаточным доказательством правдивости ее рассказа. Пусть знает, за какого человека вышла замуж!Сабрина переоделась в старое коричневое платье, порванную одежду свернула в узел и сунула в угол шкафа и направилась к сестре. Элизабет сидела в своей комнате за маленьким бюро и писала письма, вероятно, благодарила гостей, принявших приглашение на свадьбу.— Оставьте нас, Мэри, — велела Сабрина горничной.Элизабет подняла на сестру блеклые голубые глаза, но ничего не сказала, пока Мэри с величайшей неохотой не направилась к выходу. Отложив перо, она пригладила прядь светлых, как у мужа, волос, заправленных в узел.— Совершенно ни к чему вести себя так грубо с Мэри. Она девушка чувствительная и нежная. Не желаю, чтобы ты впредь так поступала. Итак, что тебе нужно? Неужели не видишь, что я занята! Ломаю голову, какими словами благодарить виконтессу Ашфорд за это чудовищное кашпо. Можешь себе представить, мерзкий горшок весь разрисован голубыми тюльпанами! Тревор смеялся до упаду!— Кашпо действительно уродливое. Но Мэри-Луиза искренне хотела тебя порадовать, — заметила Сабрина. — И в конце концов это не важно. Послушай, Элизабет, мне нужно с тобой поговорить. Знаю, для тебя это будет ужасным потрясением, но ты должна мне помочь. Тревор… Тревор пытался меня изнасиловать.Элизабет чуть подняла почти белую бровь и посмотрела на каминные часы. Губы ее искривила легкая улыбка.— Сначала ты выгоняешь Мэри, потом утверждаешь, что муж, с которым мы не прожили и двух недель, едва не взял тебя силой. Это какая-то новая игра, Сабрина? Неужели ты так завидуешь моему счастью? Еще только три часа дня, так что ни о каких изнасилованиях не может быть и речи! Слишком рано!Сабрина в изумлении воззрилась на сестру, не веря собственным ушам. В голосе Элизабет звенели льдинки! Нет, она просто не поняла, о чем идет речь!Девушка бросилась к сестре.— Взгляни на меня хорошенько! Он избил меня, и это доставило ему несказанное удовольствие! Да не отводи глаз, черт бы тебя побрал!Элизабет равнодушно пожала плечами:— Подумаешь, щеки раскраснелись! Ты вечно бегаешь на солнце с непокрытой головой, что тут удивительного!— Сейчас зима, Элизабет! Все эти дни небо было затянуто тучами!Сабрина в отчаянии опустилась на колени, сжимая ладонь сестры, и подняла голову. Неужели Элизабет не замечает, как распухло ее лицо?— Поверь мне, сестра! Для Тревора нет разницы, когда взять женщину, ночью или днем! Я отправилась в галерею взглянуть на портрет графини. Хотела попробовать нарисовать его. Тревор проследил, куда я иду. Он знал, что туда редко кто заходит и вряд ли я смогу рассчитывать на помощь. Элизабет, неужели ты ничего не замечаешь? Только не говори, что это всего-навсего румянец! Нет, он бил меня, бил и не мог остановиться. Это злобное, жестокое чудовище, у которого нет ни чести, ни совести. Он даже угрожал убить дедушку, если я расскажу ему правду. Давай вместе решим, что делать!Элизабет брезгливо, словно червяка, стряхнула ее руку и медленно встала. Сабрина тоже поднялась. Элизабет была дюйма на три выше сестры и поэтому могла легко смотреть на нее сверху вниз. В глазах ее стыла откровенная неприязнь.— Я запрещаю тебе, Сабрина, слышишь, запрещаю нести подобную чушь! И впредь помни, что ты говоришь о моем муже и нашем кузене! Неужели для тебя так мало значит, что после смерти деда он станет графом Монмутом?Сабрина невольно отпрянула.— Элизабет, да слышала ли ты меня? Поняла, что я сказала? Черт, да посмотри же на меня хорошенько! На моих щеках до сих пор отпечатки его пальцев! Какой же это вздор? Мне очень жаль, но тебе придется поверить. Тревор — настоящий негодяй! Он едва меня не изнасиловал. Я не лгу. Он не стоит тебя. Пригрозил, что изувечит, если я посмею запереть дверь спальни. Пожалуйста, милая, подумай, как быть. Глава 3 Элизабет откинулась на спинку изящного французского креслица, тихо выбивая по ручке кончиками пальцев одну лишь ей известную мелодию. Немного погодя она пригладила светло-голубую юбку, полюбовалась своим обручальным кольцом, на котором в окружении крупных бриллиантов сверкал гигантский изумруд, и, наконец, подняв глаза, улыбнулась сестре. Вид изуродованного лица Сабрины был истинным бальзамом для ее злобной душонки.— Надеюсь, ты еще девственна, Сабрина?Сабрина растерялась от неожиданности. Почему тон сестры так равнодушно-пренебрежителен?— Отвечай же! Ты что, онемела? Или окончательно поглупела?Сабрина покраснела, вспомнив глухой воющий вопль Тревора и медленно расплывшееся по панталонам пятно. Боже, как она ненавидит его и все то, в чем он успел ее просветить за столь короткое время!— Да, я невинна, вопреки всем усилиям этого подонка.Щелки глаз Элизабет почти скрылись за опущенными ресницами.— Итак, дорогая младшая сестричка, ты флиртовала с Тревором, всячески завлекала его, дразнила, а он, податливый на зов плоти как любой мужчина, решил взять то, что ему с такой готовностью предлагают. Ну а ты… ты немедленно струсила и сбежала, едва поняла, что он воспринял твое кокетство всерьез. Побоялась, что он наградит тебя ребенком?Сабрина схватила пальцы сестры, увидела презрение в ее невыразительных, как у снулой рыбы, глазах и отдернула руку, словно обожглась.— Элизабет, да очнись же! Ты сама не веришь тому, что плетешь! В твоих устах это звучит так, словно я намеренно пыталась соблазнить твоего мужа! Говорю же, он тщеславный, пустоголовый, порочный павлин, который принесет нам лишь несчастье!Хорошо еще, что она не успела рассказать сестре, что думает о ней ее собственный муж!— Элизабет, ты не имеешь права, не можешь отмахнуться от всего этого, притвориться, будто ничего не произошло! Ты просто обязана придумать выход!Элизабет вскочила, приподнялась на носки, чтобы казаться выше, и оперлась ладонями о крышку бюро.— Нет, это ты послушай меня, спесивая маленькая негодница! С детства мне приходилось молча наблюдать, как ты ловко заставляешь деда плясать под свою дудку! Ты втерлась к нему в доверие так хитро и незаметно, что на меня у него не осталось любви. Он и не знал, какую змею пригрел на груди! О да, дед раскошелился и дал мне возможность провести сезон в Лондоне, под присмотром тети Берсфорд, в надежде, что я найду себе мужа и избавлю его от своего присутствия. Но я всегда считала, что мое место — здесь, хотя ты на каждом шагу старалась вытеснить меня из Монмут-Эбби и самой стать хозяйкой! Но теперь все переменилось, и ты проиграла. Я жена Тревора.Элизабет гордо расправила плечи. Неяркое солнце зажгло золотистые огоньки в ее волосах, превратив их на мгновение в сияющий ореол. В этот момент она казалась настоящей принцессой, гордой и стройной. Вот только голос ее был холоднее северного ветра, свистевшего в ветвях старого дуба за окном.— Когда этот жалкий старикашка отправится к праотцам, я буду графиней Монмут. В этот день, дорогая сестрица, я стану полноправной госпожой, а ты… ты всего лишь приживалкой. Вряд ли я позволю тебе жить здесь. Вероятно, вдовий домик — самое подходящее для тебя место. Сомневаюсь, что захочу выбрасывать деньги на лондонский сезон для нищей нахлебницы.Лицо сестры исказилось такой неприкрытой ненавистью, что Сабрина непроизвольно съежилась. И неожиданно поняла, что за равнодушной отчужденностью, с которой сестра всегда относилась к окружающим, скрывались горечь и зависть, разъедавшие душу. Может ли быть, что каким-то образом в этом виновата она, Сабрина?Девушка потрясение покачала головой. Да нет же, нет! Ей всего восемнадцать! Веселая, озорная, она никому не причинила зла. Единственным глубоким горем явилась гибель отца в войне с Наполеоном на Пиренейском полуострове и последовавшая за ней бессмысленная смерть матери. Но рядом всегда находился дед, и Сабрина безоговорочно принимала его любовь и тепло, не понимая, что Элизабет чувствует себя лишней. Но ведь это совсем не так! Дедушка, разумеется, любил их одинаково!Сабрина честно пыталась понять сестру, причины ее ненависти, стремление защитить человека, недостойного быть ее мужем. Наверное, Элизабет он нужен хотя бы для того, чтобы получить власть в доме.— Элизабет, — медленно выговорила девушка, — неужели ты хочешь сказать, будто вышла за Тревора лишь для того, чтобы стать графиней Монмут?! Нет, ты не способна на такую низость!Беспросветные пять лет, прошедшие с того дня, как Элизабет исполнилось восемнадцать, казались ей бесконечной унылой пустыней. Пять лет быть безмолвной свидетельницей того, как эта противная девчонка постепенно становится настоящей красавицей!— Я добилась всего, о чем мечтала, Сабрина, — с мертвенным спокойствием процедила она, — и ты никогда больше не сможешь мне помешать. И не лезь в то, что тебя не касается. Мои чувства к Тревору — не твое дело. Он мой муж и им останется. Не такой гнусной маленькой лгунье, как ты, чернить его репутацию!Непонятный страх петлей стиснул горло Сабрины.— Я не лгу! Тревор угрожал снова прийти ко мне, в мою спальню! Пообещал расправиться со мной, если запру дверь! Он безжалостно избил меня! По-моему, Тревор не в себе! Наверняка не все мужчины такие!— Замолчи!Сабрина растерянно смотрела на застывшую физиономию сестры. Никогда еще она так остро не сознавала собственное бессилие.— Вот уж не думала, что ты настолько не любишь меня, Элизабет! — вздохнула она, пытаясь осмыслить грязные оскорбления, брошенные сестрой. — Я не причинила тебе ни малейшего зла. И не верю, что моя любовь к дедушке отняла у тебя его нежность и заботу. Не отворачивайся от меня, Элизабет. Ты моя единственная сестра, и я всего лишь стремлюсь защитить нас обеих от этого негодяя.— Убирайся, Сабрина. Хватит с меня твоих жалких уверток!Сабрина гордо выпрямилась во весь рост.— В таком случае мне придется пойти к дедушке. Я не могу оставить безнаказанным поведение Тревора. И не стану, подобно тем жеманным дурочкам, о которых он упоминал, покорно ждать, пока твой муж явится и обесчестит меня!Она повернулась и быстро зашагала к двери.— Если наберешься наглости донести свои грязные сплетни до ушей деда, — завизжала вслед Элизабет, — я скажу, что ты в приступе ревности бросилась на шею Тревора, а когда он благородно отверг тебя, решила его оболгать. Подумай об этом, маленькая распутница, хорошенько подумай! Все отвернутся от тебя! Ты опозоришь семью, осквернишь имя деда! И знай, что от меня и фартинга не дождешься!Сабрина неожиданно почувствовала себя нежеланной чужачкой в собственном доме. Она нерешительно замялась на пороге, угрюмо поглядывая на сестру. Элизабет поджала и без того тонкие губы и уже спокойнее сказала:— Нет, Сабрина, дедушка тебе не поверит. Ты, конечно, догадываешься, что скажет Тревор. После этого ты в два счета лишишься любви и покровительства деда. Пойми же, дуреха, Тревор — его наследник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39