душевой уголок на заказ
Заказ на дверцы для душа выполнила другая фирма, а кафелем занимался человек, с которым я обычно работаю над переоборудованием.
Ванная комната выглядела ослепительно новой, и, пораженная такой искусной работой, Кэрол улыбнулась:
– Это так же красиво, как результат работы оформительского отдела «Расселла». Давай посмотрим кухню.
Кэрол прошла за Мэттом через холл в обширную кухню и комнату для завтрака. Бледно-голубая с белым, она была не только очаровательна, но и хорошо спланирована, что позволяло оптимально использовать пространство и новейшие кухонные приспособления.
– Я понимаю, что тебе пришлось нанять субподрядчиков, но ты проделал необыкновенную работу, Мэтт. Я действительно потрясена.
Мэтт не ожидал похвалы своей работе и, смутившись, только пожал плечами. В доме была система внутренней связи, позволявшая передавать музыку во все помещения, и он настроил систему на свою любимую радиостанцию. Смоки Робинсон пел знаменитую песню «Слезы клоуна». Она слишком сильно трогала Мэтта, и он приглушил громкость.
– Я хочу, чтобы ты посмотрела комнаты наверху. Дубовые перила широкой лестницы были обильно украшены резьбой, но ступеньки гулко вторили их шагам, когда они поднимались на второй этаж.
– Давай начнем с дальнего конца, – предложил Мэтт и провел своеобразную обзорную экскурсию, которая должна была закончиться в его спальне.
Пройдя через ряд пустых комнат, Кэрол в восхищении залюбовалась убранством спальни. Стены там были бледно-лиловыми, почти такими же, как в ее собственной комнате. Ажурная спинка латунной кровати приковывала взор, белье от Лоры Эшли манило прилечь, кружевные занавеси на окнах были безупречны, ковер с цветочным рисунком мягко стелился под ногами, а люстра и вентилятор были очаровательны.
– Если ты сам оформил эту комнату, Мэтт, тебе не нужны мои советы и помощь. Здесь очень красиво. Просто доверься своему инстинкту, и я уверена, что у тебя будет замечательный дом.
Мэтт остался стоять у двери, слегка загораживая выход.
– Спасибо, но есть большая разница между приведением в порядок единственной спальни и оформлением целого дома. Сядь-ка на минутку, я хочу поговорить с тобой.
Кэрол оглянулась в поисках стула, но единственным местом, где она могла бы устроиться, была великолепная кровать.
– О нет, не надо. Я лучше постою. А еще лучше давай поговорим в другой раз.
Сомневаясь, что у него хватит мужества и представится другой такой же удобный случай в ближайшее время, Мэтт покачал головой:
– Нет, это недолго. Ты всегда выглядишь так, словно тебя слишком туго завели, Кэрол. Попытайся расслабиться на минутку, если можешь.
Последовав своему же совету, он скрестил руки на груди, чтобы чувствовать себя свободнее, и прислонился к дверному косяку.
– Моя жена умерла как раз перед двадцатипятилетием нашей совместной жизни. Она болела два года, и, несмотря на то, что ею занимались лучшие врачи и было обеспечено прекрасное лечение, она так и не дожила до этого юбилея. Я верил, что она выкарабкается, надеялся, что еще один курс химиотерапии или облучения излечит ее от рака и мы вместе отпразднуем не только двадцать пять лет, но и все пятьдесят. Когда она легла в больницу в последний раз, ее врач пытался сказать мне, что она оттуда уже не выйдет, но я отказывался верить ему. Дебора, однако, знала об этом и не боролась. Она просто умерла. Я знаю, это было благословением, что она избавилась от ужасных болей, но я все еще злюсь оттого, что остался один, и, хуже того, я чувствую себя виноватым, потому что не болел и дня в своей жизни, а она так страшно мучилась.
Когда Мэтт умолк, чтобы вытереть глаза, Кэрол захотелось сказать что-нибудь, что показало бы ему, как она его понимает, но она промолчала, боясь, что он оборвет ее и велит не перебивать. Она ухватилась за край кровати, комкая в ладонях покрывало. Ей было понятно, что эта исповедь для Мэтта – что-то вроде терапии, но, поскольку его воспоминания о первой жене были так живы, Кэрол сомневалась, что он когда-нибудь заинтересуется ею, и эта невозможность жестоко ранила ее.
– Последние четыре года прошли как в тумане, потому что единственное, чем я занимался, была работа. Один день не отличался от другого, и так было до тех пор, пока я не встретил тебя на барбекью в твоем доме. В тот момент, когда наши глаза встретились, я внезапно вспомнил, что значит влюбиться в женщину.
Разговор коснулся наболевшей темы, и Кэрол почувствовала, что должна ответить:
– Но ведь я не в твоем вкусе, Мэтт. Я невысокая, и не брюнетка, и в теннис играю скверно.
Мэтт пришел в недоумение:
– С чего ты взяла, что мне нравятся высокие темноволосые чемпионки по теннису?
Кэрол слабо махнула рукой:
– Ты сказал, что Дона Стросс выглядит великолепно, а мы с ней полные противоположности.
Мэтт подошел к кровати, сел рядом с ней и взял ее за руку.
– Знаешь, что я имел в виду, когда говорил, что тебя слишком туго завели? Ты как одна из этих заводных пластиковых лягушечек, прыгаешь туда-сюда, не имея представления, куда попадешь. Дона действительно привлекательна, но я просто трепался, потому что ее муж выглядел так чертовски хорошо, что, по моим представлениям, должен был бы носить накрахмаленные пижамы. Я не думал, что ты вообразишь, будто я всерьез восхищен ею, иначе попридержал бы язык.
– Стросс, вероятно, носит шелковые пижамы, если вообще их носит, но я понимаю, что ты хочешь сказать.
– Отлично, это уже прогресс. – Мэтт много раз репетировал следующую часть разговора, но все еще опасался, что выразится недостаточно ясно. – Я клянусь, что никогда не забуду ту ночь после вечеринки, но когда я проснулся на следующее утро…
Кэрол открыла рот, но, зная, что она собирается сказать ему, чтобы он прекратил, Мэтт быстрым поцелуем заставил ее замолчать.
– Пожалуйста, потерпи еще немного, – попросил он. – Когда я проснулся, ты прижалась ко мне, такая теплая и нежная, что на секунду я почувствовал, как мир снова стал прекрасным, а затем меня охватило чувство вины, потому что я наслаждался жизнью с тобой, а Дебора умерла и никогда больше не сможет любить. Какую-то секунду я испытывал то же состояние, что и в ту ночь, когда она умерла. Гнев, ярость, вина – все это было уже знакомо, и я больше не хотел испытывать подобную боль, поэтому я сел на пол, просто стараясь сохранить здравомыслие, пока ты не проснешься и я не смогу сказать тебе, что было ошибкой заниматься любовью. То, что ты разгадала меня, не удивительно, но я боялся, что ты сочтешь меня чокнутым, если я скажу тебе, что счастье, которое ты мне подарила, заставило меня испытать ужасное чувство вины.
Дэн советовал Кэрол быть терпеливой с Мэттом, но она сомневалась, что сможет прожить достаточно долго, чтобы заставить его забыть о потере жены. Она крепко сжала его пальцы:
– И эта же вина заставляет тебя говорить со мной теперь, не так ли? Ты знаешь, что сделал мне больно, и тебе стыдно. Чего же ты хочешь от меня теперь? Чтобы я простила тебя?
– Нет, я хочу попросить, чтобы ты любила меня, и только наше будущее имеет теперь значение.
Ошеломленная Кэрол решила, что плохо расслышала его.
– Прости, что ты сказал?
Она раскрыла глаза так широко, что ресницы взлетели почти до самых бровей, и Мэтт почувствовал, что ее изумление вызывает в нем прилив нежности.
– Я купил этот дом не просто для того, чтобы убежать от прошлого, но чтобы оставить его за спиной. У нас с Деборой было что-то совершенно особенное, но это не означает, что я не могу любить тебя или что у нас не получится чего-то, даже лучшего. Ты, конечно, не особенно поощряла меня, но если ты простишь мне то, что я совершенно растворился в своей печали и не смог понять, какой необыкновенной может стать наша совместная жизнь, то ты никогда не пожалеешь об этом.
Кэрол продолжала тупо смотреть на него, и Мэтт сыграл следующий такт:
– Посмотри на это с другой стороны. Мой дом намного ближе к «Темно-красной роскоши». Переехав сюда, ты сэкономишь не только время, но и немало литров бензина.
Этого прозаического комментария было достаточно, чтобы вывести Кэрол из состояния тихого шока. Она не хотела просто жить вместе с Мэттом. Женщина, которую он любил прежде, была его женой, и Кэрол не желала довольствоваться меньшим. Но, по крайней мере, он сказал, что любит ее, и с этого можно было начинать.
– Я хотела бы, чтобы ты был честен со мной тогда, в моем доме.
– Я не смог иначе, это было слишком больно.
– Но не больнее лжи? Нет, Мэтт, если мы собираемся иметь нечто большее, чем просто одна ночь, проведенная вместе, ты должен обещать быть всегда честным со мной. Любовь не может расцвести в атмосфере лжи.
– Я знаю.
Однако вместо того, чтобы дать ей обещание, которого она ждала, он обнял и поцеловал ее. Не желая отпугнуть ее, он был очень нежен, пока не убедился, что она отвечает ему, и тогда, дав волю страсти, он опрокинул ее на кровать и лег рядом.
– Я люблю в тебе все, – прошептал он в перерыве между поцелуями, – даже твой острый язычок.
Обрадованная, задыхающаяся, возбужденная, Кэрол с радостью отвечала на каждый из его нежных поцелуев со все более пылкой страстью. Мэтт расстегнул ее платье, она расстегнула его рубашку, и затем им пришлось подняться с кровати, чтобы торопливо сбросить с себя оставшуюся одежду. Мэтт приглушил свет и вернулся в постель. Аккорды песни «Летний домик» слабо доносились до них, и он прижался к Кэрол, вдыхая аромат ее кожи.
– Жаль, что у меня нет йогурта, – прошептал он, – тогда ты могла бы слизывать его с меня так, как ты слизывала его с ложки.
Кэрол поняла, чего он хочет, и с готовностью возместила отсутствие йогурта ласковыми поцелуями, дразнящим покусыванием и томным облизыванием. Его было так легко любить, когда тепло его кожи ощущалось рядом. Его вкус дарил наслаждение, запах опьянял, и Кэрол осознала, что занятие любовью с ним всегда будет приключением. Ласки Мэтта стали настойчивее, поцелуи жарче, а она все сильнее распаляла его, желая, чтобы его страсть разгоралась еще больше.
Внезапно Кэрол захотелось узнать, много ли других пар обрели то же блаженство в этой прелестной комнате, и она понадеялась, что их было великое множество. Она поняла, что попалась, когда Мэтт потянулся к ночной тумбочке за презервативом, но не стала жаловаться на то, что он соблазнил ее, воспользовавшись фальшивым предлогом. Он привез ее сюда именно для этого, для любви, и она хотела получить все, что он мог дать ей.
Изголодавшись по нему, она извивалась под ним, принимая его натиск в вечном танце, который сплавлял их души, прежде чем наступила ошеломляющая кульминация. Тихий стон Мэтта раздался в одно время с ее стоном, и, думая, что они – самая прекрасная пара из тех, кто когда-либо находил друг друга, Кэрол держала его в объятиях, пока он погружался в сон. Одна ее рука скользнула под его бедро, другая легла на спину; ее вовсе не тяготил вес его тела, ей даже нравилось это. Он, конечно, был прав, говоря, что она обычно слишком напряжена, но в этот момент она чувствовала полный покой и хотела, чтобы эта ночь не закончилась слишком скоро.
Но Мэтт не заснул. Он просто наслаждался тем, как прекрасно обнимать женщину. Он не испытывал этого слишком долго, но, прижавшись к Кэрол, он понял, что эта женщина не только разделяет его страсть – она просто создана для него. Он слегка приподнялся:
– Я не задавил тебя?
– Нет, все хорошо.
Руки Кэрол сплелись вокруг его талии. Ей было легко под его тяжестью, и последние следы ее былых тревог исчезли. Мэтт коснулся ее губ нежным поцелуем.
– Тебе действительно так спокойно, как кажется?
– Ммм.
Он уткнулся носом в ее шею, а она взъерошила его кудри:
– У тебя прекрасные волосы.
– Спасибо, а вдруг я облысею?
Кэрол слегка нахмурилась, пытаясь представить Мэтта без его великолепных серебристых кудрей:
– Придется воспитать в себе склонность к лысым мужчинам. Вряд ли это будет слишком трудно, потому что ты обладаешь великим множеством других достоинств.
– Неужели? Например?
– Не напрашивайся на комплимент. Наверняка ты слышал их огромное количество.
– Что-то не припомню, – заявил Мэтт с притворной скромностью.
Кэрол приподнялась, чтобы поцеловать его.
– Мне надо ехать домой. Пусти меня.
– Ты собираешься домой? – изумился Мэтт. Кэрол постаралась не обидеть его:
– Я же сказала тебе, что не смогу остаться надолго.
Непреклонность в ее тоне не оставляла сомнений, что она намерена ехать к себе. Мэтт перекатился на другую сторону кровати и сел:
– Я думал, ты захочешь остаться. Кэрол погладила его по спине:
– Так оно и есть, но завтра я открываю магазин. Если мы всю ночь проваляемся в постели, я буду слишком усталой, чтобы выполнять необходимую работу, а мне не хочется, чтобы первый покупатель застал меня врасплох.
До них доносилась песня Элвиса «Ты всегда в моем сердце», и, слушая его, Мэтт пришел к твердому убеждению, что Кэрол поступает неправильно. А еще он понимал, что если скажет об этом, то, вероятно, потеряет ее ни за грош. Холодок пробежал по его спине. «Не торопись», – приказал он сам себе. Оглядевшись в поисках брюк, он взял их и натянул на себя. Затем надел рубашку, но не стал застегивать ее.
– Я провожу тебя до машины.
– Спасибо, только мне нужно еще несколько минут.
Кэрол собрала свою одежду и прошла в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Ванная была оклеена красивыми обоями с букетиками фиалок на белом ажурном фоне. Кафель тоже был белым с бледно-лиловым отливом, и Кэрол подумала, что это прекрасное дополнение к убранству спальни. Приоткрыв дверь, она крикнула ему:
– Эта ванная просто очаровательна.
Сейчас Мэтта вовсе не волновали комплименты по поводу отделки дома, но он постарался не выдать, какое сильное разочарование испытывает:
– Благодарю за похвалу.
Одевшись, Кэрол вытерла салфеткой разводы туши под глазами. В сумочке у нее была щетка, и она взбила свои кудряшки, а потом накрасила губы помадой. Теперь она выглядела достаточно прилично, чтобы доехать до дома, но на самом деле ей не хотелось уезжать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Ванная комната выглядела ослепительно новой, и, пораженная такой искусной работой, Кэрол улыбнулась:
– Это так же красиво, как результат работы оформительского отдела «Расселла». Давай посмотрим кухню.
Кэрол прошла за Мэттом через холл в обширную кухню и комнату для завтрака. Бледно-голубая с белым, она была не только очаровательна, но и хорошо спланирована, что позволяло оптимально использовать пространство и новейшие кухонные приспособления.
– Я понимаю, что тебе пришлось нанять субподрядчиков, но ты проделал необыкновенную работу, Мэтт. Я действительно потрясена.
Мэтт не ожидал похвалы своей работе и, смутившись, только пожал плечами. В доме была система внутренней связи, позволявшая передавать музыку во все помещения, и он настроил систему на свою любимую радиостанцию. Смоки Робинсон пел знаменитую песню «Слезы клоуна». Она слишком сильно трогала Мэтта, и он приглушил громкость.
– Я хочу, чтобы ты посмотрела комнаты наверху. Дубовые перила широкой лестницы были обильно украшены резьбой, но ступеньки гулко вторили их шагам, когда они поднимались на второй этаж.
– Давай начнем с дальнего конца, – предложил Мэтт и провел своеобразную обзорную экскурсию, которая должна была закончиться в его спальне.
Пройдя через ряд пустых комнат, Кэрол в восхищении залюбовалась убранством спальни. Стены там были бледно-лиловыми, почти такими же, как в ее собственной комнате. Ажурная спинка латунной кровати приковывала взор, белье от Лоры Эшли манило прилечь, кружевные занавеси на окнах были безупречны, ковер с цветочным рисунком мягко стелился под ногами, а люстра и вентилятор были очаровательны.
– Если ты сам оформил эту комнату, Мэтт, тебе не нужны мои советы и помощь. Здесь очень красиво. Просто доверься своему инстинкту, и я уверена, что у тебя будет замечательный дом.
Мэтт остался стоять у двери, слегка загораживая выход.
– Спасибо, но есть большая разница между приведением в порядок единственной спальни и оформлением целого дома. Сядь-ка на минутку, я хочу поговорить с тобой.
Кэрол оглянулась в поисках стула, но единственным местом, где она могла бы устроиться, была великолепная кровать.
– О нет, не надо. Я лучше постою. А еще лучше давай поговорим в другой раз.
Сомневаясь, что у него хватит мужества и представится другой такой же удобный случай в ближайшее время, Мэтт покачал головой:
– Нет, это недолго. Ты всегда выглядишь так, словно тебя слишком туго завели, Кэрол. Попытайся расслабиться на минутку, если можешь.
Последовав своему же совету, он скрестил руки на груди, чтобы чувствовать себя свободнее, и прислонился к дверному косяку.
– Моя жена умерла как раз перед двадцатипятилетием нашей совместной жизни. Она болела два года, и, несмотря на то, что ею занимались лучшие врачи и было обеспечено прекрасное лечение, она так и не дожила до этого юбилея. Я верил, что она выкарабкается, надеялся, что еще один курс химиотерапии или облучения излечит ее от рака и мы вместе отпразднуем не только двадцать пять лет, но и все пятьдесят. Когда она легла в больницу в последний раз, ее врач пытался сказать мне, что она оттуда уже не выйдет, но я отказывался верить ему. Дебора, однако, знала об этом и не боролась. Она просто умерла. Я знаю, это было благословением, что она избавилась от ужасных болей, но я все еще злюсь оттого, что остался один, и, хуже того, я чувствую себя виноватым, потому что не болел и дня в своей жизни, а она так страшно мучилась.
Когда Мэтт умолк, чтобы вытереть глаза, Кэрол захотелось сказать что-нибудь, что показало бы ему, как она его понимает, но она промолчала, боясь, что он оборвет ее и велит не перебивать. Она ухватилась за край кровати, комкая в ладонях покрывало. Ей было понятно, что эта исповедь для Мэтта – что-то вроде терапии, но, поскольку его воспоминания о первой жене были так живы, Кэрол сомневалась, что он когда-нибудь заинтересуется ею, и эта невозможность жестоко ранила ее.
– Последние четыре года прошли как в тумане, потому что единственное, чем я занимался, была работа. Один день не отличался от другого, и так было до тех пор, пока я не встретил тебя на барбекью в твоем доме. В тот момент, когда наши глаза встретились, я внезапно вспомнил, что значит влюбиться в женщину.
Разговор коснулся наболевшей темы, и Кэрол почувствовала, что должна ответить:
– Но ведь я не в твоем вкусе, Мэтт. Я невысокая, и не брюнетка, и в теннис играю скверно.
Мэтт пришел в недоумение:
– С чего ты взяла, что мне нравятся высокие темноволосые чемпионки по теннису?
Кэрол слабо махнула рукой:
– Ты сказал, что Дона Стросс выглядит великолепно, а мы с ней полные противоположности.
Мэтт подошел к кровати, сел рядом с ней и взял ее за руку.
– Знаешь, что я имел в виду, когда говорил, что тебя слишком туго завели? Ты как одна из этих заводных пластиковых лягушечек, прыгаешь туда-сюда, не имея представления, куда попадешь. Дона действительно привлекательна, но я просто трепался, потому что ее муж выглядел так чертовски хорошо, что, по моим представлениям, должен был бы носить накрахмаленные пижамы. Я не думал, что ты вообразишь, будто я всерьез восхищен ею, иначе попридержал бы язык.
– Стросс, вероятно, носит шелковые пижамы, если вообще их носит, но я понимаю, что ты хочешь сказать.
– Отлично, это уже прогресс. – Мэтт много раз репетировал следующую часть разговора, но все еще опасался, что выразится недостаточно ясно. – Я клянусь, что никогда не забуду ту ночь после вечеринки, но когда я проснулся на следующее утро…
Кэрол открыла рот, но, зная, что она собирается сказать ему, чтобы он прекратил, Мэтт быстрым поцелуем заставил ее замолчать.
– Пожалуйста, потерпи еще немного, – попросил он. – Когда я проснулся, ты прижалась ко мне, такая теплая и нежная, что на секунду я почувствовал, как мир снова стал прекрасным, а затем меня охватило чувство вины, потому что я наслаждался жизнью с тобой, а Дебора умерла и никогда больше не сможет любить. Какую-то секунду я испытывал то же состояние, что и в ту ночь, когда она умерла. Гнев, ярость, вина – все это было уже знакомо, и я больше не хотел испытывать подобную боль, поэтому я сел на пол, просто стараясь сохранить здравомыслие, пока ты не проснешься и я не смогу сказать тебе, что было ошибкой заниматься любовью. То, что ты разгадала меня, не удивительно, но я боялся, что ты сочтешь меня чокнутым, если я скажу тебе, что счастье, которое ты мне подарила, заставило меня испытать ужасное чувство вины.
Дэн советовал Кэрол быть терпеливой с Мэттом, но она сомневалась, что сможет прожить достаточно долго, чтобы заставить его забыть о потере жены. Она крепко сжала его пальцы:
– И эта же вина заставляет тебя говорить со мной теперь, не так ли? Ты знаешь, что сделал мне больно, и тебе стыдно. Чего же ты хочешь от меня теперь? Чтобы я простила тебя?
– Нет, я хочу попросить, чтобы ты любила меня, и только наше будущее имеет теперь значение.
Ошеломленная Кэрол решила, что плохо расслышала его.
– Прости, что ты сказал?
Она раскрыла глаза так широко, что ресницы взлетели почти до самых бровей, и Мэтт почувствовал, что ее изумление вызывает в нем прилив нежности.
– Я купил этот дом не просто для того, чтобы убежать от прошлого, но чтобы оставить его за спиной. У нас с Деборой было что-то совершенно особенное, но это не означает, что я не могу любить тебя или что у нас не получится чего-то, даже лучшего. Ты, конечно, не особенно поощряла меня, но если ты простишь мне то, что я совершенно растворился в своей печали и не смог понять, какой необыкновенной может стать наша совместная жизнь, то ты никогда не пожалеешь об этом.
Кэрол продолжала тупо смотреть на него, и Мэтт сыграл следующий такт:
– Посмотри на это с другой стороны. Мой дом намного ближе к «Темно-красной роскоши». Переехав сюда, ты сэкономишь не только время, но и немало литров бензина.
Этого прозаического комментария было достаточно, чтобы вывести Кэрол из состояния тихого шока. Она не хотела просто жить вместе с Мэттом. Женщина, которую он любил прежде, была его женой, и Кэрол не желала довольствоваться меньшим. Но, по крайней мере, он сказал, что любит ее, и с этого можно было начинать.
– Я хотела бы, чтобы ты был честен со мной тогда, в моем доме.
– Я не смог иначе, это было слишком больно.
– Но не больнее лжи? Нет, Мэтт, если мы собираемся иметь нечто большее, чем просто одна ночь, проведенная вместе, ты должен обещать быть всегда честным со мной. Любовь не может расцвести в атмосфере лжи.
– Я знаю.
Однако вместо того, чтобы дать ей обещание, которого она ждала, он обнял и поцеловал ее. Не желая отпугнуть ее, он был очень нежен, пока не убедился, что она отвечает ему, и тогда, дав волю страсти, он опрокинул ее на кровать и лег рядом.
– Я люблю в тебе все, – прошептал он в перерыве между поцелуями, – даже твой острый язычок.
Обрадованная, задыхающаяся, возбужденная, Кэрол с радостью отвечала на каждый из его нежных поцелуев со все более пылкой страстью. Мэтт расстегнул ее платье, она расстегнула его рубашку, и затем им пришлось подняться с кровати, чтобы торопливо сбросить с себя оставшуюся одежду. Мэтт приглушил свет и вернулся в постель. Аккорды песни «Летний домик» слабо доносились до них, и он прижался к Кэрол, вдыхая аромат ее кожи.
– Жаль, что у меня нет йогурта, – прошептал он, – тогда ты могла бы слизывать его с меня так, как ты слизывала его с ложки.
Кэрол поняла, чего он хочет, и с готовностью возместила отсутствие йогурта ласковыми поцелуями, дразнящим покусыванием и томным облизыванием. Его было так легко любить, когда тепло его кожи ощущалось рядом. Его вкус дарил наслаждение, запах опьянял, и Кэрол осознала, что занятие любовью с ним всегда будет приключением. Ласки Мэтта стали настойчивее, поцелуи жарче, а она все сильнее распаляла его, желая, чтобы его страсть разгоралась еще больше.
Внезапно Кэрол захотелось узнать, много ли других пар обрели то же блаженство в этой прелестной комнате, и она понадеялась, что их было великое множество. Она поняла, что попалась, когда Мэтт потянулся к ночной тумбочке за презервативом, но не стала жаловаться на то, что он соблазнил ее, воспользовавшись фальшивым предлогом. Он привез ее сюда именно для этого, для любви, и она хотела получить все, что он мог дать ей.
Изголодавшись по нему, она извивалась под ним, принимая его натиск в вечном танце, который сплавлял их души, прежде чем наступила ошеломляющая кульминация. Тихий стон Мэтта раздался в одно время с ее стоном, и, думая, что они – самая прекрасная пара из тех, кто когда-либо находил друг друга, Кэрол держала его в объятиях, пока он погружался в сон. Одна ее рука скользнула под его бедро, другая легла на спину; ее вовсе не тяготил вес его тела, ей даже нравилось это. Он, конечно, был прав, говоря, что она обычно слишком напряжена, но в этот момент она чувствовала полный покой и хотела, чтобы эта ночь не закончилась слишком скоро.
Но Мэтт не заснул. Он просто наслаждался тем, как прекрасно обнимать женщину. Он не испытывал этого слишком долго, но, прижавшись к Кэрол, он понял, что эта женщина не только разделяет его страсть – она просто создана для него. Он слегка приподнялся:
– Я не задавил тебя?
– Нет, все хорошо.
Руки Кэрол сплелись вокруг его талии. Ей было легко под его тяжестью, и последние следы ее былых тревог исчезли. Мэтт коснулся ее губ нежным поцелуем.
– Тебе действительно так спокойно, как кажется?
– Ммм.
Он уткнулся носом в ее шею, а она взъерошила его кудри:
– У тебя прекрасные волосы.
– Спасибо, а вдруг я облысею?
Кэрол слегка нахмурилась, пытаясь представить Мэтта без его великолепных серебристых кудрей:
– Придется воспитать в себе склонность к лысым мужчинам. Вряд ли это будет слишком трудно, потому что ты обладаешь великим множеством других достоинств.
– Неужели? Например?
– Не напрашивайся на комплимент. Наверняка ты слышал их огромное количество.
– Что-то не припомню, – заявил Мэтт с притворной скромностью.
Кэрол приподнялась, чтобы поцеловать его.
– Мне надо ехать домой. Пусти меня.
– Ты собираешься домой? – изумился Мэтт. Кэрол постаралась не обидеть его:
– Я же сказала тебе, что не смогу остаться надолго.
Непреклонность в ее тоне не оставляла сомнений, что она намерена ехать к себе. Мэтт перекатился на другую сторону кровати и сел:
– Я думал, ты захочешь остаться. Кэрол погладила его по спине:
– Так оно и есть, но завтра я открываю магазин. Если мы всю ночь проваляемся в постели, я буду слишком усталой, чтобы выполнять необходимую работу, а мне не хочется, чтобы первый покупатель застал меня врасплох.
До них доносилась песня Элвиса «Ты всегда в моем сердце», и, слушая его, Мэтт пришел к твердому убеждению, что Кэрол поступает неправильно. А еще он понимал, что если скажет об этом, то, вероятно, потеряет ее ни за грош. Холодок пробежал по его спине. «Не торопись», – приказал он сам себе. Оглядевшись в поисках брюк, он взял их и натянул на себя. Затем надел рубашку, но не стал застегивать ее.
– Я провожу тебя до машины.
– Спасибо, только мне нужно еще несколько минут.
Кэрол собрала свою одежду и прошла в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Ванная была оклеена красивыми обоями с букетиками фиалок на белом ажурном фоне. Кафель тоже был белым с бледно-лиловым отливом, и Кэрол подумала, что это прекрасное дополнение к убранству спальни. Приоткрыв дверь, она крикнула ему:
– Эта ванная просто очаровательна.
Сейчас Мэтта вовсе не волновали комплименты по поводу отделки дома, но он постарался не выдать, какое сильное разочарование испытывает:
– Благодарю за похвалу.
Одевшись, Кэрол вытерла салфеткой разводы туши под глазами. В сумочке у нее была щетка, и она взбила свои кудряшки, а потом накрасила губы помадой. Теперь она выглядела достаточно прилично, чтобы доехать до дома, но на самом деле ей не хотелось уезжать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46