Люди заполняли внутренний двор с поразительной быстротой. Каждый стремился посмотреть на ужасное зрелище, которое предстало их глазам, но еще больше народ хотел посмотреть на Ричарда в гневе.
Их лорд больше не был монахом.
Ричард не обращал на них никакого внимания. Он быстро шагал в холл, неся в руке свою кровавую ношу. Хенли с одним из рыцарей Молтона играли в шахматы, когда увидели Ричарда. На их лицах не отразилось никаких эмоций. Ричард даже не думал о Бертраде, мысли о свершенном им грехе оставили его. Он уже не боялся осуждения Хенли: все его опасения были смыты потоком крови, которую он пролил, защищая Изабель. Все, что видел Ричард, стоя лицом к лицу с Хенли, – это испуганное лицо Изабель и ее тщетно борющееся хрупкое тело.
Ричард бросил голову Адама, и она покатилась по каменному полу, остановившись у ног лорда Хенли.
Хенли отскочил в сторону.
– Ты притащил этого паршивого пса ко мне в замок, несмотря на мой протест, – грозно произнес Ричард. – Он осмелился протянуть свои грязные руки к моей жене и заплатил за это собственной жизнью. Так будет с каждым, кто осмелится обидеть Изабель. Забирай то, что от него осталось, и уезжай. Немедленно.
За его спиной стоял Роланд, молчаливо поддерживая его. Но в этом, казалось, не было необходимости. У Хенли не возникло никакого желания сражаться, а если бы и возникло, то Ричард был бы ему более чем достойным противником. Это понял каждый, кто присутствовал в холле. Ричард каждый день встречался лицом к лицу со своими демонами, а такой воин почти не знает страха. По правде говоря, его сила увеличилась во много раз после его сражений с невидимыми силами тьмы.
Хенли посмотрел на голову с кровавым обрубком, оставшимся от шеи, а затем поднял глаза на Ричарда. Не говоря ни слова, он вышел из холла. За ним поспешили его вассалы.
– Я провожу его до ворот, – вызвался Роланд. – Вы нужны своей леди.
Ричард благодарно кивнул и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Если бы понадобилось, он с удовольствием убил бы Хенли. С удовольствием и без малейшего раскаяния. Настолько он отдалился от бенедиктинского братства. Но осознание этого не принесло ему ни боли, ни чувства утраты. Он больше не монах. Но это уже в прошлом, а Изабель он нужен сейчас. В этом Роланд прав.
Уже во второй раз он рванул вверх по ступенькам в поисках своей жены. Разве он когда-либо стремился к своим молитвам с таким не терпящим отлагательства рвением? Уильям стоял спиной к открытой двери в комнату, и Ричард мог видеть Изабель, застывшую около окна. Она вцепилась в каменный подоконник так, что побелели костяшки пальцев.
– Она не хотела оставаться одна и попросила не закрывать дверь, – мягко объяснил Уильям.
Машинально кивнув, Ричард прошел мимо Уильяма из Гринфорда. Его мысли целиком и полностью были заняты женой.
– Изабель, – позвал он, и каждый звук ее имени был столь же приятен его языку, как причастие.
Она сразу же повернулась к нему, и из ее глаз хлынули так долго сдерживаемые слезы. Они тихо капали вниз, потому что Изабель всегда молча переживала свои огорчения и неудачи. Он знал эту ее черту. Он так хорошо знал ее, свою жену.
Она была вся в крови, впрочем, как и он сам. В крови были ее волосы, ее платье, ее руки и лицо.
Она кинулась в его объятия, приникнув лицом к его широкой груди, и ее рыдания эхом отозвались в его сердце.
Изабель.
Он поднял ее на руки, ощущая радость от прикосновения ее теплого тела, наслаждаясь даже тем, что он просто чувствует рядом ее дыхание, упиваясь мерным стуком ее сердца, отражающегося от его груди. Она жива. Жива, цела и невредима.
Все возрастающее чувство радости окутало его, как облака окутывают солнце. Как знакома ему эта радость от ее присутствия. Знакома и естественна. Он отпугнул ее от себя, женщину, которая знала каждый уголок его сердца. Каким он был дураком! Он слушал колкости Николаса и других мальчишек, стыдящих его за то, что он водит дружбу с невестой своего брата. Она была единственным его другом, а он убедил себя, что его привязанность к ней, его потребность в ее участии – это акт предательства и вероломства. И он начал избегать ее, а она только изумленно смотрела на него. Изабель жаждала его дружбы, его тепла, а он сам отогнал ее, оставшись один. Но во всем Молтоне, нет, во всей его жизни для него существовала только Изабель.
И от этой мысли, от этого неожиданного открытия сердце замерло у него в груди.
Глава 25
С нескрываемым удивлением Ричард наблюдал, как в их покои заносят огромную деревянную ванну. Уильям стоял в дверях, руководя слугами.
– Повторяю, вы можете идти отдохнуть, – сказал Ричард, когда бадья заняла место посередине комнаты.
– Вы ничего мне не сказали, только кивнули головой, как я предположил, в знак приветствия, – ответил Уильям. – Я позаботился о ванне: она смоет и грязь, и волнение.
– Похоже, у вас припасен ответ на все случаи жизни, – протянул Ричард.
– И это сослужит вам хорошую службу, – подтвердил Уильям, подходя к Ричарду ближе. – Ваша жена должна смыть все следы этого происшествия со своего тела и из своих мыслей. Мы должны вернуть ей ее прежнюю чистоту и невинность. Ванна излечит ее, поможет смыть с себя чувство вины.
Ричард внимательно изучал лицо Уильяма, заглядывая в его глубокие серебристо-серые глаза. За его легкими и шутливыми словами скрывались хорошо спрятанные боль и разочарование. Возможно, он постиг эту мудрость после собственного неудачного опыта?
– В случившемся нет ее вины, – произнес Ричард.
Уильям улыбнулся:
– Хорошо сказано, Ричард, лорд Дорни, и это чистая правда. Но мысли женщины подобны зайцу, убегающему от преследователя. Никогда не можешь знать заранее, что она подумает или решит. Нужно привести мысли Изабель в порядок, но действовать надо осторожно: медленно и нежно.
– И начать нужно с горячей ванны? – улыбнулся Ричард.
Уильям изящно пожал плечами:
– Чистота еще никогда никому не приносила вреда.
– Нет, не приносила, – согласился Ричард. – А к Изабель я чувствую только нежность. У вас не было необходимости напоминать мне об этом, но я признателен вам за откровенность.
Уильям улыбнулся и крепко сжал ему руку. Затем повернулся к выходу.
– А за ванну?
– И за ванну тоже.
– Я знал, что мой нюх никогда меня не подводит. – Уходя, Уильям комично фыркнул и сморщил нос.
Мимо Ричарда к высокой кровати, на которой сидела, содрогаясь в тихих рыданиях, Изабель, быстро прошла Джоан. Она обняла за плечи сидящую в середине постели Изабель, пытаясь хоть как-то утешить ее. От горячей воды в бадье, в которую уже добавили особое ароматное мыло лорда Уильяма, шел пар. Джоан начала аккуратно раздевать Изабель, бормоча ей в ухо какую-то чепуху: так женщина старалась хоть немного ободрить свою госпожу.
По лестнице поднимался Роланд, его плащ бесшумно развевался позади него. Ричард прикрыл дверь, чтобы скрыть от посторонних глаз свою Изабель, и повернулся к Роланду.
– Хенли покинул замок. И его вассалы с ним, – сказал Роланд. – Он ушел, не сказав ни слова, и даже не обернулся.
– Вы ожидали чего-то другого?
– Он так настаивал на въезде в Дорни, вполне возможно, что он мог заупрямиться, не желая покидать его.
– Вы не совсем понимаете его мотивов, – заметил Ричард. – Хенли бросается в бой, только если твердо уверен в своей победе. А при малейшем признаке действительной опасности, при малейшей вероятности проигрыша он быстро уносит ноги.
Ричард увидел в темных глазах Роланда немой вопрос, но тот из вежливости не стал ничего больше говорить. Тут все ясно: почему Хенли был так уверен в том, что сможет въехать в замок? Да потому, что он был уверен в том, что подчинил себе Ричарда.
Хенли всегда был уверен в этом.
Сквозь толстую деревянную дверь Ричард услышал тихие рыдания, доносящиеся из комнаты, и сразу же поспешил к жене, мгновенно забыв и о Роланде, и о Хенли.
Широко раскрытыми от ужаса глазами Изабель смотрела на пропитанное кровью блио, которое Джоан только что сняла с нее.
– Ничего страшного, Изабель, – повторяла Джоан, держа в руках окровавленное платье.
Ричард, одним прыжком оказавшись рядом с женщинами, выхватил из рук Джоан роковое блио и вышвырнул его в окно.
– Теперь все позади, Изабель, – произнес он.
Округлившиеся от страха зеленые глаза уставились на него.
Она стояла раздетая, и на молочно-белой коже ее запястий явственно виднелись оставленные грубыми пальцами Адама синяки. Ее лицо было все еще испачкано кровью, но это было не важно. Главное – она цела.
– Иди сюда, Изабель. Помойся. Разве ты не хочешь стать чистой? – спросил он.
– Я хочу улететь отсюда. – Ее голос напоминал шуршание осенних листьев на ветру.
– И ты не возьмешь меня с собой? – спросил он, но тут же прикусил язык. Не стоило показывать свою слабость при Джоан. Он оглянулся и увидел, что дверь плотно закрыта: Джоан оставила их, они были одни в комнате.
Он хотел ее. Даже такую: избитую, всю в крови, дрожащую от страха. Он хотел ее. И даже больше – она была нужна ему как воздух, как сама жизнь. А ей хочется только одного – покинуть его.
– Ты уже улетел, – сказала она. Ее мокрые волосы слиплись в бурые пряди. Она напоминала только что вылупившегося из яйца цыпленка – такая же хрупкая и влажная. – Ты улетел, оставив меня.
– Я здесь, Изабель, – возразил Ричард и, нежно обняв, осторожно приподнял ее и бережно опустил в горячую ванну.
– Сейчас, – горько сказала она.
– Всегда, – пообещал он.
Это слово вызвало в ее душе радостное волнение, но Изабель подавила в себе это чувство. Если бы это действительно было так… Но это не так, и она прекрасно это знает. Она вовсе не дура. Сейчас он готов сказать ей все, что угодно, чтобы успокоить ее. Он никогда не останется с ней. Нельзя быть братом-бенедиктинцем и жить в Дорни.
Она позволила ему купать себя, его осторожным пальцам скользить по ее намыленной коже. Его нежные прикосновения успокаивали ее. Горячая вода согревала ее измученное тело, вытесняя из памяти холодные прикосновения Адама и растапливая лед, сковавший ее после его подлого нападения.
Неужели она сама во всем виновата?
Эта мысль никогда не даст ей покоя.
Наверное, она такая же, как Элис. Наверное, она сама будит в мужчинах жажду насилия. Наверное, смерть Адама – целиком на ее совести.
Ричард самозабвенно омывал ее расслабившееся тело. Его пальцы ласкали ее кисти, предплечья и плечи. Затем он нежно помассировал ее ступни, прошелся мыльной тряпочкой по длинным стройным ногам. Он вымыл ей волосы, нежно массируя пальцами кожу головы, не оставляя на темных прядях ни малейших следов крови. Он делал все так нежно, с такой любовью, как будто имел дело с маленьким ребенком. Или как будто монах жалел кающегося грешника. Эти прикосновения не были прикосновениями мужа.
Он хотел ее так сильно, что его буквально трясло от страсти. Нет, то, что он чувствовал, было больше, чем страсть. Это была необъятная река, смешанная из желания, тоски и благодарности, и воды ее омывали его тело так же упорно, как он сам мыл сейчас Изабель.
Ароматная вода смывала с нее остатки воспоминаний о грязном нападении Адама. Изабель цела, она в безопасности. Это все, что имело для него значение. Ричард благодарил Бога, что пошел ее искать и нашел так вовремя. И он молил Бога, чтобы тот дал ему сил не показать своей жене переполнявшее его желание: ведь сейчас она явно не хочет его как мужчину. Ей нужна его сила, его защита; его желание станет для нее бременем, которое заставило ее дрожать вчера ночью в брачной постели.
Он вынул ее из бадьи, как малого ребенка, и начал медленно вытирать ее влажное тело куском мягкой ткани. Она спокойно стояла, послушная и безразличная ко всему. Она никогда не была такой.
Когда он закончил вытирать ее, Изабель кинулась на кровать и укрылась теплым мехом. И все равно ей не удалось унять дрожь в теле. Его сердце разрывалось на части, когда он видел, что его всегда такая живая, дикая и веселая Изабель так скована страхом.
Он снял с себя собственную окровавленную одежду и выбросил ее в окно. Изабель следила за ним одними глазами, но затем смущенно отвела взгляд, когда он начал погружаться в воду, в которой недавно сидела она сама. Ванна становилась холодной, и Ричард начал поспешно мыться. Он должен очиститься, смыть с себя все признаки совершенного им убийства, прежде чем снова коснется ее.
Следы убийства были только снаружи, внутри же его не было ни раскаяния в содеянном, ни вины от отсутствия этого раскаяния. Единственной целью, которую он преследовал, была защита Изабель, и он успел спасти свою жену в самый последний момент. Если бы он не подоспел вовремя… Нет, никогда больше такого не повторится.
– Если ты так и будешь выбрасывать одежду из окна, скоро нам не в чем будет ходить, – сказала она с робкой улыбкой.
– А разве Дорни не преуспевающее имение? – улыбнулся он в ответ.
– Да, но только потому, что мы носим свою одежду больше, чем один раз. – Внезапно она опустила глаза, печально вздохнув. – Это платье принадлежало моей матери.
– Мне очень жаль, Изабель, – произнес он, пытаясь взглядом отыскать ее глаза. – У моей матери было много платьев, которые очень пойдут тебе. Они будут твоими, как только мы приедем в Уорфилд.
Она только кивнула в ответ.
Изабель увидела желание в его глазах и от этого начала дрожать еще сильнее. Внезапно он стал таким же, как тогда, давным-давно, когда поцеловал ее в первый раз. Может быть, тот поцелуй, тот единственный поцелуй не был ложью…
Но это уже не имеет значения. Она не хотела желать его так, как раньше. Ей было слишком больно, когда Ричард изменил свое решение, поменяв, таким образом, всю свою жизнь.
Изабель не доверяла ему, не могла, не смела довериться этому человеку. Ее сердце кричало, но она безжалостно заглушала его вопли.
Ричард уже смотрел на нее так, как сейчас. Это случилось только однажды, и его синие глаза были глубокими, как озера, и сверкали, как звезды. Его брови темными дугами нависли над светящимися глазами, его полные, четко очерченные губы казались неестественно красными на фоне белоснежных зубов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41