– Эдмунд, – позвала она, – покажи лорду Хенли дорогу к холлу. Роберт, проследи, чтобы для наших нежданных гостей принесли пирог с курятиной и сыр. Элис, проверь, готовится ли вода для ванны. Я уверена, что по крайней мере один человек сегодня будет принимать ванну, – улыбнулась она Уильяму.
Он улыбнулся в ответ, и она увидела восхищение в его глазах. Это придало ей сил.
Хенли ушел. За ним поспешили Адам и остальные. Плестись вслед за Хенли – вот все, что им осталось в этой жизни. Адам должен был уехать, как она велела ему, в имение, которое давалось ей в приданое, и остаться там. Но он не сделал этого.
Когда они удалились, Ричард расслабился, расправил плечи и сказал:
– Изабель, позаботься, пожалуйста, чтобы воды было достаточно для двух ванн. Никогда в жизни мне не хотелось залезть в воду так, как сейчас. В Дорни найдется бадья, которая вместит меня целиком?
– Найдется, – сказал Уильям. – Она у меня в комнате.
Губы Ричарда растянулись в улыбке уже во второй раз за этот день.
Глава 23
В Дорни нашлось больше одной большой бадьи. Ричард как раз отмокал в такой, а Эдмунд был рядом на случай, если его лорду понадобится помощь, когда в комнату вошла Изабель. Он нарочно послал за ней, зная, что будет обнаженным, полузакрытым водой, когда она придет. Ричард сам не понимал, зачем делает это, но не хотел копаться в своем сердце, чтобы выяснить эту причину.
Он сидел в воде, желая поскорее смыть со своего тела запах лорда Хенли, присутствовавшего в Дорни. И Адама. Их прибытие заставило кровоточить раны, которые только начали затягиваться после его признания прошлой ночью на супружеской постели.
Он знал, что Изабель рассержена на него и не ищет встречи с ним. Она думает, что ее муж влюблен в Бертраду. И все же, когда приехал Хенли, она встала на его сторону. Он не ожидал этого. Но если бы он хоть чуть-чуть знал ее, он бы понял, что Изабель не может поступить иначе. Она всегда была рядом, всегда защищала его, в то время как он только и делал, что игнорировал ее присутствие. И так все долгие годы, проведенные вместе в Молтоне. Даже теперь, когда она имела полное право отвергнуть его, она пришла по первому его зову. И вот она стоит перед ним посреди просторных покоев, и глаза ее гневно сверкают.
Хоть бы он мог не обращать внимания на ее раздражение.
– Эдмунд! – сказала она, избрав несчастного юношу мишенью для своего гнева. – О чем ты думал, когда нападал на нашего гостя, который не сделал тебе ничего дурного? Что бы он ни сказал, чтобы поддеть тебя там, во дворе, я-то знаю, что этот милый юноша может заставить улыбнуться даже самого хмурого человека.
– Миледи, – пробормотал Эдмунд, умоляюще глядя на Изабель, – я не думал…
– Это заметили все, кто был во дворе, – отрезала она. – Впредь постарайся думать.
– Постой, Изабель, – сказал Ричард, сверля ее своими темными глазами. – Перестань. Парень уже ответил за свой проступок. Все улажено. Не говори ему ничего. Это была всего лишь драка двух мальчишек, ничего более.
Ничего более? Поднятые мечи, жаждущие крови, и глаза, полные боевого азарта? Именно это видела она, хотя была в этой самой комнате, а значит, довольно далеко от места сражения. Но она не должна больше ничего говорить, хотя дело касается Эдмунда, которому она доверяла, как собственному брату, только потому, что лорд Дорни и Уорфилда приказал ей молчать? Деспотизм Ричарда просто невыносим. Но сейчас она не скажет больше ни слова, это может подорвать доверие к Ричарду людей, которыми он должен командовать. Она ничего не скажет в присутствии Эдмунда. Кроме того, Изабель была уверена, что Ричард уладил это дело с Эдмундом, и решила не затрагивать эту тему в присутствии юноши. Из ее уст Ричард не услышит ни слова. Была бы ее воля, она вообще никогда не стала бы с ним разговаривать.
Ну зачем он лежит сейчас в своей бадье – такой размякший и вялый?
Во время их супружеской ночи она почти не разглядела его, так как в комнате было темно, а ее глаза распухли от слез. Но теперь она ясно могла видеть его.
Он совсем не похож на монаха.
У него могучие мускулистые руки, под кожей отчетливо вырисовываются синеватые вены. Шея довольно мощная, а темный контур, оставшийся после чисто выбритой бороды, придает ему мужественный вид. От сильной шеи волосы спускаются вниз, к широкой мускулистой груди, покрытой завитками темных волос. Его живот плоский и подтянутый, мышцы на нем напряглись, когда Ричард поменял положение тела, стараясь сесть вертикально. Да, он, конечно, довольно худой, но на монаха не походит. Он воин, нетерпеливый и жестокий, готовый к сражению, храбрый и мужественный. Именно такого Ричарда она помнила. Это именно тот человек, которого она искала.
До того, как узнала о Бертраде.
До того, как поняла, насколько лживым был его поцелуй.
Она смотрела ему в глаза, стараясь отвести взгляд от его мужественной фигуры. Он смотрел на нее в ответ, и его темно-синие глаза казались такими глубокими, что ей захотелось погрузиться в их манящую бездну. Но она отбросила от себя эти мысли. Она больше не будет выставлять себя дурой из-за Ричарда. Она оставит свои девичьи грезы и несбыточные мечты позади, в своем детстве. Теперь она взрослая женщина и должна знать свои обязанности.
– Эдмунд, оставь нас, – произнесла она в тот момент, когда Ричард сказал:
– Выйди из комнаты, парень.
Эдмунд поспешил покинуть комнату, а заодно и царящую в ней напряженную обстановку. Он очень уважал Ричарда, что вызывало жуткое раздражения Изабель. Когда это Ричард успел настолько утвердиться в роли лорда Дорни, что Эдмунд забыл о своей верности ей и так привязался к этому монаху, который теперь стал их общим хозяином?
Но Ричард больше не монах. Разве она этого не заметила? С каждым днем он все менее походил на монаха, обретая воинственный облик. Но почему тогда она чувствует себя такой ничтожной? Такой несчастной?
Из-за Бертрады.
Как легко ей открылся этот ответ.
Когда дверь в комнату закрылась, Изабель снова уставилась на Ричарда. Она чувствовала, что не может перестать смотреть на него, и кляла себя за это безумие.
Он облокотился спиной о край деревянной бадьи. При свете дня черты его лица казались прямыми и острыми. На коже цвета слоновой кости его глаза казались двумя светящимися сапфирами. Такая красота в мужчине была просто… неотразимой. И греховной. Разве не эти руки, лениво лежащие сейчас на краях бадьи, разводили ее бедра с такой нежной силой? Разве не этот рот целовал ее шею, нащупывая пульс своей горячей влажной глубиной? Разве не он в самом деле вошел в нее своей огромной твердой плотью, сорвав тонкую преграду, и сделал своей? Но стала ли она принадлежать ему?
Изабель с трудом сглотнула скопившуюся слюну и закрыла глаза, чтобы не видеть его. Все это время она жила в крохотном, придуманном ею самой мирке, который состоял из обрывков воспоминаний, ее грез, ее планов и памяти о крошечных мгновениях ее общения с Ричардом. Но больше она не хотела там жить. Это была просто детская игра. И Изабель больше не ребенок.
Стала ли она принадлежать ему?
Нет, потому что он по-прежнему принадлежит Бертраде.
Она замужем за человеком, который не хочет ее.
Она замужем за человеком, который везде и всегда повинуется только зову долга.
Чувство долга руководило его жизнью, когда он был еще молоденьким оруженосцем. Но о ней нельзя сказать то же самое. Она была слишком импульсивной, теперь она понимала это, и Ричард вполне имел право так пренебрежительно к ней относиться. Дни каждого человека на земле предопределены, каждый должен поступать так, как ведет его Бог. Она будет выполнять свои обязанности леди Дорни, не обращая внимания на боль, разрывающую сердце на части. Она не будет больше жить в своих мечтах.
Она должна стать другим человеком, и это поможет ей преодолеть боль.
– Изабель, нам надо поговорить. Мне нужно многое сказать тебе, – произнес Ричард.
Она заставила себя посмотреть на своего мужа. Да, он мужчина, о котором женщина может только мечтать, но отныне мечты не входят в круг ее обязанностей.
– Говори. Я готова тебя выслушать, – спокойно сказала она. В ее глазах, ее невероятно красивых, блестящих глазах он не мог прочесть ничего.
Он всегда, всегда видел по ее глазам, что она думает, чувствует, чем живет. Но не сейчас. Сейчас ее глаза были для него закрыты, и он не знал, что ему делать.
Он не знал эту Изабель.
Как может она быть настолько спокойной, настолько скрытной, когда он, обнаженный, находится в одной с ней комнате? Это кажется невозможным. Разве она не должна быть, как и он, взволнованна? Или смущена хотя бы самую малость?
Он взял ее, сделал своей здесь, на стоящей позади нее кровати. Разве не он накрывал ладонями ее груди, лаская нежную белую кожу всего несколько часов назад. Разве не он целовал ее в шею, чувствуя ее тепло, ощущая биение ее сердца на своих горячих губах. Разве не его руки разводили ее бедра, готовя Изабель принять в свое лоно его разгоряченную плоть.
Но она была не готова.
Вот в чем причина. Или только ее часть. Он надругался над ее телом, разрушив все ее девичьи грезы о любви, и сознался в грехе, который преследовал его, заставляя испытывать стыд, каждую минуту его жизни. Он взвалил на нее слишком много. Она не стала прилюдно оскорблять его, и это говорило о ее великодушии и милосердии. Он понимал, почему она закрыла от него свое сердце. Но не мог позволить этому продолжаться и дальше. Он хотел открыть дорогу к мыслям и сердцу Изабель. Он очень хотел этого. Краткий разговор с Роландом открыл ему глаза на то, чего Ричард не знал и не желал знать: он хотел, чтобы Изабель всегда была рядом. Он хотел, чтобы она прожила с ним всю свою жизнь. Он хотел ее внимания, ее расположения. Он хотел ее всю.
Он хотел ее.
Но не знал, как теперь получить ее.
Они с Изабель стали близкими друзьями с самой первой встречи. Во всем Молтоне одна она могла заставить его улыбнуться. Ей одной удавалось разделить его компанию. Ей одной он рассказывал свои самые сокровенные желания и опасения. Он не знал, как сумел заслужить ее дружбу тогда, и не знал, как снова завоевать ее сейчас. Раньше ему нужно было просто жить, чтобы Изабель всегда была рядом.
На этот раз этого оказалось недостаточно.
Он не знал, с чего начать. Ричард не был сладкоречивым льстецом и не знал, какие слова могут вернуть ее. Он умел драться. Он умел молиться. Но эти умения не помогут ему вернуть свою леди. Ричард и представить себе не мог, что эти навыки помогут ему завоевать жену.
Но он попытается.
– Я хочу поблагодарить тебя, – начал он. Всегда хорошо начинать разговор с благодарности. Ведь именно так зачастую и начинаются молитвы. – Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты была так приветлива и добра с нашими гостями. Ты отлично справилась, несмотря на то что к нам понаехало такое количество нежданных гостей. Я не знал, что ты такая способная.
Изабель, которую он знал с детства, вспыхнула бы от скрытого в этих словах оскорбления. А Изабель, стоящая сейчас перед ним, никак не отреагировала. Он с радостью принял бы от нее любой ответ, даже гневное возмущение. Но то, что сказала она, и особенно как она это сделала, привело его в тупик.
– Я не сделала ничего, что не входило бы в мои обязанности как леди Дорни. И я не жду за это похвалы, – сухо ответила она.
На этом запас его лестных слов иссяк. Он не знал, как вести себя с этой странной новой Изабель. С прибытием в Дорни лорда Хенли с его завуалированными обвинениями атмосфера в замке стала достаточно напряженной, и Ричарду не хотелось, чтобы Изабель внезапно стала считать себя незначительной и ничтожной. Куда подевалась его импульсивная и увлеченная девочка? Возможно, если они станут ближе в интимном смысле, она опять станет прежней?
– Раз уж Эдмунда рядом нет, не могла бы ты?.. – И он протянул ей кусок льняной ткани.
– Не могла бы я?.. – удивленно переспросила она, глядя на него округлившимися глазами.
– Потереть мне спину, – невинным тоном сказал он.
Изабель колебалась лишь несколько мгновений, и это делало ей честь. Она взяла кусочек мыла и стала усердно натирать им ткань. Ей ни к чему знать, что Эдмунд уже вымыл его полностью. Может быть, прикасаясь к нему своими руками, она ощутит хоть какие-то ответные чувства. Так оно и будет, утешал он себя, наклоняясь вперед в широкой бадье. За всю жизнь Изабель очень редко могла противостоять ему, а значит, вскоре она потерпит поражение.
Но этого не случилось.
Она терла его спину вдоль и поперек, в том числе и мускулистые ягодицы, как самая настоящая рабыня, выполняющая повседневную работу. Очень добросовестно, но в ее прикосновениях не было ни капли нежности, ни толики страсти, не было вообще никаких чувств.
И это поразило его до глубины души. И даже более того. Ее прикосновения, которые не были ни страстными, ни яростными, в которых не чувствовалось абсолютно ничего, заставили его плоть восстать, наполниться пульсирующим желанием. Он содрогался от страсти и делал это один.
Неужели она на самом деле так холодна? Неужели все ее чувства к нему умерли и утеряны безвозвратно?
Да, она не получила удовольствия от их близости, но редко какая девственница получала его. Что гораздо хуже, она, возможно, не простила ему то, что он согрешил с Бертрадой. Изабель потрясло его признание, как и должно было быть, а он, теперь Ричард это понял, решил, что ее преданность ему останется неизменной независимо от того, какой грех он совершил. Вот до какой степени он был уверен в ее чувствах к нему. Он ошибся в очередной раз, и теперь к списку его грехов можно с уверенностью приписать гордыню.
Не важно, какие раны он наносил сам себе, но он очень сильно обидел Изабель, невольно позволив ей думать, будто он ушел в монахи из-за своей несчастной любви к Бертраде и из-за их незаконной связи. Он позволил ей верить, что все еще любит жену своего бывшего лорда. Такая правда может оказаться для Изабель непомерным грузом, и он не может позволить ей нести столь тяжкое бремя. Он должен поговорить с ней о Бертраде. Ричард понимал это так же хорошо, как сильно ему не хотелось затрагивать эту тему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41