Она быстро ответила:– Нет, милорд.Он видел, как отчаянно вздымается ее грудь, как дрожат пальцы, которые она то сжимает, то разжимает. Женевьева опустила глаза.Тристан внимательно смотрел на нее, освещенную лунным светом, пытаясь судить о ней объективно. Ее волосы, такие густые и пышные, были как солнечный луч в середине ночи, но если их напрочь срезать…Она бы все еще сохранила какую-то часть своей красоты и прелести. Ее кожа, такая чистая и белая, нежная, как лепесток розы. Хрупкого, но совершенного сложения фигура. Прекрасно очерченный рот, слегка припухшие губы… И глаза… Их нельзя было бы назвать ни серыми, ни голубыми. Иногда они влажно и призывно блестели, но порой в их блеске угадывалась сталь хорошо отточенного и готового к бою клинка.– Ну что ж, в таком случае я полагаю, что вы умеете это делать так же хорошо, как и другие…Она так явственно вздрогнула, что Тристан едва удержался от смеха. Леди была явно вне себя от гнева. Ну что ж, пусть она злится, он добьется своего. Тристан отвернулся от нее, убежденный, наконец, в том, что она не всадит нож ему в спину.– Доброй ночи, леди Женевьева, – сказал Тристан. В пятнадцати футах от нее он снова обернулся, ибо не мог отказать себе в удовольствии напоследок отпустить шпильку в ее адрес.– Миледи?– Милорд?– Ваше отношение ко мне… это не совсем то, что я ожидал от вас, особенно после ваших обещаний. – Даже сквозь темноту ночи он разглядел, как вспыхнула от гнева ее лицо. – Изменится ли оно к лучшему? – спросил Тристан насмешливо.Она заколебалась, затем мягко ответила. Ее голос прозвучал подобно шуршанию шелка, столь соблазнительно… проникая в самую глубину его сердца, Наваждение…– Я обещаю это, лорд Тристан, – сказала Женевьева. – Я обещаю, что… порадую вас.Она подняла руку в прощальном жесте и пропала в ночи.Тристан проследил за ее исчезновением и напомнил себе, что ему следует быть внимательным и осторожным. И еще одно. Она должна сдержать данное слово. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Женевьева не находила себе места от душившего ее гнева. Она нервно шагала по спальне, которая располагалась над главным залом замка Эденби. Подол ее платья развевался, золотистые волосы беспорядочно рассыпались по плечам, руки то и дело взметались в воздух. Она едва сдерживалась, чтобы не перейти на крик.– О, как он осмелился? Как он осмелился! Он был словно скала, такой язвительный и едкий, такой жестокий и циничный! Какого труда мне стоило держать себя в руках, находясь рядом с ним. Так хотелось выцарапать ему глаза, перерезать глотку, столкнуть его со скалы. О! Я могла сделать это, Эдвина. Клянусь, что я смогла бы это сделать! Проткнуть его мечом насквозь! Тогда бы мы сегодня же избавились от него, но я была такой… такой…– Милосердной? – предположила ее тетя.– И униженной! – Женевьева сжала руки в кулаки и судорожно сглотнула. Униженной и оскорбленной и… загоревшейся страстью.Она ничего не сказала Эдвине о его прикосновении, о том страдании и невыносимой муке, которую она испытала, находясь в его объятиях! Но она не забыла об этом! Это останется с нею навсегда; вкус его губ, ощущение сильных рук, мужского терпкого запаха, крепкого тела… Все это навсегда вошло в ее память. Она на всю жизнь запомнила его лицо. Прекрасное, жестокое, холодное, как лед и в то же время пылающее.«Прекрати думать об этом», – приказала она себе, но не смогла остановиться. Стоило ей только вспомнить встречу с Тристаном, как она вся начинала дрожать и чувствовала, что ее бросает то в жар, то в холод. Ей хотелось зажать рот рукой, плотно стиснуть губы, забыть об этом, выкинуть из памяти, но…– Я смогла бы убить его своими собственными руками! – поклялась Женевьева снова, но это был всего лишь шепот, который едва долетел до ее собственных ушей. Она боялась своего врага.– И чтобы мы тогда делали? Все это так пугает меня. Я так беспокоюсь. Вот если бы он предложил приемлемые условия, – промолвила Эдвина.– Приемлемые условия! – воскликнула девушка с новой вспышкой гнева. – Условия! Он собирается отторгнуть замок, наши земли и наших людей, и меня в придачу. О каких условиях может идти речь? – Женевьева была вне себя от ярости.Эдвина вздрогнула и тяжело вздохнула.– Если бы мы только открыли ему ворота в первый же день. Если бы Эдгар… – Взгляд, брошенный на племянницу, которую она так любила, заставил ее замолчать, не закончив фразы. Женевьева договорила за нее:– Если бы только отец позволил им войти? – спросила она жестко. – Но теперь отец мертв, мертв и Аксель и многие другие!– Мы сражались, каждый из нас, будь то мужчина или женщина, помогали оборонять замок от захватчиков. Мы пытаемся сделать то же с помощью хитрости, а это – опасный путь.– Да, нет более рискованной хитрости, чем та, которую мы задумали, – тихо сказала Женевьева. – Эдвина, я всего лишь подала мысль…– Да, я знаю, что это план сэра Гая, который тайно влюблен в тебя, но я не могу понять, почему твоя идея превратилась у него в хорошо продуманный план, – Эдвина помолчала, затем добавила, – если только он не хочет приберечь замок и тебя для себя самого.– Нет, нет, он не способен столь низко воспользоваться смертью моего отца и Акселя! Он не способен на такое! Неужели все наши потери тщетны?– Я не знаю, я ничего не знаю! – пробормотала Эдвина и устало прикрыла глаза, нервная дрожь пробежала по ее телу.Она ожидала, что ланкастерцы ворвутся в замок уже сегодня и перережут всех его обитателей. Но этого не случилось, и она вместе с Женевьевой согласилась на план, к осуществлению которого они приступили сегодня вечером. Она ужасно боялась с самого начала.Победители, как правило, весьма жестоко обходились с непокорными… За свою недолгую жизнь Эдвина была свидетельницей столь многих войн за английский престол, который каждый раз переходил из рук в руки, что уже сбилась со счета.Генрих VI Генрих VI (1461–1471 гг.) – английский король из династии Ланкастеров, сын Генриха V. Слабовольный и подверженный все более продолжительным припадкам безумия, был игрушкой в руках часто сменявшихся регентов и фаворитов. В 1461 году в ходе начавшейся в 1455 году войны Алой и Белой розы, Генрих VI был низложен Эдуардом IV Йорком и бежал в Шотландию. В 1456 году был взят в плен и заключен в Тауэр. Восстание Варвика привело к временной реставрации безумного Генриха VI (9.X.I470 г. – 14.IV.1471 г.), который был вторично низложен и убит в Тауэре

потерял корону, которую отобрал у него Эдуард IV, эрл Марч. В свою очередь Эдуард утратил корону благодаря собственному приверженцу Варвику, который восстановил на престоле Генриха. Но затем Эдуард снова занял престол и правил страной в относительном мире и спокойствии пятнадцать лет. Но после смерти Эдуарда престол занял Ричард, сместивший принцев, сыновей Эдуарда, павших в Тауэре. Ходили слухи, что они убиты.Эдгар Эденби был ярым приверженцем Ричарда, который заявлял, что хочет мира для страны, разоренной длительными междоусобицами, оставался он сторонником Ричарда и тогда, когда к стенам его замка подошел Тристан де ла Тер. И теперь за это приходится расплачиваться, а те, у кого меньше гордости, выйдут из этой бойни целыми и невредимыми. Эта внутренняя война всегда была несколько странной, она затрагивала жизнь страны далеко не везде. Земледелие и торговля в отдельных местах процветали, но там, где проносился смерч войны, царили голод и запустение.И мы будем разорены, внезапно осознала Эдвина.Она хотела сдаться на условиях победителя. Никаких хитростей, трюков, никакой игры! Она больше не хотела смертей.Посланник Генриха сказал, что они все могут остаться жить в замке, который теперь будет принадлежать ему. А какие сокровища на земле, какие поместья более ценны, чем жизнь?– Нам следует просто сдаться, – сказала она пустым голосом.Женевьева вздрогнула, и на какое-то мгновение Эдвине показалось, что племянница готова согласиться с ней. Она побледнела и схватившись за один из столбов, поддерживающих балдахин над кроватью, Женевьева прикрыла глаза и встряхнула головой. Через несколько секунд, оправившись, она очень тихо сказала:– Мы не можем. Я поклялась страшной клятвой, что не сдамся никогда.– Я знаю, – ответила Эдвина, опустив голову, пытаясь смириться с безысходностью. Затем она подняла глаза и слабо улыбнулась Женевьеве, присевшей рядом с ножкой кровати. – Но если бы ты знала, как мне страшно! За Энни, за тебя, за всех нас… Я никогда не видела этого человека вблизи, но когда среди дыма и пламени он возвышается на своем громадном коне, сам такой огромный, непоколебимый, мне чудится, что его взгляд, острый как у ястреба или большого кота, пронзает меня насквозь, и кажется, он уже знает все наши планы…– Эдвина, будь благоразумной! Он просто человек и ничего больше. Ланкастерец, посланный захватить наш замок. Клянусь, что я никогда не боялась его! – горячо воскликнула Женевьева. Затем она сама легко вздрогнула и поняла, что лжет, но никогда не признается в этом открыто. – Эдвина! Из-за чего погиб отец! – она опустилась у ног Эдвины на колени. – Мы не можем проявить слабость, не можем. Что нам еще остается делать?– У него так много солдат, пушки, катапульты, аркебузы Аркебуза – фитильное ружье, заряжавшееся с дула. В России называлось пищалью

…– Но все равно лучшего оружия, чем старый добрый английский лук у него нет…– Но у него тоже есть лучники!– А у нас – аркебузьеры!– Которые с десяти шагов не попадут в лошадь, – горько промолвила Эдвина.– Неужели ты предпочитаешь всю жизнь служить тем людям, которые убили всех, кто был тебе дорог? – воскликнула Женевьева.Эдвина твердо посмотрела ей в глаза.– У меня дочь, и я готова умереть, только чтобы спасти ее! Да, я готова быть их служанкой! Я готова чистить их сапоги своими волосами ради дочери!Женевьева решительно покачала головой.– Мы не сдадимся, замок останется нашим. – Она нервно засмеялась и, встав, снова начала мерить шагами комнату. – Если я смогла пережить сегодняшний вечер, то смогу вынести и все остальное! О, он грязный бастард, – вот он кто! Он не хотел жениться на мне! Как будто я и в самом деле собиралась выйти за него замуж! Эдвина, это странно, он – странный человек! Я должна была упрашивать его, чтобы он, наконец, решился, но он – упрям…– Может быть, так было бы лучше, – вздрогнув, сказала Эдвина.– А что мы сделали неверно? – резко спросила Женевьева, – Томкин и Майкл спрячутся здесь, в тайнике. Для лорда Тристана уже готов особый напиток, к тому времени он уже должен на него подействовать. Томкин – силен и ловок, Майкл же сложен как молодой буйвол. Они…– Я тоже видела издали лорда Тристана, – задумчиво сказала Эдвина. – Его трудно с кем-то спутать, когда он сидит на громадном своем коне и отражает пущенные в него стрелы щитом! Он в самом расцвете сил! Видно, что он всегда начеку, настороже, и что он ненавидит йоркистов, я слышала, что он им мстит за что-то. Еще говорят, что он никогда не расстается со своим мечом, даже, когда ложится спать, и что он очень быстр.Женевьева вздохнула.– Он высокий, у него широкие плечи, возможно он действительно… – она замолчала, про себя умоляя Бога, чтобы он помог ей избавиться от навязчивых воспоминаний, изо всех сил стараясь не дрожать! – «Думай о смерти, о крови, о мести! – приказывала она себе. Учись той холодной выдержке и жестокости, которые управляют этим человеком, твоим врагом!»Девушка остановилась и пожала плечами.– Да, он молод, с мускулами, крепкими как скала и всегда настороже. Но все же он человек, Эдвина, под этими мускулами течет кровь. И как все остальные, если ему вонзить нож в сердце, он умрет!Эдвина посмотрела на свои руки, сцепленные – в замок.– Это убийство!– Убийство? – теперь Женевьева чувствовала, как ее переполняет ярость и жажда мести. – То, что он сделал с нами – это убийство! Мой отец – убит! О, Господи, милосердный Боже, Эдвина, как ты можешь забыть об этом? Мой отец умер у меня на руках! К моим ногам принесли тело Акселя. Подумай о вдовах и сиротах! Мы идем по его же пути! Мы поступаем совершенно правильно, ведь это он – убийца!– И мы собираемся убить всех его людей? – с сарказмом спросила Эдвина.– Нет, он не всех возьмет с собой, когда придет в замок. Я передам, что бы он привел не больше пятидесяти. – Женевьева решительно вздернула подбородок. – Мы не станем никого убивать, если не будем вынуждены сделать это. Даже Тристана, если он сдастся. Если же нет, тогда он умрет. Те, кто встанут на нашем пути, должны будут умереть – разве у нас есть другой выбор? Те же, кто выпьет вино с зельем – очнутся в подвале.Девушка внезапно опустилась у ног своей тетки.– О, Эдвина, я тоже очень боюсь! Я не думаю, что была когда-нибудь так напугана, как сегодня, когда встретилась с ним лицом к лицу. Он тверд. А его глаза… Ты права, кажется, что они пронзают тебя насквозь, как кинжал. А его прикосновение, о… – голос ее предательски задрожал, и она оборвала себя на полуслове, снова почувствовав озноб во всем теле. Жар и холод одновременно охватили ее. Женевьева вспомнила, что должна успокоить Эдвину, но ужас перед тем, что предстояло совершить, с такой силой сжал ей сердце, что она не смогла говорить; и все-таки она выдавила из себя улыбку, надеясь, что тетя не заметила фальши в ее голосе.– Все будет хорошо, поверь мне.«Будет ли?» Ее крепко сжатые пальцы дрожали, душа трепетала от страшных предчувствий. Как она сможет завтра сидеть рядом с ним, улыбаться и болтать о пустяках, выдерживать его пристальный настороженный взгляд? Как она сможет развеять его подозрительность, о которой ее предупредила Эдвина? Женевьева издала глубокий вздох. «Как он был красив, когда улыбался». Да, он из плоти и крови, его можно захватить врасплох. Убить, как сказала Эдвина. Женевьева собиралась заманить Тристана де ла Тера в ловушку, где его ожидает смерть. Но что ей остается в этой ситуации? Жить всю оставшуюся жизнь, как служанка или шлюха? Она утверждала, что никто не в состоянии лишить ее титула, но разве это так на самом деле? Если Генрих Тюдор займет престол, то он легко может лишить ее всех привилегий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62