Она слабо улыбнулась, потупив глаза.– Подлить вам еще вина? – нарочито безразличным тоном спросила она.Но Джон предпочел не пить сегодня, ибо в отсутствие графа, он был капитаном отряда, а Тристан ожидал какого-то подвоха.Да и поведение их людей доставляло ему беспокойство, уж слишком они были беспечны. Несмотря на предостережение, беззаботно смеялись и подпевали менестрелям. Они все же напились допьяна и собирались пить еще. Тибальд, заметил Джон, так же был не совсем в порядке. Он все еще сидел за столом, нахмурившись, как будто был чем-то недоволен.Обстановка в зале становилась все более дружественной. Йоркисты и ланкастерцы пили, шутили и смеялись вместе. Девушки-служанки, обносившие гостей, были юны, свежи и привлекательны, они смехом отвечали на соленые шутки и, казалось, ничуть не обижались на звонкие шлепки по мягким местам, которыми их награждали щедрой рукой гости.Может быть, крестьян из Эденби нисколько не заботило то, какой наследник получит корону, может быть, для них было вообще безразлично, кто управлял замком. Но это как-то не вязалось с той ожесточенностью, с которой они обороняли замок прежде, всеми силами стараясь сдержать натиск нападавших.В какой-то момент, когда Джон обводил взглядом зал, в очередной раз с беспокойством оглядываясь вокруг, ему показалось, что он услышал предостерегающий голос Тристана, раздавшийся со стороны каменной винтовой лестницы.Взгляд Джона упал на Эдвину. Он увидел на ее лице тревогу и ужас, и понял, что все это представление, устроенное в честь завоевателей, было всего-навсего западней. Все еще глядя на нее, Джон почувствовал, как ярость наполняет его душу, и отклонившись назад, выхватил из ножен меч.– К оружию! – громко крикнул Джон.Но большая часть его солдат не обратила на крик ни малейшего внимания. Поднялись лишь Тибальд, Мэттью Воллингэм и двое других.А в зал уже вбегали вооруженные йоркисты, среди них Джон увидел сэра Гэмфри с обнаженным клинком.Один из вражеских солдат оказался напротив него, Джон быстрым движением выбил меч из рук нападавшего и нанес ему смертельную рану. Тот упал, обливаясь кровью.Внезапно Джон услышал негромкий сдавленный крик и обернулся на звук. У стены стояла Эдвина, побелевшими пальцами цепляясь за камни, с ужасом глядя на убитого. Она бросила на Джона испуганный взгляд. Все вокруг них вдруг пришло в движение, звенела сталь мечей, стонали раненые и умирающие.Джон знал, что ему нужно во что бы то ни стало прорваться наружу, к тем, кто был во дворе. И сколько бы людей не оставалось у него, он должен немедленно отступать, чтобы спасти их.Но никогда прежде ему не доводилось испытать такого чувства бессильной ярости, никогда прежде его так гнусно не предавали и не обманывали. Он улыбнулся Эдвине, ощерив плотно сжатые зубы, и отвесил легкий полупоклон.– Миледи, молитесь богу, чтобы они убили меня, ибо если я останусь жив…Он не успел закончить предложение, еще один солдат оказался рядом с ним и Джон, сражаясь, попятился по направлению к двери.– Тибальд! Мэттью! Ланкастерцы! Мы уходим!Уголком глаза он заметил, что Тибальд, наконец, несколько пришел в себя. Старый вояка прорубал себе дорогу к Джону, тут же к ним присоединился Мэттью, и они создали некое подобие стены для того, чтобы прикрыть отступление остальных. С тяжелым сердцем Джон заметил, что многие из его людей уже убиты. Четверо лежали лицом на столе, видимо оглушенные, но живые. Из пятнадцати человек, воспользовавшихся «гостеприимством», лишь у пятерых оставался шанс выйти из Большого зала.Наконец, они достигли двери. Джон сдерживал натиск нападавших, пока Тибальд справлялся с тяжелым засовом. Они выскочили на дневной свет во внутренний двор, но и здесь было далеко не все в порядке. Многие из людей, бывших там, лежали на земле, целые и невредимые, и лишь глупые улыбки на их губах указывали на то, что они мертвецки пьяны. Кое-кто держался на ногах, но они не могли оказать должного сопротивления.– Ланкастерцы, отходим! – скомандовал Джон и вдруг с болезненной отчетливостью осознал, что в этой ситуации каждый из них должен заботиться о себе, и что, уходя, они слишком многих оставляют позади себя, и для оставшихся либо плен, либо виселица, либо меч палача.– Джон! – рядом с ним оказался Тибальд, уже верхом, ведущий под уздцы его лошадь. Джон, немедля, вскочил в седло, и снова выкрикнул приказ.Они едва успели проскочить перед тяжелыми воротами, упавшими сразу же за ними. И едва они успели проскочить через подъемный мост, как тот начал медленно подниматься.Джону пришлось, как следует пришпорить лошадь, чтобы та перескочила разверзающуюся под копытами бездну. Тибальд громко закричал, и Джон, услышав крик и жалобное ржание его лошади, обернулся.Бедное животное изо всех сил пыталось подняться, вероятно, лошадь сломала ногу, когда упала. Джон развернул коня, чтобы позволить своему товарищу вскочить позади себя, и сильно пришпорил лошадь, спеша укрыться от вражеских стрел, за естественной стеной скалы.Уже отъехав на приличное расстояние, Джон замедлил бег коня и попытался оценить ситуацию. Из пятидесяти человек, вошедших в замок, вырвались из него, едва ли половина, да и то в большинстве своем раненые, залитые кровью, они стонали и еле держались в седлах.– К лагерю, – хрипло распорядился Джон. – Там мы приведем себя в порядок.Ярость душила его, он беспрестанно думал о Тристане, который успел предупредить их, а сам вероятно погиб.Граф де ла Тер, который собирался столь милосердно обойтись с замком Эденби, несмотря на то, что в Бэдфорд Хит йоркисты безжалостно уничтожили тех, кого он так любил, был так подло предан.Да, он, несомненно, мертв, ибо враги просто не могли оставить его в живых. Джон вспомнил, сколько раз граф спасал его от неминуемой смерти в сражениях, и чтобы не показать слезы, катившиеся у него из глаз, быстро поскакал вперед. Он был доблестным рыцарем и не хотел проявлять слабость перед лицом своих солдат.Его друг, товарищ, брат по оружию, нуждался в нем, а он не в состоянии был прийти к нему на помощь.Джон внезапно натянул поводья и остановил коня.Обернулся и посмотрел на замок со все возрастающим гневом.– Клянусь, Господом Богом и всеми святыми, я не уйду отсюда, пока не получу его тело – вслух подумал Джон.Его люди, даже те, кто был очень сильно ранен и испытывал жестокую боль, примолкли.– Мы останемся здесь! – воскликнул Тибальд.– Мы будем оставаться у них бельмом на глазу, и ждать, когда наберемся достаточно сил для того, чтобы поставить их на колени в грязь! – проревел Мэттью.– За лорда Тристана! – раздался могучий голос Тибальда. И этот крик подхватили все присутствующие. Они были преисполнены решимости отомстить за своего командира, пусть даже для этого многим придется умереть.Джон кивнул, и небольшой отряд возобновил движение по направлению к своему лагерю.И всю дорогу Джон думал с ненавистью о дамах из Эденби, об этих подлых шлюхах, выигравших сражение у мужчин, при помощи своей красоты и дьявольского коварства. Он бы с радостью отдал их на утеху и забаву каждому из своих людей, а затем выбросил бы их прекрасные тела на растерзание канюкам Хищная птица семейства ястребиных, крик которой напоминает плач. – Примечание редактора

.Это была жестокая и мучительная смерть зарождавшегося влечения, которое он ощутил к Эдвине. * * * Когда шум стих, Женевьева все еще сидела неподвижно, в неудобной позе, на холодном полу, прикрыв глаза.По лестнице кто-то поднимался, до нее доносились негромкие звуки шагов. Женевьева догадалась, что это была женщина, шаги были легкими для мужских. Даже, когда до нее донесся сдавленный крик, Женевьева не открыла глаза. И только услышав испуганное восклицание:– Господи Боже мой!Услышав знакомый голос тетки, девушка осмелилась поднять глаза.Эдвина стояла на ступеньках, перед телом Тристана, боясь перешагнуть через него. Женевьева попыталась что-то сказать, но у нее в горле застрял комок, и она некоторое время не могла с ним справиться. Наконец, она выдавила хриплым голосом:– Он мертв, Эдвина, он мертв. Я убила его! – и она неожиданно рассмеялась, и в то же мгновение слезы брызнули из ее глаз. Эдвина переступила через мертвое тело и подошла к Женевьеве, присела рядом с ней, обхватив ее руками. Они крепко обнялись, пытаясь утешить друг друга, содрогаясь от озноба и рыданий.– Теперь все кончилось, – сквозь слезы сказала Эдвина, – все кончилось, все кончилось…Но вот раздались еще чьи-то шаги, более тяжелые, по лестнице поднимался мужчина, следом другой, сэр Гай и Томкин, который шел чуть позади, подошли к женщинам.Сэр Гай опустился на одно колено перед Женевьевой.– Моя леди, вы – наша героиня! – торжественно произнес он. – Вы победили! Вы поразили их лорда, и они мертвы, а те, кто остался в живых, трусливо бежали без него. Вы убили его, вы…– Нет, нет, нет, нет! – вскрикнула Женевьева. – Я не героиня! И пожалуйста, уберите его отсюда!Сэр Гай кивнул Томкину. Они вместе взялись и попытались поднять мертвое тело, необыкновенно тяжелое.– Миледи, – сказал Томкин, бросая взгляд на труп. – Какие будут распоряжения…– Прочь, прочь, – снова крикнула Женевьева.И мужчины, кряхтя, поволокли вниз по лестнице свою тяжкую ношу.Внизу, в Большом зале, солдаты вязали тех из ланкастерцев, кто был не в состоянии сопротивляться, и отправляли в подвалы замка, располагавшиеся глубоко под землей.– Куда мы понесем его? – спросил Томкин.– К скале, – ответил сэр Гай, после минутного размышления. – К морю, мы должны немедленно похоронить его в песке, под утесом.– Это будут не христианские похороны, – медленно произнес Томкин, испытывая угрызения совести. – Тело такого человека следует вернуть людям, дабы похоронили его с надлежащими почестями и славой.– Нет, мы отнесем его к скале! Ты же слышал, что сказала леди Женевьева, она хочет, чтобы его убрали прочь и побыстрее.Сэр Гай был рыцарем, а Томкин – простым солдатом, возведенным своим лордом в командиры замковой стражи. Он сжал губы и отбросил прочь все свои мысли по данному поводу.Захватив с собой фонарь, они понесли тело мимо жилых строений, мимо жалких останков деревянных домов и укреплений, сгоревших дотла во время осады, и вышли к скале и большому утесу, создававшему естественное укрепление.– Здесь, – сказал сэр Гай, когда они достигли вершины утеса, одной стороной выходившего к морю. Далеко внизу белела тонкая полоска песка.– Здесь? – но здесь же нет земли.– Мы засыплем его камнями, – ответил сэр Гай, – если вороны не выклюют его глаза, то он мертвый сможет видеть то, к чему так стремился живой!Сэр Гай небрежно опустил тело графа де ла Тера на землю, и отряхнул руки, как будто они испачкались. И тут Томкин заметил, что нарядный плащ сэра Гая и его камзол, были совершенно неизмятыми и удивительно чистыми, без каких-либо следов, указывающих на то, что ему совсем недавно пришлось сражаться. «Где же он был во время сражения? – с внезапно возникшим подозрением подумал Томкин, – или этот рыцарь так хорошо управляется с мечом, что даже не вспотел сражаясь?»– Я предоставляю заниматься этим тебе, – обронил сэр Гай и поспешил к замку.Томкин взглянул на человека, который чуть не убил его и содрогнулся. Такой воин заслуживал более почетных похорон и более пристойной надгробной речи, чем издевательский комментарий сэра Гая.В Эденби было слишком много работы – нужно было подготовить стены и оружие, на тот случай, если ланкастерцы вновь попытаются штурмовать замок. Необходимо было позаботиться о раненых и привести в порядок зал…Томкин спешно завалил камнями тело. Нет, это неправильно, лорд остается лордом, даже если это враг. Он не был истово верующим, он слишком часто засыпал на проповедях и, едва ли хорошо знал хоть одну из молитв. Но, когда вокруг начали сгущаться сумерки, он зажег фонарь и, опустившись на колени, помолился, как умел о душе убитого лорда.Сегодня они победили, сегодня им следовало торжествовать, но Томкин не чувствовал себя победителем, какое-то смутное предчувствие угнетало его.Не они защитили свою леди, это их госпожа защитила их, но и она вовсе не считала себя героиней. Это была худшая из побед, и победители заслуживали не почестей, а презрения.Томкин еще раз повторил молитву, и устало направился к замку. ГЛАВА ШЕСТАЯ В эту ночь Женевьева лежала в своей постели и смотрела в темноту, страшась закрыть глаза, ибо тут же перед ней вставал Тристан де ла Тер, гневный, возмущенный ее предательством.Она снова и снова видела, как он падает на холодный камень коридора, снова и снова видела Большой зал, сразу же после сражения, людей, лежавших вперемежку с ланкастерцами. Мертвым было безразлично, кто с кем лежит по соседству.Она снова слышала стоны, плач женщин и детей, потерявших мужей и отцов.Женевьева не услышала ни слова упрека или укора от этих людей. Но какое им дело до того, кто воссядет на троне? За исключением нескольких лордов и рыцарей из окрестных поместий, это никого не интересовало, эти люди жили своей жизнью, в поте лица добывали себе и детям хлеб насущный, добросовестно обрабатывали землю. Что их по-настоящему интересовало – это земля. По издревле сложившимся порядкам и обычаям, они жили в тяжком ежедневном труде. Исправно платили налоги и – больше всех страдали от междоусобиц. Редко кто отваживался на путешествие в соседнюю деревню, и тем более в Лондон. «Им не нужна победа, – подумала Женевьева, – им нужен мир».Но как она могла отдать имение своего отца, из-за которого он погиб, без борьбы? За эти дни осады было уже достаточно пролито крови, достаточно смертей. Она не бледнела и не падала в обморок, при виде самых страшных ран. Она похоронила своего отца и жениха, и оплакивала всех, принимая их смерть, как неизбежность.Но сейчас все обстояло иначе! То, что случилось сегодня, тяжким бременем легло на сердце Женевьевы.Ее преследовали видения, она боялась закрыть глаза. Несмотря на то, что в очаге ярко пылал огонь, ей было холодно, и хотя теплое шерстяное одеяло укрывало Женевьеву почти до самого подбородка, она вся дрожала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62