— Спасти — нет, — ответил лейтенант, — но продлить страдания — да. Мы же знаем, что перевозчик оружия контактирует с кем-то на нашей стороне. Ах да, что я… вот еда. Ешьте прошу вас.
Как бы хотелось ей, гордо подняв голову, отказаться от еды, но… она не смогла. На тарелке лежал кусок мяса и незаплесневелый хлеб. Аппетитная кукуруза буквально плавала в растопленном сливочном масле…
— Спасибо, — только и смогла вымолвить потрясенная Кендалл, набрасываясь на мясо, сводившее с ума своим ароматом.
— Не ешьте так быстро, — участливо посоветовал лейтенант. Он сел на свое место и принялся ее рассматривать. Потом достал бутылку с темно-коричневой жидкостью и поставил на стол.
— Леди южанки не возражают против виски? — спросил он.
— Эта не возражает, — тихо ответила Кендалл. Покопавшись в ящике, лейтенант нашел стакан. Кендалл приняла из его рук огненный напиток и проглотила содержимое стакана одним духом. Виски обожгло горло, но почти сразу согрело продрогшее тело. Осушив стакан, Кендалл нетерпеливо вернулась к самому вкусному деликатесу, какой ей когда-либо приходилось есть. Она едва ли замечала, что лейтенант продолжает рассматривать ее.
— Я до сих пор не решил, что делать с вами, — и, наконец, сказал он. — Эту ночь вы проведете в соседней палатке, разумеется, под надежной охраной, а завтра утром мои люди раздобудут для вас какую-нибудь одежду. Ну, а потом я поговорю с генералом.
Кендалл отложила вилку и, положив руки на колени, опустила глаза. Она не собиралась ссориться с этим человеком, похоже, он не очень верил в то, что она на самом деле шпионка. Скорее всего, он собирается ее отпустить.
Лейтенант снова позвал рядового Грина, который препроводил ее в соседнюю палатку, где стояла походная кровать, застеленная грубым, но теплым одеялом.
Кендалл думала, что после таких событий, она всю ночь промучается без сна, но ошиблась. Сон сморил ее моментально, разогнав все мрачные мысли и страхи. Кендалл спала глубоко и без сновидений.
* * *
Ее разбудили звуки трубы — играли утреннюю зарю. Раздался топот множества ног и лязг оружия — солдаты строились перед палатками на поверку.
Услышав эти звуки, Кендалл поплотнее завернулась в одеяло и, зажмурив глаза, взмолилась Богу:
— Господи, сделай так, чтобы эти люди освободили меня раньше, чем выяснится, что я жена лейтенанта федерального флота.
— Мисс Армстронг, я сейчас брошу вам платье… Немедленно одевайтесь! Рядовой Грин проводит вас в мою палатку.
Кендалл затаила дыхание, когда на пол палатки упало коричневое хлопчатобумажное платье. Она узнала голос лейтенанта, сохранившего прежнюю вежливость, не что-то в этом голосе неуловимо изменилось…
Ей страшно не хотелось вылезать из постели: грядущий день начал вселять в нее ужас.
Брент Макклейн! Она подумала о нем с тихой яростью. «Ты забрал у меня корабль и потребовал, чтобы я оставалась только женщиной — держалась подальше от войны. Но на судне я могла сражаться, а здесь совсем беспомощна. Это ты, самоуверенный ублюдок, виноват во всем, из-за тебя я попала в такую беду!»
Хотя, если подумать, то это не совсем, правда. Брент хотел, чтобы она осталась во Флориде, в тихой гавани… А она отправилась в Виксберг и так глупо напросилась плыть к этой проклятой лодке.
Но ведь она не могла поступить иначе, с вздохом подумала Кендалл. Что делать, надо вставать и надевать это коричневое платье.
Смутное подозрение, что за ночь что-то изменилось, превратилось в абсолютную уверенность, как только Кендалл ввели в знакомую палатку. Юный лейтенант был не один, рядом с ним за столом сидели два старших офицера с суровыми лицами.
При ее появлении лейтенант не встал и не предложил ей сесть, он смотрел на нее с выражением холодного осуждения.
— Слева от меня, мадам, сидит мистер Джордан, квартирмейстер военно-морского флота Соединенных Штатов. Надеюсь, вам известно, что в осаде Виксберга принимают участие сухопутные силы во взаимодействии с флотом. Квартирмейстер Джордан переведен к нам недавно после кратковременного пребывания в Ки-Уэсте. Ночью он видел, как вас привели в лагерь. Он уверен, что узнал вас. Он утверждает, что это вы были на борту конфедератской шхуны, которая на его глазах потопила наше судно. Что вы можете ответить на это обвинение, мадам?
— Естественно, я его отрицаю, — произнесла Кендалл, стараясь унять охватившую ее дрожь.
— Далее, — продолжал лейтенант, сделав вид, что не слышал ее слов, — он говорит, что, по слухам, женщина, которая топит наши корабли, является женой одного из офицеров флота и что ваше настоящее имя Кендалл Мур, мадам, а вовсе не Армстронг.
Они ее поймали и прекрасно знают это. Весь этот допрос — сплошная проформа. Кендалл почувствовала, как почва ускользает из-под ног, но они не должны этого видеть.
Она выпрямила спину, расправила плечи и вздернула подбородок.
Лейтенант встал и подошел к ней.
— Мадам, вы виновны в проведении актов саботажа против вооруженных сил Соединенных Штатов. За это полагается очень строгое наказание, миссис Мур. Если бы не некоторые обстоятельства, мы вынуждены были бы послать вас в лагерь для военнопленных, где вы находились бы до конца войны. На вашем месте, миссис Мур, я возблагодарил бы Бога за то, что вы являетесь женой офицера нашего флота. Мы можем отправить вас под надзор мужа, под его личную ответственность…
— Нет! — Кендалл не дала лейтенанту договорить.
— Что? — Юный офицер явно растерялся.
— Я сказала, нет. Я не хочу отправляться под надзор своего мужа.
— Боюсь, вы меня не поняли. Альтернатива такому решению — тюрьма.
— Я прекрасно все поняла, — с холодным достоинством произнесла Кендалл. — Я предпочитаю тюрьму.
Обескураженный лейтенант уставился в синие глаза Кендалл и не прочел в них ничего, кроме решимости и целеустремленности. Секунды отсчитывали бесконечный бег времени. Наконец молодой человек пришел в себя и в отчаянии тряхнул головой. Он сел за стол и положил руку на какой-то листок бумаги.
— Вы причиняете мне боль, — с хрипотцой в голосе проговорил лейтенант. — Никогда не думал, миссис Мур, что мне придется обрекать женщину на такую судьбу. Пожалуйста, подумайте еще раз. Конечно, ваш муж рассердится, но в конце концов ведь вы его жена перед Богом…
— Нет, лейтенант, — твердо возразила Кендалл, — я не стану менять решение.
Молодой человек, поколебавшись, расписался в официальной бумаге.
— Рядовой Грин! — рявкнул он, не отрывая глаз от Кендалл. В палатку вошел солдат и отдал честь. Лейтенант запечатал в конверт приказ и отдал его рядовому Грину.
— Организуйте конвой. Старшим назначаю сержанта Мэтлинга. Ваша задача — доставить миссис Мур в лагерь Кэмп-Дуглас в Чикаго. Она останется там до окончания войны.
Кэмп-Дуглас! У Кендалл упало сердце. У этого места была репутация северного Андерсонвила. Говорили, что он славится голодным прозябанием, болезнями и вшами…
Ее губы задрожали, но она плотно сжала их и снова вскинула подбородок. Даже Кэмп-Дуглас лучше, чем Джон Мур…
Так или почти так думала Кендалл, пока четыре дня спустя не прибыла в печально известный лагерь. Хуже Кэмп-Дугласа мог быть только ад, да и то вряд ли…
Глава 18
До самой смерти не забудет Кендалл омерзительную вонь Кэмп-Дугласа.
Молодые конвоиры, препровождавшие ее в лагерь, оказались словоохотливыми и поведали ей, что начальник лагеря — тиран и садист, считавший, что наглые мятежники должны страдать за свое отступничество. Впрочем, условия в лагере такие, что страдать там приходится без всяких усилий со стороны начальства.
Едва взглянув на бесконечно длинную стену, окружавшую длинные ряды бараков, Кендалл ощутила тошноту и почувствовала, как ей изменяют силы и твердость духа.
Открылись ворота, и Кендалл увидела пленников, которые проделывали на огромном плацу какое-то подобие гимнастических упражнений. На людей было страшно смотреть. Это были бледные тени бывших воинов Юга, оборванные, грязные, исхудавшие, — вороньи пугала, а не солдаты. В их внешности было что-то трагическое.
Впрочем, у Кендалл не было времени долго ужасаться от этого печального зрелища, ее сразу повели к коменданту. На мгновение оторвавшись от разложенных на столе бумаг, он мельком взглянул на женщину и приказал:
— Бросьте ее к тем, из Джорджии.
— Сэр, — нерешительно произнес рядовой Грин, нервно откашлявшись, — эта пленница — миссис Мур.
— Она хотела сражаться вместе со своими мятежными дружками, так пусть теперь и гниет вместе с ними! — Он еще раз поднял свое заросшее бородой лицо и окинул Кендалл презрительно-насмешливым взглядом. — Кажется, она предпочитает компанию мятежников южан обществу мужа янки? Что ж, быть посему, ведите ее в барак. Пусть она собственными глазами убедится, каким галантным может быть этот конфедератский сброд. Многие из них больше года и близко не видели женщины. Посмотрим, что произойдет с ее повстанческим пылом после того, как она проведет в обществе этих учтивых кавалеров пару-тройку ночей.
В барак Кендалл повел уже не рядовой Грин, а один из людей коменданта. Она вырвалась и, обернувшись, обратилась к человеку за столом:
— Капитан!
— Что вам угодно? — Он неторопливо поднял голову и с интересом посмотрел на пленницу.
— Пусть меня лучше изнасилует тысяча повстанцев, чем приласкает хоть один янки.
— Уведите, ее! — рявкнул капитан. — Посмотрим, что она запоет завтра.
«Вероятно, я запою по-другому», — подумала Кендалл несколько минут спустя, ощущая подступившую к горлу тошноту.
Пройдя несколько рядов одинаковых, как близнецы, бараков, они остановились перед одним из них. Надзиратель отпер тяжелую дверь, и Кендалл втолкнули внутрь. Первые несколько минут она ничего не видела во мраке, царившем в помещении. Но когда ее глаза после яркого полуденного солнца привыкли к темноте и стало понятно, куда ее привели, она не смогла скрыть гримасу отвращения.
В крохотных отсеках теснилось почти тридцать человек. И что это были за люди! Грязные, оборванные, исхудавшие, небритые и вонючие. От стоявшей в углу параши исходил нестерпимый смрад. У оконца стояла бочка с протухшей водой — вода капала туда во время дождя сквозь дыру в потолке.
Люди, внимательно рассматривавшие Кендалл, даже отдаленно не напоминали солдат великой армии Конфедерации. Их форма давно превратилась в такие лохмотья, что перестала напоминать одежду вообще.
Все эти люди до странности напоминали хорьков — так плотоядно они смотрели на свою нежданную гостью.
Один из солдат — кожа да кости, едва прикрытые невообразимым тряпьем, — вскочил с пола как ужаленный:
— Будь я проклят, если это не баба! Я ее хочу! — Он подошел к Кендалл и начал описывать возле нее круги. В желтоватых глазах несчастного появился нездоровый блеск.
Кендалл попятилась к запертой двери и, прижавшись к ней спиной, настороженно следила за телодвижениями солдата.
«А ведь этот парень — мой ровесник, — с горечью подумала Кендалл, — и, наверное, был бы очень красив, если бы не невероятная худоба, страшные лохмотья да грязь, покрывавшая все его тело».
— Сладкая моя, — проворковал между тем этот солдат, приблизившись к Кендалл. Он обхватил руками ее голову и прижал затылком к дубовой двери. — Как давно не видел я такую мягкую, круглую…
Он потянулся к ее груди, и чувство симпатии и жалости в ее душе мгновенно исчезло, уступив место гадливости и страху. Она дико закричала и упала на пол, прикрыв лицо руками.
— Пожалуйста, прошу вас… нет… нет… только не это! — Отзвуки ее голоса постепенно стихли, и в мрачном узилище наступила мертвая тишина. В толпе пленных раздался тихий ропот, прозвучали шаги, и возле Кендалл оказался еще один человек. Он опустился на колени рядом с ней и ласково погладил ее по волосам, потом выпрямился — гордый и статный, несмотря на волдыри, покрывавшие его ноги, лохмотья и грязь.
— Мы до сих пор, — заговорил он командным, звучным и исполненным достоинства голосом, обращаясь к товарищам, — являемся солдатами армии Конфедеративных Штатов. У нас остались воинская честь и человеческое достоинство. Мы воспитанные люди, а не банда профессиональных насильников. Леди сражалась с врагами точно так же, как и мы, за это ее бросили в этот ад. Я еще раз хочу вам напомнить, что мы не станем помогать нашим врагам и не будем подвергать эту бедную женщину еще большему унижению. Покажем янки, что мы истинные джентльмены и кавалеры, и останемся ими до последнего вздоха.
Он опять склонился к Кендалл, и она встретила теплый, все понимающий взгляд. Лицо мужчины, несмотря на следы лишений и немалый возраст, было очень добрым.
— Майор Бью Рэндалл из Двадцать второго джорджийского полка, — представился он. — Мне нечего предложить вам, мадам, но я весь к вашим услугам.
Спокойно вынести такую доброту было выше сил, и Кендалл горько разрыдалась в отеческих объятиях майора, который, как мог, пытался ее успокоить.
* * *
Бью Рэндалл с самого первого дня определил отношение к Кендалл со стороны остальных военнопленных. Ей было приятно сознавать, что ее присутствие хоть как-то скрашивает безрадостное существование заключенных. Все тридцать человек, сидевших в бараке, жаждали любви. Она не могла предложить им свое сердце, но раскрыла его для чистой дружбы. Пребывание с кавалеристами Двадцать второго полка вновь вселило в нее веру в человечность. Не так уж отличаются друг от друга мужчины, когда дело касается женщин. Пленники часто делились с ней рассказами о своих женах, невестах и подругах, оставленных в далеких домах и ждущих возвращения своих мужчин.
Кендалл была уверена, что сумела напомнить этим мужчинам о хороших манерах и помочь им вспомнить о гордости и собственном достоинстве, понять, что они люди, а не загнанные в клетку звери.
Но бывали дни, когда ее начинала колотить дрожь омерзения от невыносимых условий лагерной жизни. Половина заключенных страдала дизентерией и цингой. Рацион был настолько скуден, что люди не могли сопротивляться поразившим их болезням. Смерть была привычной гостьей в бараке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56