— Сколько времени у нас осталось? — спросила осевшим голосом.
Он вздрогнул:
— Сегодняшняя ночь. Завтрашний день. И еще одна ночь. — Она легла на него, и золотой шелк ее волос, дразня, разметался по его телу.
— Так не будем терять времени, — пробормотала она, покрывая поцелуями его нагое тело.
От этого водопада любви в Бренте снова вспыхнула страсть. Он схватил Кендалл за плечи, почти сердясь на себя за то, что так легко поддался ее чарам, и прижал к песку.
— Да, не будем терять времени, — горячо выдохнул он. И снова он любил ее с потрясающей страстью…. И потом любил ее, потом еще и еще. А романтическую бухту постепенно заливал золотой свет наступившего заката.
Глава 13
Барбекю Эйми Армстронг имело необыкновенный успех. Поприветствовать героев Конфедерации собрались почти все поселенцы, жившие на холмах возле устья реки. Играли скрипки и флейты, на дорожках сада весело резвились дети. Мужчины обсуждали породы лошадей, виды на урожай и ход войны; женщины делились кулинарными рецептами и дружно вздыхали над иллюстрациями «Дамской книги», которую Брент еще в декабре конфисковал на какой-то федеральной шхуне.
Высоко в небе, освещая шумную пирушку, висела полная луна; ее серебристый диск, словно соревнуясь с музыкантами, придавал вечеринке дерзкую радость. Трудно было поверить, что совсем близко отсюда янки овладели фортом Даллас в верховьях реки Майами. Однако гарнизон этого почти угасшего форта вряд ли особенно беспокоился по поводу горстки поселенцев Богом забытого уголка вблизи залива. Их было слишком мало, да и жили они у самой границы диких, необжитых болот — какая может быть от них опасность? Откуда было знать янки, что самые непримиримые противники дела Союза живут именно здесь.
Кендалл тоже не было дела до веселья, царившего во дворе Армстронгов. Она ловила каждый миг счастья. Она была бесконечно благодарна Эйми и Гарольду за то, что они приняли ее без лишних вопросов. Самое высокоморальное и консервативное общество, собравшееся сейчас в доме, приняв величественную осанку и вздернув подбородки, решило чествовать Кендалл как героиню. Еще бы: она была женщиной, пострадавшей от тирании Севера, она стала подлинным воплощением всего поруганного Юга. Понятно, что между нею и героем Брентом Макклейном возникла пылкая любовь — это же так естественно! Любовь Кендалл Мур к повстанцу и ее преданность придали ей вес в глазах людей и респектабельность. Эта любовь была так невинна и прекрасна, так пронзительна, что наложила на облик Кендалл такое притягательное обаяние, которому было невозможно противостоять. Вернувшись в дом в самый разгар празднества, Брент и Кендалл присоединились к танцующим, и через полчаса в компании не осталось женщины, которая не отнеслась бы к Кендалл как к благородной леди.
А Эйми, благословенная Эйми! Эта прирожденная и воспитанная в лучших традициях Юга леди вела себя с необычайной уверенностью и ненавязчивой заботливостью. Когда веселье угасло и матросы Брента разбрелись на постой по домам поселенцев, Эйми, не говоря ни слова, достала из сундука подушку и вручила ее Бренту, не выказав при этом ни малейшего осуждения Кендалл.
Один только Гарри не удержался и игриво подмигнул ей.
Кендалл провела ночь в объятиях любимого. Как хорошо было просто спать под защитой его теплого сильного тела, какая сладость была в том сне. Она хорошо спала не только потому, что Брент утомил ее своими ласками, во и потому, что удовлетворение навевало мир и покой.
Однако, проснувшись поутру, Кендалл, была не на шутку встревожена. Подняв голову с груди Брента, она посмотрела ему в глаза. Он почувствовал, что его возлюбленная проснулась, но продолжал озабоченно смотреть в потолок.
— Я отвезу тебя в Лондон, — спокойно, но твердо произнес Брент.
— Нет! — запротестовала Кендалл. Она вытянулась над Брентом, сжала ладонями его виски и попыталась повернуть его голову к себе, чтобы заглянуть в глаза. — Нет, Брент! — снова умоляюще воскликнула она. — Подумай, это же глупо. Ты говоришь, что здесь я в опасности, но что будет, если «Дженни-Лин» наткнется в море на мощный корабль федералов? Это же будет настоящая катастрофа. Тебе придется пересечь залив, прежде чем ты сможешь направиться в Лондон. Я же понимаю, что ты вовсе не собирался везти меня ни в какой Лондон. Это импровизация. Не глупи, Брент. Ты доставишь меня в Европу, потом вернешься сюда, потому что идет война и твой долг быть здесь. Я чувствую, что потом никогда больше тебя не увижу, потому что твое место здесь. Поэтому я тоже хочу остаться здесь: ведь я знаю, что сюда ты вернешься всегда, что бы ни случилось. Пожалуйста, я прошу тебя…
— Но здесь тебя некому защитить! — с жаром возразил Брент.
Он долгим взглядом посмотрел в глаза Кендалл — бездонные, мерцающие синие глаза, вобравшие в себя всю необъятность и красоту неба и океана. Всем телом Брент ощущал, как она прижалась к нему. Грудь Кендалл упруго касалась его груди, возлюбленная приникла к нему со страстной мольбой. Пальцы Брента проникли в ее шелковистые волосы, ласково погладили шею, коснулись головы.
— Если мы поедем в Лондон, то будем вместе почти месяц, — пробормотал он.
— А потом может случиться так, что я тебя больше никогда не увижу, — ответила Кендалл надтреснутым голосом. — Брент, пойми, никто не придет сюда убивать поселенцев. Янки плюют на них с высокого дерева. Но если они все же придут, то я смогу постоять за себя. Рыжая Лисица…
— Рыжая Лисица возвращается на болота, — перебил ее Брент.
— Но я знаю, как его найти! — воскликнула Кендалл. Упершись руками в грудь Брента, она приподнялась над возлюбленным и снова просяще заглянула ему в глаза, — Нет, правда, Брент! Он меня многому научил. Я могу теперь ориентироваться в руслах рек и ручьев лучше, чем иной белый мужчина. И потом, его теперь никогда не застанут врасплох, Брент. Ты знаешь это не хуже меня, Брент!
Брент нахмурился, по его лицу пробежала, как холодная волна, легкая тень. Он взглянул на Кендалл сквозь прищуренные веки.
— Скажи мне, — произнес он и внезапно притянул Кендалл к себе, схватив ее сильной рукой за поясницу, — ты так хочешь остаться здесь из-за меня… или из-за Рыжей Лисицы?
Не веря своим ушам, Кендалл широко открытыми глазами взглянула на Брента. Потом ее губы скривились в едва заметной усмешке:
— Ты что, в самом деле, ревнуешь меня к человеку, который любит тебя, как свой собственный народ? Если это так, мой дорогой мятежник, то ты просто слепой глупец. Я открыто могу сказать, что люблю Рыжую Лисицу, люблю как брата, которым он был мне в твое отсутствие.
Кендалл приблизила свое лицо к лицу Брента, целуя его упрямый рот, лаская своими губами его усы, приятно возбуждавшие ее. Понимая, что делает, Кендалл чуть пошевелилась, лежа на Бренте, слегка прижимая к его груди свою обнаженную грудь. Упершись ладонями в его плечи, она приподнялась и, глядя ему в глаза, сильно встряхнула ревнивца:
— Я люблю тебя, Брент. Где бы я ни оказалась, мне будет очень одиноко без тебя. Но если я буду жить с верой, что рано или поздно ты вернешься ко мне, я с честью и смирением пройду через все испытания. Пожалуйста, не подвергай унизительному сомнению мою любовь — это единственное, что я могу тебе дать, — и не сомневайся в дружбе, которая благородна и чиста.
Тяжелые веки с золотистыми ресницами прикрыли глаза Брента. Но вот он снова медленно открыл их. Глаза его превратились в два пылающих угля, когда он снова посмотрел на свою возлюбленную. На этот раз в глазах его была нежность. Он ласково погладил Кендалл по щеке.
— Как ты прекрасна! — пробормотал он.
Больше ничего не надо было говорить. Он все понял — Кендалл почувствовала это по выражению теплой гордости в его глазах и по нежности ласки. Кендалл приникла к нему и отдалась его крепким объятиям. Однако почувствовала, что слишком мало дает ему. Она впилась зубами в его плечо, потом провела кончиком языка по их красноватым отпечаткам.
— Это ты, — шептала она, — ты тот, кого я люблю. — Скользнув лицом вниз, Кендалл покрывала любимого бесчисленными поцелуями, шепот ее стал бессвязным, когда она почувствовала, что Брент отвечает ей не менее сумасшедшей страстью. Лихорадочное возбуждение, овладевшее Кендалл, передалось и Бренту.
— Мне нужен только ты… как я хочу тебя, мой любимый…
Она больше не боялась касаться его, самых интимных мест. Нет ничего чище чувственной красоты женской любви. Кендалл не стала стыдливо вздрагивать, когда Брент поднял ее над собой и усадил верхом на свои чресла. Глаза ее светились гордостью, ясной, как свет солнца, и стали похожи на синие озера, в которых плескалось очарование. Встретив его взгляд, она не отвела своего взгляда — ей нечего было стыдиться. Ее чувство превратило каждое движение, каждый вздох в магические нити, из которых сплеталось высочайшее в мире волшебство — волшебство любви.
Он будет любить ее, думал Брент, всю жизнь, его любовь неподвластна даже смерти.
Он содрогнулся, вспомнив, как мало времени отпущено им для любви, как драгоценно это время. Нельзя потратить впустую ни одной секунды из этих бесценных часов.
Он улыбнулся, глаза его сделались обманчиво сонными.
Брент рывком притянул ее к себе, и они слились в упоении, в страсти, подобной взрыву, вознесшему их на вершины блаженства. Когда пыл немного остыл, Брент все еще не мог оторвать рук от прекрасного тела Кендалл, ему хотелось без конца ласкать и ласкать ее. Вот его пальцы ласково коснулись ее спины…
Внезапно он напрягся и, как ужаленный, подскочил на месте, перевернув Кендалл на живот. Она недоуменно вскрикнула, но Брент, не обращая на это внимания, провел пальцем вдоль слабого рубца на спине любимой.
Отметины уже успели побледнеть, припухлость была едва заметна, но Брент удивился тому, что только сегодня обнаружил их. Но вчера он был словно в лихорадке, сгорая от желания, это можно понять. Он так радовался, что Кендалл в безопасности, что он сжимает ее в своих объятиях…
От желания у Брента кружилась голова, но теперь он ясно видел отвратительные линии, пятнавшие безукоризненную красоту женского тела любимой. Он побледнел от охватившей его ярости. Такой сильной ненависти он не испытывал, пожалуй, никогда в жизни.
— Это он? — глухо спросил Брент, и из его груди вырвался такой звериный рык, что Кендалл невольно задрожала.
— Все это уже в прошлом, Брент, — тихо произнесла Кендалл.
Но она понимала, что сказала неправда. Он провел пальцами вдоль безобразных рубцов.
— Я не буду знать покоя, пока этот человек ходит по земле. — В его голосе прозвучала столь неприкрытая угроза, что Кендалл снова задрожала. Но Брент не заметил этого.
— Прошу тебя, Брент, не теряй головы.
— Я никогда не теряю головы, — спокойно ответил он. Да она и сама прекрасно это знала. Брент все тщательно подготовит, спланирует и только потом разыщет Джона Мура, чтобы обрушить на его голову беспощадную месть.
Однако эта мысль не принесла ей радости, в сердце заполз предательский холодок. В голосе Брента было столько ненависти, столько неуправляемой ярости, что Кендалл испугалась. Она ненавидела и презирала Джона Мура всей душой, но ей хотелось только одного — забыть его навсегда. Ему не было здесь места. Сейчас он вольготно расположился между ней и Брентом, а это было невыносимо. Ненависть может затмить и отравить красоту любви, которой и так было отпущено очень мало времени.
— Брент, — тихо позвала она.
— Что? — Даже в этом обычном вопросе прозвучала неистовая злоба.
— Прошу тебя, Брент, не говори о нем: я не хочу, чтобы этот человек сейчас стоял между нами. Хорошо?
Брент перевернулся на спину и, уставившись в потолок, положил руки под голову.
— Брент, — снова окликнула она его. Он повернул голову к любимой.
— Я найду его, Кендалл. Не сегодня и, может быть, не завтра. Но такой день обязательно настанет. Я разыщу его. И он заплатит за Аполку, Эматлу и сына Рыжей Лисицы, за всех невинных, которых настигла смерть из-за него. Заплатит он и зато, что сделал с тобой.
Сдерживая слезы, Кендалл уткнулась в плечо Брента. Она не могла отрицать, что Джон заслуживает наказания. Но, как ни странно, она не хотела, чтобы Брент убил его.
Кендалл знала, что Бренту приходилось убивать. Но… заговорили пушки, и мужчины умирают, таков закон войны. Но это на войне. Трагедия битвы существует и будет существовать до тех пор, пока люди будут отстаивать свои убеждения. И Кендалл была уверена, что большинство солдат на войне убивают по необходимости, не испытывая при этом ни радости, ни ненависти. Война обезличивает. Мужчины по одну сторону окопов убивают мужчин по другую сторону, и кровь убитых — это всего лишь ужасное знамение победы.
Однако если Брент найдет Джона, то смерть не будет безличной. Смерть Джона станет убийством.
Что станется с душой человека, которого она любит? Человека, воспитанного в понятиях о высокой чести…
— Брент, — прошептала она, — пожалуйста, пожалуйста, вернись ко мне. Не дай ему победить, не позволяй ему становиться между нами сейчас. Он отнимает тебя у меня, а у нас и так осталось мало времени, ведь скоро ты на самом деле покинешь меня.
Он взглянул на Кендалл, и жажда мщения, наконец, исчезла с его лица.
— Иди ко мне, милая, — шепнул он, ероша ее волосы и нежно притягивая к себе. Он крепко обнял ее, потом ослабил объятия, и Кендалл почувствовала, как спадает его напряжение. Месть не ушла, но он не дал ей выхода, чтобы оставшиеся в их распоряжении часы сберечь для любви, а не для ненависти.
— Я и так потерял полдня, ревнуя тебя к краснокожему «дикарю», который на самом деле мой верный друг. Глупо, правда?
— Конечно, глупо.
— Вот как? А что ты скажешь о Диленде? — спросил Брент с напускной суровостью.
— О Трейвисе? — наивно переспросила Кендалл.
— Именно о Трейвисе, с его объяснением в любви. — Лицо Кендалл внезапно стало серьезным:
— Я тоже люблю Трейвиса. Люблю, как самого дорогого друга. Он очень хороший человек, Брент. У него есть душа и сердце, и очень часто именно благодаря его доброте моя жизнь была вполне сносной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56