Он не стал смеяться и вышучивать Кендалл, как делал это обычно, а лишь с изумлением посмотрел на нее, потом поцеловал в лоб.
— Очень жаль, что этот человек носит синий мундир. Из парня вышел бы превосходный конфедерат! Я серьезно, любовь моя, и знаешь, мне вовсе не хочется, чтобы ты отрицала свое хорошее отношение к Рыжей Лисице и Диленду и преданность им. Твоя страсть и верность — это часть той любовной паутины, которой ты меня опутала. Мне придется привыкнуть к тому, что женщина, которую я люблю, притягивает к себе всех, кто с ней соприкасается, как прекрасный цветок притягивает к себе пчел. Но с этим я как-нибудь справлюсь.
Грустно улыбнувшись, Брент поцеловал Кендалл в кончик носа.
Никогда еще не была она так счастлива.
* * *
Весь день они провели вместе, катаясь по песчаному берегу на арабских кобылицах, которых дали им Армстронги. Брент показал Кендалл тайные, чуть заметные в плотном ковре из листьев тропинки в сосновом лесу. Побывали они и на уединенных пляжах, и он поддразнивал свою подругу; да так, что она, потеряв терпение, разделась и нырнула вместе с ним в теплую воду, наслаждаясь купанием, песком и золотым солнцем. Вокруг был подлинный рай, царил он и в их душах. Но блеск светила постепенно тускнел, золото полудня превратилось в багрянец сумерек, а потом на землю спустилась тьма. Лица влюбленных стали печальны и торжественны. Время неумолимо превращалось в их злейшего врага. В их распоряжении осталась только одна ночь, и только то единение и близость, которые сулила эта ночь, заставили их вернуться в дом Армстронгов.
Велико же было изумление влюбленных, когда, вернувшись, они застали новую пирушку. Гарри, совершенно потрясенный, сообщил им, что они пропустили свадьбу.
Ллойд решил жениться на дочери пастора, и тот не смог устоять перед его упорством. Поначалу священник только посмеивался над моряком, но потом, взвесив все «за» и «против», решил, что офицер такого прославленного судна, как «Дженни-Лин», вовсе не плохая партия для его дочери. Тем более что Ллойд пообещал ему после войны не пожалеть сил и основать в бухте Глейдса настоящий порт.
Брент наблюдал, как воспринимает новость Кендалл — она с восторженной радостью поздравила новоиспеченную супружескую пару. И даже когда Брент сам поздравил своего подчиненного с бракосочетанием, он продолжал, нахмурив брови, следить за своей возлюбленной.
Кендалл с аппетитом поела, а потом вместе с другими женщинами вызвалась помочь Эйми убрать грязную посуду. После этого она незаметно и тихо ушла в дом.
Извинившись перед своим экипажем, Брент поспешил за ней. Гостиная была пуста. Он шагнул к двери маленькой спальни, которую занимала Кендалл, и без стука вошел туда.
Кендалл неподвижно лежала на спине, тупо уставившись в потолок. Волосы золотистым ореолом окружали ее прекрасное лицо; юбка аккуратно окутывала ноги.
Кендалл молчала, но по щекам ее струились обильные слезы.
— Кендалл!
Он быстро подошел к кровати и присел рядом с любимой. Склонившись над ней, он обнял ее. Она не сопротивлялась, обвила руками его шею и, прижавшись, горько разрыдалась у него на плече.
— Что с тобой, любовь моя? — нежно спросил он.
— О, Брент, я так счастлива за них, так счастлива!..
— Я бы не сказал, что ты выглядишь очень счастливой, — сухо проговорил он, стараясь вызвать у Кендалл хотя бы слабую улыбку. Но рыдания стали еще горше.
— Кендалл, милая, что случилось?
— О, Брент! Я никогда не смогу выйти за тебя замуж! Мы никогда не будем вместе, как это положено из века в век. Мы никогда не станем супружеской парой перед Богом и людьми. Мне не было так больно, пока я не думала об этом, но теперь…
— Кендалл! Тсс-с… Дорогая, не надо так плакать и убиваться.
Нельзя сказать, что Брент не думал о женитьбе. При нормальных обстоятельствах и при тех отношениях, которые их теперь связывали, такой исход был бы совершенно естественным.
Он хотел сказать, что к концу войны Мура наверняка не будет в живых, но вовремя одернул себя. Понимал, что Кендалл очень остро воспримет его слова и будет переживать. Брент не верил, будто Кендалл боится, что Джон одолеет его в рукопашной схватке или что она станет оплакивать законного мужа.
Нет, все было намного серьезнее. В неприятии Кендалл убийства было что-то такое, чего Брент не понимал до конца, но готов был уважать.
— Кендалл… — Он погладил ее волосы со всей нежностью, на которую был способен. — Кендалл, война кончится, и ты получишь развод.
Она оцепенела в его руках и прошептала едва слышно:
— А что будет… если янки победят?
Это был тот самый вопрос, которого весной 1862 года южане боялись. Лишь немногие военные и штатские, обладавшие даром предвидения, — а они знали, что блокада становится все более удушающей, что Юг неспособен производить необходимое ему вооружение, — все чаще серьезно задумывались над происходящим.
Бренту захотелось крикнуть, что конфедераты не могут, не имеют права проиграть. День за днем он сам участвовал в сражениях, в которых гибли люди и лилась кровь. Статистика потерь стала угрожающей.
Но только сейчас Брент осознал, что просто не в состоянии признать как факт: все жертвы могут оказаться напрасными.
— Мы не проиграем войну, — тихо произнес он, но даже говоря эти слова, ощущал, как по его спине пробегает холодок прозрения.
— Я сказала: «Что, если…» — проговорила сквозь слезы Кендалл.
— Ничего, мы как-нибудь справимся. Ты ведь жила в Нью-Йорке и знаешь, что янки это тоже люди из плоти и крови. На Севере есть матери, которые будут оплакивать смерть своих сыновей-южан. Если мы проиграем, последует наказание. Все изменится — изменится безвозвратно. Но мы все равно будем иметь дело с людьми. У меня есть друзья и в северных портах, Кендалл, — в Вашингтоне, Балтиморе, Бостоне. Эти люди не превратились в чудовищ, хотя и разразилась война. Как бы ни окончилась эта драка, после нее ты обязательно получишь развод. Ну, пожалуйста, Кендалл, перестань плакать. — Брент помолчал. — Кендалл, мы же оба прекрасно знаем, что Трейвис поможет тебе в суде, если слово южного офицера не будет ничего значить.
Кендалл прикусила губу, молча кивнула и закрыла глаза. Но, охваченная каким-то лихорадочным беспокойством, снова открыла их:
— А что скажет твоя семья? Что будет с твоим домом?
— Мой дом сейчас — груда развалин, а моя семья полюбит тебя. не важно, был у тебя один муж или двадцать. Не обижай их, Кендалл. Они не станут тебя осуждать, а просто порадуются нашему счастью. Ну, как?
— О нет, Брент! Твой дом…
— Джексонвилл захвачен, — коротко отрезал Брент. Помолчал, потом добавил: — Большей частью его разрушили сами конфедераты, но боюсь, что Макклейны не пользуются особой любовью федералов. Но это всего-навсего дом. Сестра жива, я узнал, что отец и брат также живы. А дом… Дом можно отстроить заново. Я понял это, когда приехал к Рыжей Лисице и осознал, что такое настоящая потеря. Поверь мне, Кендалл, мы с тобой — просто счастливчики, а вокруг столько подлинных трагедий. Ты есть у меня, а я — у тебя; мы можем видеть друг друга в снах. Будут и у нас хорошие времена.
Он немного отстранился и посмотрел Кендалл в глаза. Она попыталась улыбнуться, но ничего не получилось. Тогда она снова уткнулась лицом в плечо Брента и дала волю слезам.
— Что теперь? — в изумлении спросил Брент, испытывая чувство, близкое к отчаянию.
— Ты уезжаешь, — продолжала рыдать Кендалл. — Утром ты уйдешь в море… а я так боюсь за тебя, Брент! Ужас сколько людей погибло и сколько еще погибнет…
— Я обещаю тебе остаться в живых, — внутренне смеясь над собой, поклялся Брент, поглаживая Кендалл по вздрагивающей спине. — Обещаю тебе, я не погибну, и ничего со мной не случится.
— Но так невыносимо, что тебе надо уходить…
На это Брент не смог найти ответа.
Он думал о том, что его Кендалл — настоящий боец; о том, что она с достоинством и честью перенесла все выпавшие на долю невзгоды и испытания. Он вспомнил рубцы на ее спине, подивился ее страданиям, а еще больше тому, что, несмотря на все испытания, эта изящная, хрупкая женщина высоко несла голову и расправляла после каждого удара судьбы свои тоненькие плечи.
Но сейчас Брент был счастлив, что Кендалл плакала. Он был счастлив, быть рядом с ней и хоть что-то сделать для нее — пусть даже просто подставить плечо, на котором она могла бы выплакаться. А что еще мог он предложить ей, кроме смутных обещаний?
— Брент!
— Что, любовь моя?
— Пообещай мне, что всю ночь будешь держать меня в своих объятиях и не отпустишь ни на секунду. — Он лег рядом с ней и крепко обнял.
— Обещаю, — прошептал он.
Это было единственное обещание, которое он мог выполнить.
* * *
Под утро к Кендалл вернулось самообладание. Они с Брентом неистово любили друг друга в эти предрассветные часы, а потом она своими ловкими пальцами помогла возлюбленному надеть мундир и перепоясаться золотым поясом. Кендалл молча ждала, пока Брент наденет перевязь и шпагу, и подала ему широкополую шляпу. Они замерли в долгом объятии, не замечая рассвета и наслаждаясь горечью прощального поцелуя.
Долгие проводы — лишние слезы. Кендалл решительно открыла дверь, взяла Брента под руку и направилась с ним к «Дженни-Лин».
Экипаж судна сердечно простился с Армстронгами и поселенцами, которые пришли проводить своих героев. Потом все мужчины обратились к Кендалл, хвастливо уверяя ее, что их «Дженни-Лин» — самое быстроходное в мире судно, которому не страшна никакая буря. Даже Ллойд поцеловал ее, после того как оторвался от своей молодой жены. Чарли Макферсон поцеловал ей обе руки, а потом краснел, поднимаясь по трапу на судно.
Наконец Кендалл ощутила на своей щеке губы Брента; рукой, затянутой в перчатку, он обнимал ее стан. Она так и не осмелилась взглянуть в лицо возлюбленному и молча смотрела на корабль.
Брент сжал ее руку, отпустил, четко, по-военному, повернулся и зашагал к трапу.
Кендалл никогда не забудет, как выглядел ее герой в миг расставания. В своей капитанской форме он одновременно был воплощением рыцарства и властности. Шляпа была красиво сдвинута на правую бровь, усы и борода аккуратно подстрижены. Плечи казались неестественно широкими. Форма не стесняла движений, но Брент выглядел в ней монументально.
Поднявшись на борт, Брент снова взглянул в глаза любимой через разделявшую их полоску воды. Он отсалютовал, но улыбка вышла немного натянутой. Кендалл в ответ замахала рукой, изобразив на лице самую бодрую улыбку.
Эта улыбка, словно маска, держалась на ее лице, пока «Дженни-Лин» выходила из бухты.
Но когда судно превратилось в маленькую белую точку на горизонте, улыбка Кендалл растаяла, словно ее и не было.
— Пошли домой, милая.
Кендалл почувствовала ласковое прикосновение к плечу и обернулась. За ее спиной стояла Эйми, каждая черточка ее доброго полного лица излучала сочувствие.
Странно, но эти материнские черты и интонация голоса затронули самые потаенные струны в душе Кендалл. Ей так захотелось домой, в Чарлстон. Увидеть мать и Лолли. Ведь было же такое время, когда мама любила их, баюкала на ночь, готовая защитить своих дочек от любой опасности.
Однако пути домой нет. Вся ее надежда на Эйми Армстронг.
Но это совсем не то же самое, так что придется привыкать к одиночеству.
— Я скоро приду, Эйми, — пообещала Кендалл, снова выдавив бодрую лучезарную улыбку. — Правда, приду. Ты иди, не беспокойся. Я скоро приду и помогу тебе убраться.
Эйми была не очень довольна таким ответом, но решила уважить просьбу Кендалл:
— Ладно, детка, но не задерживайся слишком долго.
— Хорошо, хорошо, я скоро.
Эйми ушла. Кендалл смотрела на устье реки и бухту, ощущая лицом дуновение бриза и впитывая звуки леса.
Внезапно что-то неуловимо изменилось. Кендалл тревожно оглянулась и увидела Рыжую Лисицу.
— Время пролетит быстро, — спокойно, не повышая голоса, произнес он. — Я знаю.
— Это так же неизбежно, как заход солнца. Кендалл кивнула.
Рыжая Лисица протянул ей руку, и она порывисто стиснула ее своими ладонями.
— Я ухожу, — тихо произнес индеец, — но всегда буду рядом с тобой. Ты ведь знаешь это, правда?
— Да. — Кендалл подняла голову и впервые за сегодняшнее утро улыбнулась от всего сердца. — К тому же я знаю, как тебя найти.
Рыжая Лисица освободил руку и так же, как это мог бы сделать только Брент, откинул со щеки Кендалл непокорную прядь волос.
— До скорой встречи, — сказал индеец. Кендалл кивнула, и Рыжая Лисица исчез за деревьями. Глядя ему вслед, Кендалл думала, сможет ли Брент понять, что, хотя к Рыжей Лисице она испытывает совершенно иные чувства, узы, связывающие ее с вождем, столь же крепки, как и те, что навеки связали ее с Брентом.
Глава 14

Июнь 1862 года
Самое тяжкое для оставшихся в тылу во время войны — это ждать возвращения близких с полей сражений и нести бремя обыденной повседневности.
Каждое утро Кендалл помогала Эйми по дому и в саду, по вечерам каталась верхом по лесным тропинкам и песчаным пляжам.
Лето выдалось невыносимо жаркое, но в укромных местах леса и в тени пальм на берегу моря было довольно прохладно, да и легкий бриз действовал освежающе. Кендалл любила бывать на берегу — ей казалось, что оттуда короче расстояние, разделявшее ее и Брента.
Для нее было страшным разочарованием, когда Макклейн не вернулся в Глейдс после выполнения задания в заливе. Еще горше оно становилось оттого, что поход Брента кончился ничем. Новый Орлеан оказался в таком плотном кольце, что сквозь блокаду не могла проскочить даже мышь. Пенсакола находилась в руках федеральных сил. В отчаянии Брент оставил доставленную из Флориды соль в глуши луизианских болот, утешая себя надеждой на то, что ополченцы сумеют доставить груз на бойни, где готовили солонину для войск, сражавшихся на Дальнем Юге.
Самого же Брента после возвращения немедленно послали в Лондон, где южанам была обещана партия морфия. Макклейн не смог выкроить даже одного вечера, чтобы повидать свою ненаглядную. Война с неимоверной яростью набирала обороты, разгораясь все жарче, и даже многочисленные победы конфедератов не могли заглушить боль раненых солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56