В течение недели он направил копии хартии всем шерифам, лесничим и королевским судебным приставам во все графства. В приложенных письмах он приказывал им привести всех людей, находящихся в их юрисдикции, к присяге, обязывающей подчиняться распоряжениям двадцати пяти поименованных баронов. На ближайших заседаниях местных судов графств предписывалось выбрать по девяти достойных рыцарей для расследования обжалованных прежде обид и притеснений, чтобы искоренить их впредь. Иоанн в это время был спокоен, любезен, улыбался, вел непринужденные беседы и показывал окружающим, что он удовлетворен ходом дел и наступившим миром.
Хьюберт де Бург, человек, преданный королю, был назначен новым верховным судьей и наместником королей норманнской династии. Он повелел шерифам и рыцарям всех графств наказывать любого, кто откажется дать клятву повиновения двадцати пяти баронам.
Когда через десять дней после подписания король покинул Виндзор, чего не мог сделать раньше из-за приступа подагры, Рольф со своими людьми проводил его до Винчестера. В ближайшее время должно было выясниться, намерен ли король соблюдать хартию, а бароны – поддерживать мир.
Но непримиримое ядро мятежных баронов открыто оскорбляло Иоанна и отказывалось освободить центр Лондона. Июль и август ознаменовались небывалым зноем и оживленнейшей перепиской между Англией и Ватиканом. Папа строжайше велел баронам подчиняться королю и под присягой поклясться выполнять любые его требования. Далее стало известно, что еще до подписания Великой хартии король упрашивал папу аннулировать ненавистное соглашение, навязанное ему мятежниками. Стефан Ленгтон, отправившийся в Рим умолять папу позволить королю и вассалам довести дело до конца мирным путем, был остановлен папским посланием, в котором недействительными объявлялись и Великая хартия, и все полномочия архиепископа.
Вынужденные выбирать между безоговорочной капитуляцией и войной до конца, мятежные бароны выбрали бунт. Они, правда, не были готовы к войне, как король. Он успел собрать людей и боеприпасы, а из-за моря ему обещали поддержку Пуату, Гасконь, Брабант и Фландрия. Граф Солсбери побывал в десяти королевских замках и собрал там войска. Иоанн обнародовал всеобщую охранную грамоту для «всех, кто хочет вернуть нашу милость своею службой». К концу сентября он продвинулся в глубь страны уже до Майлинга.
Рольф и сэр Гай со своими воинами стояли лагерем под Лондоном. Приходили тревожные вести. Сибрук метался, не зная, примкнуть ли ему к мятежу или принести присягу королю. Джастин, по-видимому, постоянно подвергался опасности. Рольф не ослаблял своих попыток вернуть мальчика и наконец вырвал у короля обещание послать против Сибрука войска, если тот примкнет к мятежникам. Но это, казалось, случится еще не скоро. Рольфу ничего не оставалось, как только наблюдать, возмущаться и ждать.
Рольф слал Эннис заботливые письма, получая взволнованные ответы. Он не мог себе представить, что мятежники дойдут до того, что призовут на помощь короля Филиппа и присоединятся к нему, чтобы уничтожить Иоанна.
– На что они надеются? – с досадой спрашивал он Гая. – На то, что Филипп поможет им вырвать Англию из лап Иоанна, а затем преспокойно вернется во Францию? Какая глупость! Если мы потерпим поражение, Англия станет частью Франции. Филипп отдаст ее принцу Людовику, а тот захочет заплатить своим рыцарям за службу, раздав им земли тех самых безмозглых баронов, которые его призвали…
Немного помолчав, Гай пробормотал:
– Сейчас, когда мятежники возобновили осаду Нортгемптского замка и осадили Оксфорд, попытки Иоанна заставить архиепископа сдать ему замок Рочестер можно считать провалившимися.
Почувствовав в замечании Гая скрытый смысл, Рольф спросил:
– Это общеизвестно. Что из этого?
Гай набрал побольше воздуха и сказал:
– Ваш брат Джеффри сражается на стороне мятежников.
Он достал письмо. Оно было коротким и адресовано в Драгонвик. Гарет Кестевен переслал его с курьером, но тот сначала не мог найти Рольфа, и письмо попало к Гаю. В нем Джеффри призывал своего брата присоединиться к мятежникам.
Ветер беспрерывно и резко трепал стенки шатра, и Рольф долго прислушивался к его свисту, прежде чем сложил пергамент пополам. Его брат был сейчас как раз на противоположном берегу реки. Это письмо почти месяц гонялось за ним по всей Англии, а догнало только сейчас, когда он рядом со своим братом.
– Что же вы будете делать, лорд? – спросил Гай.
Рольф сидел в безмолвном раздумье.
– А что мне, по-вашему, делать? – проворчал он. – Джеффри мой брат, и, хотя я не намерен присоединяться к нему, я его не предам.
Слегка напрягшись, Гай сказал:
– Я и не думал никогда такого. Но вам следует знать, что король собирается отобрать Рочестер у бунтовщиков, а ваш брат – один из его защитников. Нас призовут к оружию против них.
– Да, но я ничего не могу сделать, как только служить там, куда меня призовут. – Рольф провел рукой по волосам, чувствуя крайнюю усталость. – Я лишь могу молиться о том, чтобы не встретить Джеффри на поле битвы.
В середине октября король подошел к стенам Рочестера. Когда войска заняли берег Мидуэй-Ривер, отделявшей их от Рочестера, король отправил сэра Гая с отрядом воинов на ту сторону реки, чтобы сжечь мост ниже по течению и тем самым прервать сообщение между Рочестером и Лондоном. Мост защищал Роберт Фицуолтер с сильным отрядом рыцарей и конных воинов. Им удалось отбросить нападавших и потушить пламя. Но потом Фицуолтер со своими людьми вернулся в Лондон, и повторная атака прошла удачно. Мост был разрушен. Дорога к Рочестерскому замку была свободна, и город осажден.
Сначала горожане высыпали на стены и бастионы с самым воинственным видом, но, узнав короля и его людей, бежали. Иоанн с войсками вошел через городские ворота и гнал мятежников через весь город до самого моста так решительно, что все рыцари, готовые обороняться, были вынуждены запереться в замке. Теперь цитадель защищали только девяносто пять рыцарей и сорок пять тяжеловооруженных конников.
Осада длилась больше месяца. Осажденные не получали извне никакой помощи, а осаждающие перепробовали все способы взятия крепостей. Минирование, обстрел, штурмы и осадные машины день и ночь изводили защитников. Ничто не помогало. Отважные люди, засевшие за мощными стенами, не желали помилования от короля и не помышляли о капитуляции.
Рольф знал, что Джеффри находится в замке, но ничем не мог помочь. Его брат, как и он сам, сделал свой выбор.
25 ноября, использовав жир сорока свиней, нападавшим удалось поджечь главную башню. Огонь был так силен, что она разрушилась. Это сделало положение защитников безнадежным, но они держались еще пять дней – до праздника святого Андрея.
Были построены виселицы, потому что король приказал повесить всех защитников крепости одного за другим. Джеффри был среди приговоренных. Только уговоры Рольфа и Саварика де Мулеона спасли его и остальных. Им удалось внушить королю, что если казнить таких доблестных рыцарей, то мятежники начнут поступать точно так же со всеми сторонниками короля, попавшими в их руки. И тогда никто не захочет служить у короля. Рыцарей отправили в тюрьму, Джеффри в том числе. Простых воинов задержали – в надежде получить за них выкуп или обменять на своих, попавших в плен.
Иоанну пришлось ограничить свою мстительность повешением одного арбалетчика, который служил у него, когда король был еще ребенком, а теперь предал.
Затем внимание короля обратилось к другим предметам. Он прошел через Эссекс и Суррей в Гемпшир, а отсюда направился в Виндзор. 20 декабря он устроил совет в аббатстве святого Албана, после чего его армия разделилась на две части.
Действия короля беспокоили Рольфа. Встретить еще одно Рождество в компании Иоанна было не слишком приятно. Он не видел Эннис уже много месяцев и не знал, сколько еще предстоит им быть в разлуке.
Из переписки с ней он узнал, что Сибрук принес присягу Иоанну. Это означало, что Джастин остается по-прежнему в замке Стонхем под опекой своего дяди, пока не удастся убедить короля смягчиться. Но за всеми этими бурными событиями в королевстве поговорить с королем с глазу на глаз было очень трудно. Когда же ему удалось это, тот, как всегда, был крайне неуступчив.
– Я не вижу причин менять сейчас положение дел, – холодно сказал Иоанн, когда Рольф потребовал от него сказать наконец свое слово. – Действительно, Драгонвик, вы начинаете надоедать мне своими назойливыми разговорами о вашем сыне. Он в полном порядке, а в Стонхеме – в гораздо большей безопасности, чем если бы отправился через воюющую страну в Линкольншир. Французские наемники будут счастливы захватить такого ценного пленника. И каковы же мы оба тогда с вами будем? Нет, это слишком рискованно…
Рольфу потребовалось все его самообладание, чтобы не забить все эти полуобещания-полуугрозы обратно в глотку королю. Удержало его только сознание того, что подобные действия еще больше навредят Джастину, да и Эннис. В противном случае он не задумываясь оставил бы королевскую службу, вызывавшую у него глубочайшее отвращение. А так он был вынужден просто удалиться из королевских покоев с болью в сердце и тяжестью на душе.
Но самое худшее ждало его впереди. Рольфу и сэру Гаю было приказано присоединиться к королю в его карательной экспедиции по северным провинциям Англии. Им предстояло огнем и мечом уничтожить на своем пути все – людей, животных, имущество. Щадить нельзя было никого.
С омерзением и чувством внутреннего протеста Рольф собрал своих людей.
20
В один из последних дней весны со сторожевой башни сообщили, что в отдалении показался вооруженный отряд. Эннис внешне сохраняла спокойствие, но в душе чувствовала страх. Она слышала доклады наблюдателей, которых Гарет расставил в окрестностях замка, и одинаково боялась как мятежников, так и королевских солдат. Все деревни в округе были сожжены, поля вытоптаны, жители, не успевшие бежать, истреблены.
Рольф приказал Гарету отправить леди Эннис в безопасное место при первом же приближении неприятеля. Но была ли армия короля неприятелем? Хотя она слышала об опустошении Иоанном северных провинций, Эннис не знала, насколько эта беда приблизилась к ее жилищу. Никто ей этого не сообщал. Если же ей удавалось заговорить об этом с Гаретом или с другими рыцарями, они тщательно избегали упоминать короля.
Приготовления к обороне были сделаны, хотя Гарет пытался представить это как самую обычную предосторожность. Воины гарнизона Драгонвика день за днем таскали на стены смолу, деготь и масло, готовили камни и кожаные ремни для катапульт, перья и древки для стрел. Оружие тщательно чинили и приводили в боевую готовность. Кузнецы без устали ковали мечи и кольчуги. Подготовка шла полным ходом, но все это делалось по возможности втайне от леди, чтобы не тревожить ее.
Временами Эннис думала, что неведение много хуже и мучительней, чем горькая правда.
Но когда отряд приблизился и наблюдатели на башне сообщили, что в замок возвращается лорд Драгонвик, Эннис вдруг поняла, что знание может быть обоюдоострым мечом. Сбежав вниз по винтовой лестнице к выходу, она замерла, еле переводя дух, причем не от бега, а от волнения. Надежда гнала ее вперед, а тревога толкала обратно. Вдруг он вернулся, потому что ранен? В стране такая смута, что гонец мог и не добраться до Драгонвика, чтобы предупредить. Она зашептала молитву.
Молитву прервал голос Рольфа, раздавшийся в зале. Она вздохнула полной грудью и собрала все свое мужество. Голос звучал громко и отчетливо, как голос здорового человека, но какая-то непривычная усталость слышалась в нем. Эннис миновала последний поворот винтовой лестницы и увидела его. Он стоял посреди зала спиной к ней, и не было видно никаких повязок.
Напряжение ее спало, и она радостно бросилась к нему. Будто почувствовав ее появление, он повернулся к ней, и Эннис замерла. Это был Рольф, но, казалось, высеченный из глыбы камня. Черты лица – те же самые: прямой нос, твердые линии рта, большие глаза под темными бровями… Но на этом лице лежала печать страшного напряжения. При взгляде на него Эннис показалось, что она вдруг с силой натолкнулась на стену. Было похоже, что Рольф опасается проявления любого признака жизни.
– Милорд, – сказала она наконец и двинулась к нему, поскольку он не шевелился, – я рада, что вы дома и в добром здравии.
– И я рад вернуться домой.
Обескураженная его безразличием, Эннис выдавила приветственную улыбку и пошла к нему. Она посмотрела на сэра Гая и снова испытала недоумение. Его лицо было маской, изображавшей застывшее страдание… Там, где раньше всегда находилось место для улыбки или шутки, предназначенной только ей, теперь было лишь вежливое приветствие, которое ее обдало холодом сильнее, чем зимний ветер.
Совладав с собой, Эннис быстро распорядилась, чтобы подали вино и придвинули стулья поближе к огню. Рольф и Гай с равнодушным видом последовали за ней и сели. Никто не произносил ни слова, и даже когда слуги, поставив вино, удалились, они не спешили нарушить молчание.
Пес Бордэ лежал у ее ног, переводя грустные глаза с нее на хозяина и поскуливая. Рольф повернулся к нему и положил руку на огромную голову мастиффа. Тот взвизгнул от радости, и Эннис испытала нечто вроде ревности, которую сразу же подавила. Наконец-то Рольф проявил какое-то живое чувство, пусть даже не к ней, а к собаке. Вэчелу тоже не удалось расшевелить господина, и это было совсем уж необычно.
Не зная, как начать разговор, Эннис спросила:
– Скажите, милорд, как военные успехи короля?
Гай пробормотал нечто невнятное и занялся вином. Рольф не сказал ничего, но пальцы его побелели – так сильно он сжал ножку кубка.
Поняв, что случилось что-то непоправимое, Эннис воскликнула, уже не пытаясь скрыть дрожь своего голоса:
– Мы разбиты? Все пропало?
Рольф неестественно рассмеялся:
– Все пропало? Да, можно сказать и так, глядя на наши вытоптанные поля, сожженные замки, убитых женщин и детей, считающихся главным достоянием Англии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45