Но нет, он говорил вполне искренне. Более того, здесь, под этим ветром, взметавшим его длинные волосы, на фоне бескрайнего синего неба он казался неотъемлемой и весьма важной частью пейзажа. Его стройный силуэт отчетливо вырисовывался на залитой солнечным светом равнине. Казалось, он повелевает этими стихиями и ветер дует согласно его воле. Джоанна, напротив, чувствовала себя неуютно. Морской бриз играл свободными концами ее волос и забирался под платье, то и дело поднимая его подол выше колен, он как будто грозился поднять и ее саму, как пушинку, и унести отсюда в неведомые дали.
— Да, это красивое место, — согласилась она, — и хотя оно довольно пустынное и необжитое, в монастыре у нас уютно и безопасно.
— Так что никто не мешает вам вышивать в покое и довольстве? — насмешливо спросил он, вскинув брови. — Вот уж не думал, что юная благородная леди не найдет себе занятия поинтереснее.
— Так ли богат выбор, предоставляемый юным благородным леди? — ответила она вопросом на вопрос.
— Во всяком случае, быть хозяйкой своих владений — гораздо сложнее и интереснее, чем навеки заключить себя в этих стенах.
— Но я никогда не стала бы настоящей хозяйкой Оксвича! Мой муж получил бы титул лорда Оксвича, а я была бы лишь его женой, — воскликнула она с горечью.
— Ну да, ваш муж стал бы лордом Оксвичем, а как же иначе? Ведь управление таким поместьем, а также защита его и всех его обитателей под силу лишь мужчине. А вы, Джоанна, в качестве подруги и помощницы своего супруга пользовались бы всеобщим уважением и вели бы хозяйство по своему усмотрению.
— Вернее по усмотрению моего мужа, — поправила Джоанна, вспомнив, в каком страхе держал отец ее бедную мать. — Но я не хочу этого. Здесь есть все, в чем я нуждаюсь. Я никого не боюсь, с радостью выполняя свои обязанности и предаваясь молитвам. Я гуляю по окрестным лесам и болотам, когда мне этого хочется. И больше мне от жизни ничего не надо.
Резко повернувшись, она устремила взор на монастырские строения. Зачем этот человек появился здесь? Зачем стремится он нарушить тот хрупкий мир, который обрела здесь ее измученная, одинокая душа? Зачем, сам того не ведая, растравляет едва затянувшиеся раны?
Лорд Блэкстон, сделав шаг в сторону, встал перед девушкой и обратился к ней вкрадчивым голосом:
— Вы не должны страшиться замужества, леди Джоанна. Любой мужчина стал бы из кожи вон лезть, чтобы только угодить такой красавице, как вы. — Он окинул ее выразительным взором, и Джоанна почувствовала, что ее как будто окатило теплой волной. — Вам стоит лишь улыбнуться, и вы добьетесь от мужа всего, чего пожелаете. А за доброе словечко из ваших прекрасных уст он бы просто в лепешку расшибся!
Джоанна, не привыкшая к подобным речам, лишь широко раскрыла глаза. Сердце в ее груди бешено колотилось. Но разве подобает ему произносить подобные слова, а ей — слушать их? Что это еще за муж, о котором он говорит так восторженно, как барышник о лошади? Проглотив комок, она нервно произнесла:
— Все, чего я хочу, — это чтобы вы оставили меня в покое. Слова ваши…
— А как насчет детей? — перебил он. — Все женщины мечтают о материнстве. Неужели вы так легко отказываетесь от возможности стать матерью? Ведь, приняв постриг, вы навсегда лишите себя ее.
Джоанна гордо подняла подбородок, изо всех сил стараясь не выдать своих чувств. Много ли радости принесла эта жажда материнства ее собственной матери? Больше всего на свете она мечтала родить сына, но Господь не внял ее молитвам. И она терпела попреки и издевательства отца, пока не решилась наконец положить этому предел. И теперь, хотя при мысли о собственных детях сердце Джоанны и переполнялось нежной радостью, она запретила себе думать о подобной возможности. Ведь желать чего-то — пусть даже проводя дни и ночи в молитвах — еще не значит получить. Уж кто-кто, а она хорошо об этом знала.
Порывисто вздохнув, она посмотрела в его горящие нетерпением глаза и веско произнесла:
— Я отказываюсь от всего — от детей, от мужа, и в особенности — от замка Оксвич!
На мгновение во взоре лорда Блэкстона вспыхнула ярость, но, к чести для него, он быстро овладел собой и ответил ей спокойно и даже мягко:
— Вижу, что невольно взволновал и огорчил вас. Поверьте, я менее всего на свете желал этого. Однако мне непонятен ваш страх перед Оксвичем. Я не ошибся? Вы ведь и вправду испытываете страх перед вашим родовым замком? Но почему, позвольте узнать?
— Ничего подобного! — запальчиво ответила Джоанна, сознавая, насколько сквозящие в ее словах и жестах отчаяние и гнев невыгодно оттеняются его безупречным владением собой. — Я ничего и никого не боюсь! Просто… просто не хочу менять свое решение!
— Это более серьезный вопрос, чем вы думаете, леди Джоанна.
— Я все вам уже высказала.
— Вы объяснили ваши личные причины отказа от Оксвича. Я же хочу напомнить вам о вашем долге по отношению к нему и к Англии в целом. Вне зависимости от того, какие чувства вы испытываете к своему замку и принадлежащим вам землям, вы должны продолжить свой род.
— Мой род? — фыркнула она. — Какое мне дело до него? Пусть он прекратится на мне, кто-нибудь другой с превеликой радостью завладеет Оксвичем. А уж вас это, по-моему, и вовсе не касается. Какое вам дело до того, кто поселится в Оксвиче?
Он резко выпрямился и посмотрел на нее с нескрываемой враждебностью:
— Оксвич, как и прочие земли Йоркшира, всегда оказывал стойкое сопротивление бездарной политике короля Джона. Я не допущу, чтобы он попал в его руки.
— Вас не должно заботить, в чьи руки попадет Оксвич.
— Меня это очень даже заботит, поскольку мне, представьте, не безразлична судьба моей страны!
Джоанна с презрением уставилась на него, стараясь, чтобы голос ее звучал ровно, не выдавая охватившего ее гнева:
— Вы, стало быть, не любите короля и не хотите, чтобы Оксвич достался ему. Это ясно. Только почему при этом алчность свою вы пытаетесь выдать за патриотизм?
Глаза его сузились и потемнели от ярости. Но она не мигая выдержала этот взгляд. Сэр Райлан, овладев собой, заговорил ледяным тоном:
— Под каким бы предлогом вы, миледи, ни отказывались выполнить свой долг, но он призывает вас защитить Оксвич, как делал это покойный ваш родитель.
— Мой долг?! — воскликнула она голосом, полным отчаяния. — У меня один долг — перед Господом Богом! Оксвич будет процветать при любом другом владельце, и Англия как-нибудь без меня обойдется! — Грудь ее вздымалась, в глазах стояли слезы. — Кому достанется это проклятое место — вам или королю, — мне плевать! Я хочу только одного — чтобы оба вы отправились к дьяволу! И Оксвич прихватили бы с собой!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Лорд Блэкстон и его люди покинули обитель вскоре после полудня. Джоанна вновь уединилась в маленькой келье, чтобы помолиться в тишине. Но до слуха ее доносились ржание и топот лошадей, резкие звуки голосов, а временами — свист и хохот. Слова молитвы не шли ей на ум.
Итак, Райлан Кемп, принесший тревожные вести, навсегда покидал монастырь святой Терезы. Джоанна знала, что в памяти ее он останется надолго, если не навсегда. Много дней и ночей будет она грезить об этом человеке, вспоминая каждую минуту их недолгого знакомства. Вот и теперь мысли ее то и дело возвращались к их последнему разговору. Он говорил о ее долге перед Оксвичем. И перед жителями деревни. Но Джоанна чувствовала, что не может она быть в долгу ни перед мрачным родовым замком, ни перед крестьянами, которые, поди, и не узнали бы ее, если бы увидели. Им наверняка почти безразлично, кто станет хозяином их земель, — лишь бы он был надежным защитником своих владений и не слишком изнурял своих крестьян работой в поместье. Нет, она не изменила никакому долгу, решив остаться в монастыре. А кроме того, подумала она, становясь коленями на холодный каменный пол, она предпочла выполнить обязанность, которая была и будет самой главной для любого благочестивого человека, — обязанность быть хорошей христианкой.
— А как же насчет детей? — как будто шепнул ей чей-то низкий голос, в котором явственно звучала насмешка.
Джоанна поднялась с пола, подавляя вздох. Она рассеянно потирала колени. Мысль о детях привела ее чувства в смятение.
Если бы существовала хоть малейшая возможность родить ребенка, не выходя замуж, то она бы ею непременно воспользовалась. Ей так хотелось иметь собственное дитя! Она бы так любила своего младенца, так преданно заботилась бы о нем, предупреждая все его желания. Он рос бы, окруженный любовью, он был бы счастлив и обеспечен всем необходимым.
Она скрестила руки, обхватив ими плечи, и погрузилась в мечты. Она любила бы своего ребенка больше всего на свете. И ребенок в ответ платил бы ей тем же. От одной мысли об этом у нее на сердце потеплело. Но тепло это исчезло и каким-то непостижимым образом превратилось в комок в горле, стоило ей вспомнить, где — и почему — она находится. Девушка бессильно уронила руки и склонила голову. Что ж, придется покориться своему собственному выбору. Никогда у нее не будет детей, потому что не будет мужа. Во Господе найдет она покой и утешение. Любовь Его поистине безгранична и превыше любой земной любви.
Но мысль эта не принесла девушке желанного успокоения. Со двора донесся топот копыт. Лорд Блэкстон и его люди ускакали прочь, унося с собой последнее напоминание о мирской жизни, адресованное ей, Джоанне. Тщетно старалась девушка убедить себя в том, что для нее их отъезд — большая радость и избавление. Все, что ей удалось, — это ценой немалых усилий удержаться от слез.
Когда Джоанна вышла из кельи во двор, настал час вечерней молитвы. Но девушка была настолько взволнованна, на душе ее было так мрачно и тяжело, что она почувствовала себя не в силах видеть сейчас чьи-либо лица, присутствуя на богослужении в часовне. На ужин она тоже не явилась. С моря порывами дул сильный, злой ветер. В его неистовых завываниях Джоанне слышались чьи-то жалобные стоны. Эти тоскливые звуки как нельзя лучше выражали чувства, которыми она была охвачена. Ее снедала бессильная ярость, желание куда-то бежать, делать что-то, только бы не оставаться на месте.
На востоке, там, где раскинулось Германское море, небо было затянуто тяжелыми свинцовыми тучами, но на западе сквозь легкую пелену облаков еще проглядывало солнце. Летние сумерки длятся долго, и Джоанна знала, что их неверный свет окончательно померкнет лишь через несколько часов. Она стояла в каком-то оцепенении, глядя на запад, а в это время колокола зазвонили к вечерне. Несколько запоздавших монахинь торопливо просеменили по двору и, поднявшись по ступеням, прошли сквозь высокий портал. Джоанна снова осталась одна. Поежившись, она бесцельно обвела глазами пустой пыльный двор и окружавшие его серые монастырские строения.
Дождь прибьет пыль, думала она, но зато, если разразится сильный ливень с бурей, течь в крыше часовни увеличится. Она повернулась лицом к ветру, вглядываясь в предгрозовое небо. Наплевать на течь! Пусть разразится неистовый шторм, буря, ураган — это то, что ей сейчас нужно! Пусть вся Англия потонет в грохоте и вое стихии, пусть разверзнутся хляби небесные и зальют ее потоками вод! Пусть хоть весь мир захлебнется в этом втором потопе, так будет даже лучше!
Ища хоть какой-то выход для обуревавших ее чувств, Джоанна внезапно сорвала с головы платок, и ветер мгновенно унес его, разметав медно-рыжие локоны девушки по ее лицу, спине и плечам. Она торопливо зашагала к монастырским воротам, сама не ведая, куда и зачем она идет. Просто оставаться на месте было выше ее сил. Миновав ворота, она не пошла по узкой немощенной колее, а свернула к прибрежным скалам. Далеко внизу шумело море, неистово бившееся о меловые утесы. Высокий прилив, казалось, хотел опрокинуть их и завладеть этой землей. У самого края скалистого уступа Джоанна склонилась и посмотрела вниз. Ей совсем не было страшно. Ветер дул с такой силой, что девушке захотелось подпрыгнуть, чтобы он покружил ее, а затем опустил на землю.
Если бы только ветер мог в тот страшный вечер подхватить на свои крылья ее мать и не дать ей разбиться! И мысль эта мгновенно отрезвила девушку. Она резко выпрямилась, отшатнувшись от края обрыва, повернулась и заспешила прочь, в сторону поросших вереском болот.
Как только у ее матери хватило духа на тот отчаянный прыжок? И как могла она оказаться столь малодушной, чтобы бы лишить себя жизни?
«Не хочу думать об этом, — в который уже раз сказала себе Джоанна. Ветер подгонял ее в спину, длинные волосы змеями взметались впереди нее, высоко задравшийся подол платья то вздувался, то опадал. — Я немного поброжу в лесной тиши и постараюсь успокоиться».
Эта мысль придала ей бодрости, и девушка ускорила шаг. Она ступала по высокой траве, жесткие кустики вереска царапали ее ноги. Миновав узкую колею, ведущую к монастырю, она вскоре подошла к лесу. Волосы ее совсем растрепались, лицо горело, и все же девушка чувствовала себя намного лучше и спокойнее. Тяжелые тучи опустились еще ниже, и, зная, что деревья в лесу не защитят ее от молний, Джоанна все же решила побродить там немного, во всяком случае до тех пор, пока не начнется сильный ливень. Тогда она сразу же поспешит укрыться в монастыре. А если он и вовсе не начнется? Тогда она так и будет брести по лесу вечно? Или Бог все же пошлет на землю проливной дождь, чтобы вернуть ее в обитель? Какой-то частью своего сознания она понимала всю глупость подобных рассуждений, но все же в глубине ее души таилась надежда, что, поручив Господу решение своей судьбы, она так или иначе получит от него ясное указание, как ей быть дальше.
Райлан видел, как Джоанна выходила из монастырских ворот. Покинув обитель, его отряд отъехал на достаточное расстояние, чтобы усыпить бдительность любопытных сестер, а затем вернулся и затаился в лесу. Теперь они разбили лагерь на небольшой поляне, откуда хорошо был виден монастырь. Когда Келл доложил своему господину, что со стороны болот движется какая-то женская фигура, Райлан сперва усомнился, та ли это, кого он подстерегает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47