Мюртах соскользнул с дерева. Люди уже сражались среди деревьев. Он слышал вокруг себя крики: голос Бродира: «За мной, идите сюда, все кончено!», Эйнар выкрикивал языческие проклятия. Трое датчан пробивались через лес.
Мюртах побежал к лагерю, надеясь поймать лошадь. Некоторые ирландцы даже останавливались, чтобы ограбить трупы, на него они не обращали внимания. На другом конце поля он явственно увидел группу датчан, среди них ярла, окруженную ирландцами. Он свернул к ним неуверенно, бешеный напор ирландцев обрушился на ярла и его людей.
На дальней опушке леса стоял Эйнар, с ним — два солдата за его спиной, сражаясь с вопящей группой ирландцев. Ирландцы отходили назад, собирались и снова бросались на
Эйнара, пытаясь сбить его с ног, похоже, что два воина, сражавшиеся вместе с ним, не имели никакого значения. Мюртах приложил стрелу и подбежал ближе.
— Эйнар! — крикнул Бьорн. Он мчался по полю, его волосы и плащ летели в беспорядке, по лицу струилась кровь. Он врезался в ирландцев, один против двадцати. Они обернулись, чтобы встретить его. Мюртах опустился на одно колено и выпустил все свои, кроме трех, последних, стрелы в этот узел, стараясь не задеть Бьорна. Ирландцы повернулись и побежали прочь, а Бьорн и Эйнар кинулись по полю в сторону Дублина.
Мюртах направился к ним навстречу. Он не бежал, они тоже устали. Он встретил их в узкой луговине между лесом и берегом, вслед им летели хриплые ругательства ирландцев. Бьорн и Эйнар обернулись, чтобы снова отогнать их. Ирландцы увидели подходящего Мюртаха, развернулись и отбежали на безопасную дистанцию. Мюртах был так изумлен, что натолкнулся на Бьорна.
Бьорн и Эйнар схватили его каждый за руку и побежали рысцой по лесу, волоча его между собой.
— Отпустите меня, я так же могу бежать, как вы, — кричал он.
Они остановились, чтобы перевести дыхание. Эйнар сказал:
— Я подумал там, что мне конец. Почему ты стал бегать вокруг, словно чья-то потерявшаяся собака?
Бьорн засмеялся:
— Потому что они не видели меня в лицо.
Они бежали по направлению к Дублину. Солнце снизилось, и облака окрасились в золото. Ирландцы верхом охотились на них. Мюртах слышал собачий лай, и кровь стыла в его жилах.
Уже отойдя от поля, они наткнулись на Торстейна Холлесона, сидящего под деревом и зашнуровывающего свою обувь.
— Пошли, — сказал Бьорн, грудь его тяжело вздымалась.
— Нет, — сказал Торстейн. — Прилив в самом разгаре, они не смогут стянуть корабли, и у вас будут в реке неприятности. Куда я могу бежать?
Мюртах сказал:
— Это говорит мудрый человек. Бьорн взглянул на Эйнара:
— Может быть, тебя надо тащить? Пошли, мальчик.
Они побежали. Вслед за ними послышался приближающийся собачий лай. Сумерки сгущались вокруг них, и Мюртах остановился.
— Нет, — сказал он, — я не хочу идти дальше. Ты слышишь собак. Они поймают нас раньше, чем взойдут звезды. Я задержу их, а вы уходите.
— Они убьют тебя, — сказал Бьорн.
— Ну и что? Вас они убьют тоже. Идите, или вы уже прожили так долго, чтобы быть поверженными наземь собаками?
Бьорн тяжело взглянул на него:
— Тогда ладно.
— Да будет с вами Бог.
— Ты немного набожен… — Бьорн потянул Эйнара за рукав и побежал.
Мюртах присел на колено в высокой траве, приложил стрелу и стал ждать. Довольно скоро всадники со своими собаками на привязи появились по их следу, двигаясь проворной рысью.
Он оттянул тетиву и выпустил стрелу. Собака, пронзенная в грудь, завизжала и упала, находящаяся с ней в одной связке вторая собака перевернулась через голову. Мюртах тихо лежал в траве. Ирландцы рассыпались и спрыгнули со своих лошадей.
— Кто это? — крикнул один.
— О, можно догадаться, — откликнулся кто-то еще. — Держись пониже, ему будет слишком темно, чтобы хорошо видеть.
Мюртах выстрелил на голос и услышал вопль ярости.
— Для тебя хорошо, Кормак мак Догерти.
У него оставалась одна стрела, и он тут же пожалел, что дистанция для выстрела слишком велика. Он слушал их. Они шарили в траве, сгорбившись, и он тихо придвинулся к Кормаку. Один из них надумал спустить собаку.
Собака стала нюхать и глухо скулить в темноте.
Мюртах заткнул лук за спину под рубашку и на четвереньках пополз к Кормаку. Собака унюхала его и помчалась к нему. Мюртах повернулся, схватил лук и выстрелил в нее на середине прыжка. Собака, обмякнув, рухнула на ноги Мюртаху.
— Эгон? Где Эгон? — закричал Кормак.
— Здесь, — откликнулся Эгон откуда-то слева от Мюртаха. Его голос был спокойным, даже кротким. Мюртах еще подполз в направлении Кормака.
— Ищи его.
— Ты мне не приказывай.
— Тебя он не убьет.
Мюртах находился так близко к Кормаку, что мог слышать шуршание его одежды. Он скользнул вокруг, спустил тетиву своего лука и, прыгнув, захлестнул тетиву вокруг головы Кормака, потом круговым движением рванул лук на себя. Кормак хватил ртом воздух, схватился рукой за горло, и Мюртах сильно потянул. Кормак обмяк. Мюртах бросил лук и пополз в сторону.
Большая тяжесть навалилась на него, прижала к земле, обдала его лицо горячим дыханием. Он забыл о второй собаке, она не лаяла. Он перевернулся и отчаянно вцепился пальцами собаке под шею, удерживая смертоносные челюсти от своего горла. Клыки собаки скребли его, разорвали ему ногу от бедра до колена, потом рывком головы собака поймала между зубов запястье Мюртаха. Мюртах высвободил вторую руку и схватил свой кинжал. Собачьи слюни и рычанье вызвали пот, покрывший все его тело, и он услышал собственное рыдание. Он вонзил кинжал по рукоятку в собачий бок, собака прорычала ему в лицо и щелкнула челюстями. Ее зубы вонзились Мюртаху в щеку. Один клык зацепил его губу. Собака издала жалобный стон и обмякла.
Но люди уже стояли над ним, и когда он сбросил с себя собаку, к груди Мюртаха было приставлено острие копья.
— Вставай, — сказал человек с другого конца копья холодным голосом. Мюртах не узнал его.
Кто-то зажег факел. Свет разлился над ним, над их суровыми лицами, застывшими, словно маски. Человек с копьем достал из своей рубашки платок и бросил вниз. Мюртах стер кровь со своего лица.
— Приведите ему лошадь Кормака, — сказал Эгон. — Кормаку она больше не понадобится.
— Я говорю, убей его, — сказал человек с копьем. Из темноты прозвучал спокойный голос Эгона:
— Кто здесь вождь? Он мой пленник. Мы поведем его обратно. Его будут судить.
Круг ирландцев распался. Они разошлись к лошадям и сели на них верхом. Они связали руки Мюртаху, связали ему их за спиной, а ноги связали под животом лошади. Эгон подъехал, чтобы взять ее поводья, тело Кормака он погрузил перед собой на черного пони. Два других воина ехали по обе стороны Мюртаха, так они тронулись по направлению к лагерю ирландцев.
— Ты получил то, что я послал тебе в Дублин? — спросил Эгон.
— Да.
Мюртах закрыл глаза. Его лицо было изранено, и он совершенно выдохся. Та же странная гордость за Эгона наполняла все его существо, и он кивнул головой.
— Да свершится Божья воля, — сказал Эгон.
— Верховный король оказал тебе некоторую честь в самом начале сражения.
— Я оправдал эту честь Верховного короля, — спокойно ответил Эгон.
— Это он был в деревьях, — сказал другой человек, человек с копьем, — тот, кто подстреливал нас, словно оленей.
— Что ж, — сказал Эгон, — а кто еще это мог быть?
— Ты высокомерен, Эгон. Эгон рассмеялся:
— Пойди и залижи где-нибудь свои раны.
Мюртах расслабил мышцы спины, пытаясь облегчить боль. Это мог быть голос Од, исходящий изо рта Эгона. Голос Од, длинные желтые волосы, лица Од и Сирбхолла — вот так. Он вспомнил, как был на дереве, и его охватывало чувство огромного успокоения. И кровь застучала где-то в глубине.
— Ты очень изменился, Эгон, — сказал он.
Эгон посмотрел на людей вокруг себя, так, чтобы они сделали вид, что не слышат, и сказал ровным голосом:
— Да, разное… случается. То, что не изменило бы тебя, может легко изменить… более мягкого человека, возможно. Так что этого и не заметишь. Я не знаю. Моя мать…
— С ней все в порядке?
— Да. Она сказала, чтобы я привез тебя домой. Если смогу.
— Я не собираюсь.
В глазах Эгона, освещенных факелом, блеснуло что-то мальчишеское.
— Это не должно было быть так — ну что ты мог сделать? Все кончено, все, почему ты не можешь…
— Успокойся. Ты вождь О'Каллинэн. Когда вождь задает вопрос простому человеку, он задает его как вождь.
Эгон вздрогнул. Рывком остановил пони.
— Эй, Фьонн. Отведи моего пленника назад и проследи, чтобы с ним обращались правильно.
Он хлестнул пони и ускакал.
Наконец они подъехали к шатрам. Фьонн — человек с копьем — снял Мюртаха с лошади и разрезал веревку на ногах, потом повел в шатер для пленников. Он привязал одну кисть Мюртаха к столбу, принес ему воду и немного хлеба.
— Они получат с тебя что-то за убийство мак Догерти, — сказал Фьонн и сплюнул.
— Ранения от животного то же самое, что ранения от человека, так гласит закон. А теперь убирайся. Я был взят на войне, и они не могут подвергнуть меня наказанию.
Фьонн побагровел.
— Такой человек, как ты…
— Ты должен молить Бога, чтобы ты никогда не стал таким человеком, как я. А теперь иди.
Фьонн убрался. Мюртах лег на спину, его рука неуклюже свисала со столба. Он заснул.
Весь следующий день он лежал в шатре, разговаривая с Торстейном и двумя другими пленниками. Торстейн растянулся на земле во всю длину; один из сыновей короля захватил его и обошелся с ним так миролюбиво, потому что Торстейн, ожидая, когда его пленят, сидел спокойно.
— Значит, они тебя тоже схватили, арфист, — сказал он и зевнул. — Они убили Бродира, но перед этим Бродир убил короля в его шатре.
— Ты что-нибудь слышал о Бьорне?
— Нет. Эйрик?
Эйрик перевернулся и выпрямился.
— Меня они поймали на краю Дублина, ты знаешь, и я видел, как два корабля выходили из залива — один был корабль Эйнара, и второй, я думаю, мог быть Эйнара. Корабль Сигтругга тоже ушел.
— Ты бежал вместе с Бьорном, арфист. Как получилось, что тебя пленили, а его нет?
— Я растянул мышцу в боку и сел отдохнуть, а они пустили вслед за мной собак.
— Хм-м, — сказал Торстейн. — Мы не настолько близки, чтобы подраться, поэтому я назову тебя лжецом.
— Как мог я покинуть святую землю Ирландии?
— Ты находишься вне закона на святой земле Ирландии. Это достаточное основание.
— Существуют законы и законы.
Вошли три минстерца, опустились на колени возле Эйрика и развязали его. Эйрик сел, потирая свои запястья.
— Значит, вы нашли это.
Самый маленький из троих ухмыльнулся:
— Под передней, как ты и сказал. А теперь убирайся отсюда, пока мы не решили, что этого недостаточно.
— Какие-нибудь корабли остались на реке?
— Непохоже, чтобы вы были в состоянии взять крепость в Дублине, без этого мы не можем удержать гавань, а кто-то сказал, что если ты на берегу в Пасхальное Воскресенье, ты сможешь найти путь домой.
— Хорошо.
Один из минстерцев сказал:
— Торстейн, сын короля даст тебе свободу завтра, если ты дашь ему обязательство не возвращаться больше в Ирландию.
— Он его имеет, но я повторю, если он придет спросить об этом.
Воин обернулся к другому пленнику.
— Они отправятся за твоим золотом, и если оно там, где ты сказал, ты будешь так же освобожден, как Эйрик.
— Оно там — разве стану я лгать, чтобы отправиться в могилу?
Три минстерца повернулись к Мюртаху.
— Я понимаю, что теперь мы переходим ко мне, — сказал Мюртах.
— Вождь О'Каллинэн передал все обстоятельства дела на тебя королю. Он сказал, что не выступит ни за тебя, ни против тебя. И он уже вернулся обратно к своему народу.
— Какому королю? Минстерец хрипло рассмеялся:
— Мелсечлэйну, конечно. Идя к двери, он задержался:
— Тебя приведут к нему завтра. Молись, человек вне закона.
Вечером пленникам принесли воду, чтобы они умылись. Торстейн и другие предоставили Мюртаху право умыться первым.
— Твое положение куда хуже, чем наше, в любом случае, — сказал Торстейн.
— Вам придется умываться окровавленной водой.
— Я это делал и раньше.
Мюртах вымыл себя, прочистил рану на ноге, которая, как он думал, могла нагноиться. Собачьи укусы сочились весь день. Вместе с Торстейном они очистили и перевязали непривязанную руку.
— Для чего мы делаем все это с рукой, которая завтра вечером будет валяться на траве? — сказал Мюртах.
— Ты должен явиться опрятным на свою экзекуцию. Мюртах снова сел, а Торстейн умылся.
— Если бы у нас был кинжал, мы могли бы что-нибудь сделать с твоей бородой. Для тебя не будет лучше, если они станут думать, что ты одичал.
— О! Они поймут меня.
Они разговаривали всю ночь — Торстейн рассказал Мюртаху о сожжении О'Нила и его родных.
— Если ты увидишь Бьорна, скажи ему…
— Я увижу. Он вернется — отомстить за тебя.
Мюртах засмеялся, попробовал остановиться и снова беспомощно рассмеялся, пока на глазах его не выступили слезы.
— О, нет, нет, не об этом. Скажи Бьорну, я верю, что он нашел тот остров.
— Если честно, то я не верю. Он ужасный врун.
— Скажи ему это в лицо. Торстейн ухмыльнулся:
— Нет уж, спасибо,
Они задремали только перед самым рассветом. Мюртаху ничего не снилось, и когда утром его разбудили, он чувствовал себя так, словно ночь пролетела за один миг.
— Ты хорошо спал, человек вне закона?
— Никогда я не спал лучше.
Они развязали его, и он встал. Торстейну он сказал:
— Не забудь передать это Бьорну.
— Ну и попал ты в заваруху, — сказал Торстейн. — Ирландия теряет хорошего арфиста.
Мюртах пожал плечами. Он позволил стражникам связать ему руки. Они накинули ему аркан через голову, словно собачий ошейник, и вывели на яркий солнечный свет и повели через поле к месту судилища Мелсечлэйна.
Мелсечлэйн, чтобы иметь какую-то ограду, творил суд за наскоро сделанным земляным валом. Остатки армии короля Ирландии и собственной армии Мелсечлэйна были выстроены стеной внутри этого круга, а внутри его сидели король и вожди кланов. Мелсечлэйн находился во главе их.
— А теперь, — сказал Мелсечлэйн, — необычное дело. Мюртах, не обращая внимания на кровавые пятна на своей одежде, огляделся вокруг, рассмотрел каждого вождя и короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25