тропический душ
А зашнуровывает – то узел сделает, зубами не разгрызёшь, то палец привяжет к ботинку да ещё и кричит: «Что, так и буду ходить в три погибели, привязнутая?» А то разозлится, сбросит ботинки – «Пойду босяками!»Только дяди, тёти и старшеклассники забирают из садика детей, один я из второго класса. Галдёж – как в школе на перерыве!– Носка одного нет! – захныкала Марина.Я обыскал шкафчик, заглянул в соседние, ощупал рукава и карманы пальто, проверил ботинки – нет!– Пойдёшь в одном, подумаешь… – говорю я. – Тебе лишь бы похныкать.– У-у-у… Как я буду жить с одной ногой!На ногу без носка ботинок обулся легко. А вторую, наверно, целый час обували. На лбу и носу у нас повисли капли пота… И хоть бы уж Марина молчала, а то: «Ой, нога хрустнула! Ой, нога покрошилась!»Надевали пальто – бант развязался.– Не хочу ходить махлатая! – затопала ногами Марина.Не стал завязывать бант – оторвал совсем, немножко с волосами. Спрятал в карман. Без банта дойдёт, принцесса такая…Марина шла и хромала, как инвалид войны. Но шла – начал накрапывать дождь, и все дети попрятались в подъезд. Один Вася шлёпал по лужам, расплёскивая сандалетами воду на асфальте. На крыльцо и первый этаж я нёс Марину. Если б имел ещё две руки, зажал бы ей ноги, а то колотила меня ботинками по коленкам.Ух!.. Наконец-то мы дома…Раздел, снимаю ботинки… Что такое? На правой ноге два носка. Сунул Марине под нос оба.– Видела? «Носка-а-а нет…» Если б десять было, тоже на одну ногу напялила?– А я не виновата, они оба правые.– Правые, левые… Скажу маме, чтоб в ясли тебя отдала, а не в сад.Осталось только одно – покормить.Чтоб не гоняться за ней с ложкой по квартире, я усадил Марину на подоконник. Будем смотреть, с какими зонтиками ходят тёти, и кормиться.– Синий… Красный… Чёрный… – называла Марина.Ложку с манной кашей увидела уже у самого рта. Круть! На щеке начертилась белая полоса, а ухо манка замуровала ровно с краями.– Ой, ухо сварится!– Каша не горячая, не ври! А будешь вертеться, то и другое залеплю.– Да-а, не горячая! Если б сам был залепнутый, то знал бы… Что, я так и буду с вареным ухом жить?На щёку и на ухо я израсходовал две мои промокашки – из письма и из математики. Принёс ещё и папины «качели». Есть у него такие, из пластмассы, снизу, наверно, сто промокашек нацеплено.– Ой, я оглохнутая!А-а, ещё и в ухе каша осталась. Ну, это пустяк. Найти бы только булавку. У мамы, кажется, где-то была…Выбрасываю из маминого шкафа платья, ощупываю их. На некоторых остаются белые пятна от каши… Ура, есть!Всё… Порядок… Можно набирать вторую ложку. Марина зажимает рот руками, наклоняется.– Разогнись, а то в волосы накапает.– Не в волосы, а за воротник. Постуди!Стужу, дую на кашу. Не поворачивается ко мне.– Ой, ракета летит! – кричу я.– Где? – вскинулась Марина.Р-раз! – кашу в рот. Попал!..
Марина не глотает, держит кашу за щекой, как обезьяна, стучит ногами по подоконнику. Подношу третью ложку…– У-у-у-м-м… – вертит она головой.– Что ты мяукаешь, как кошка? Раскрывай рот, некогда мне с тобой возиться.– Я не клошка… У меня не-э-ту хлоста. И улши, видишь, где? А у клошков сверлху…Пока говорила, каши во рту стало меньше. Ем сам, показываю пример, причмокиваю.– Ах, как вкусно! Съем всё сам.– Не воспитывай у ребёнка жадность.– Я не воспитываю, ешь быстрее!– Сам ешь, поправляйся. А то кожа да кости.– А ты почему не хочешь?– Потому что круглая земля…– Кто тебя научил так отвечать?– Сама научилась. В садике воспицацальница Ольга Петровна так говорит.Забыла про ложку Марина… Я р-раз! – четвёртую. Под нос!Марина вытаращила глаза, разинула, задыхаясь, рот. Н-на! Сунул и пятую…– Чхри! – чихнула Марина. – У-у, чуть язык не откусила! – завыла она.Каша заляпала стекло, подоконник, Маринины ноги, чёрный лакированный стол и мне глаза.Схватился за глаза, а кружку с кашей – на окно. Бренк! Мимо, наверно, поставил… Ещё два раза по полу перекатилась кружка.Раскрываю обеими руками левый глаз. Мамочки! Какие стали у меня тапки! Какие ножки у стола! Разлепляю правый – и от увиденного опять зажмуриваюсь. Кружка под телевизором, а на полу дуга из каши.– Ау, где ты?!– Иди прямо, прямо… – скомандовала Марина с окна.Нащупываю её, снимаю с подоконника.– Ой, что ты меня поставил на кашу?– Так ты ж смотри! Я не вижу куда… Веди в ванную умываться.Марина взяла меня за руку.– Холодно… Тепло… Горячо… Огонь!Поздно! Левая моя нога стала на кашу, приклеилась.– Я же говорю – «огонь», а ты ступаешь!– Ты говори – левой или правой, большой шаг или маленький… А то «горячо», «огонь»! Игру нашла… Это из-за тебя всё!– Хорошо! Левой!.. Ещё раз левой!.. Опять левой!..– Три раза левой? – Я зашатался, раскоряченный, как циркуль.– А я не виновата. Правой некуда – там каша.– Так что, мне так и стоять? Или подниматься в воздух, лететь?– Ой, и меня научи летать! – Марина бросила мою руку. – Вот так: мах, мах!– Человеки – не птицы…Я шатался так – соломинкой ткни, повалюсь. И вдруг левая нога по-о-е-ехала!– Держи, пополам раздираюсь!Я замахал руками, словно хотел сделать Маринино «мах, мах!», и сел на пол, на что-то мягкое и мокрое…Теперь мне было всё равно. Мы были с Мариной с ног до головы в сладкой, вкусной, питательной каше.– Слушай, посмотри в кружку… – Голос мой жалостно задрожал. – Нету больше?Марина постучала кружкой об пол.– Есть немного…– Выскреби, дай мне.Марина начала выскребать и с большой охотой кормить меня из ложечки.Кормила и приговаривала:– Не спи за столом! Не мотай головой, ты не лошадь!.. Не чавкай – ты не свинья! Поставлю в угол!В это время послышался звонок в дверь. Марина бросила мне на колени кружку и необлизанную ложку, побежала открывать.– Мамочка, я тут Женьку покормила! А сейчас поведу умою!Что было потом, когда мама увидела, какие мы и что делается в квартире, я рассказывать не стану. Представьте сами.Что ни придумаете – всё будет правда.
МЫ ИДЕМ В РАЗВЕДКУ Дождь лил весь вечер. Ночью грохотала гроза. Но я не боялся – привык! Вчера, когда возвратилась мама, потом бабушка с собрания, а потом папа, – грома было достаточно. Хорошо ещё, до «молнии», до ремня не дошло.Когда я вышел утром во двор, Вася и Жора пускали по лужам кораблики. Серёжа держал под мышкой мяч, а Павлуша – своего брата Генку. Не под мышкой, а так – за руку. В субботу малыша забирают из круглосуточного садика, а в остальные дни Генка домой не ходит.Левон Иванович стоял возле камня-валуна, держал фанерный щиток на длинном колышке и смотрел по сторонам, искал что-то. Фанера с палкой смахивали на лопату, которой зимой чистят снег.Мы подали дяде Левону четыре камня. Он выбрал один и вбил палку в землю. Достал из кармана трубочку бумаги, развернул и прикнопил к щитку.Мы так и ахнули!На бумаге всеми красками сверкал наш будущий сквер. Один только камень-валун и узнали. А за камнем были нарисованы посыпанные жёлтым песком дорожки, вдоль них росли кусты. Были и скамьи, и песочница малышам, и беседка, и клумбы с цветами, и много-много деревьев. Под деревьями закрашено светло-зелёным – трава.– Ну что, нравится? Пусть все знакомятся с проектом, а вечером будем копать ямки. Завтра, в воскресенье, должны привезти деревья и кусты.К камню прислонён жёлтый плоский ящик с ремнём и пригнутыми к боку алюминиевыми ножками. Дядя Левон повесил ящик на плечо, поднял руку. Мы сразу вспомнили о нашей клятве и тоже поподнимали руки.– Ну, «артековцы», кто со мной на Неман, в разведку?На Неман захотели идти все. Мы за ним даже на край света пошли бы. Уж очень Левон Иванович нам нравился.– Это у вас в ящике куклы? – догадался я.– Нет. Краски, кисти, бумага. Этюдник это. Попробую на берегу написать этюд.Никто не понял, как это «писать этюд». Жора спросил:– А разве вы художник?– Молодой человек, я – артист. А это – просто так. Учусь…– А разве старики учатся? – удивился Серёжа.– Гм, гм… Разве я такой уж старый, что и учиться нельзя? Человек должен всю жизнь учиться – то одному, то другому.Пока мы так разговаривали, вышли со двора на улицу. А наша улица Мира интересная – не улица, а только половинка её: нет второго ряда домов! Все дома на улице стоят в один ряд и смотрят на нижние улицы и на Неман. С четвёртого, нашего, этажа даже воду можно увидеть.Там, где должен быть второй ряд домов, обрыв. Внизу, под обрывом, огороды и улица с одноэтажными деревянными домами, за той улицей, на этаж ниже, ещё одна такая же улица и только потом Неман. Если положить доски с нашей улицы на крыши домов первой нижней улицы, будет ровно-ровнёхонько.Мы немного постояли, посмотрели с улицы вниз и во все стороны. Дядя Левон сказал, что когда-то Неман плескался у наших ног, прямо под обрывом. Все эти домики с садами внизу, и пристань за ними, и деревообрабатывающий комбинат левее, напротив школы, стоят на дне былого Немана. Вот это была река! Километр в ширину, не меньше.Наша улица одним концом поднимается в гору, к школе, второй конец тоже поднимается и упирается в старый город. Оба конца на горках, а возле нашего дома низина, и вся дождевая вода мчится сюда. Песка за ночь нанесло, щепок, мусора – весь асфальт укрыт!Дядя Левон смотрел на застывшие струи песка на асфальте, двигал бровями… И вдруг быстро направился через дорогу!– Ах ты, мать честная!.. Ай-я-яй…Мы тоже перебежали через асфальт и увидели, что наделала за ночь вода. Поток выломал цементные плиты бордюра, и вода хлынула с асфальта вниз по обрыву. Ров вырыла – с головой можно спрятаться. Чей-то огород внизу до середины занесло песком.Краешек асфальта навис над рвом, на дне его две цементные плиты валяются…Левон Иванович обернулся – к какому дому подбирается ров? К нашему! А Вася прыг тем временем на провисший асфальт, а потом еще раз ногами – грох! Мы хлоп-хлоп глазами, а Васи – нет!.. Только что-то загудело и по дну рва покатились обломки асфальта, камни мостовой…Дядя Левон склонился над рвом:– Что, испугался, небось? Берись за мою руку!Но Вася за руку не схватился, а выбежал из конца рва, где края пониже, и вскарабкался по зелёному склону к нам.– Ух, здорово! – почёсывает спину. А сам белый от страха!– Не надо, ребята, помогать дождю. Ещё два ливня, и вся наша улица в тартарары провалится. А там и к дому ров подберётся…– И дом перевернётся?! С людьми?! – испугались мы.– Не допустим этого! Задавим гидру в зародыше. Обождите меня, я пойду позвоню куда надо. Э-э, а что ж вы руки – забыли? Всем поднять!Ждали мы, ждали дядю Левона – нет. Устали руки, и мы вместо правых подняли левые. А тут и Левон Иванович вернулся, проговорил с досадой:– Суббота… Выходной! Никуда не смог дозвониться. А тут каждый час дорог!Мы начали с ним искать ливневый колодец. Нашли его напротив угла соседнего дома и не в самом низком месте. «Просчёт проектировщики допустили…» – заметил Левон Иванович.Колодец был весь, по самую решётку, занесён песком.– Без специальной лопаты и не вычистишь! – вздохнул дядя Левон.А если бы нашлась лопата, так что – тут же начал бы откапывать?!Ну и Левон Иванович!Он уже неохотно шёл с нами к школе, всё думал, наверно, о том колодце. И не замечал, что мы опустили руки.Совсем немножко осталось до школы, и кончились на первой нижней улице домики, сошли их огороды в клин. В этом месте с нашей улицы вела вниз по скату широкая деревянная лестница с перилами. Длинная, на середине даже площадочка сделана – отдыхать.Сошли мы вниз, а тут и забор деревообрабатывающего комбината. За ним – несколько низких, закопчённых и запыленных строений, высокая труба, горы опилок, досок, брёвен… Забор длинный, влево тянется почти до окраины города. Между столбиками забора большие пролёты, на каждом висит голубой лист фанеры с большой белой буквой посредине. Одна буква – на целый лист! Мы шли вдоль забора и вслух читали: !АДУРТ ЬТСОНЬЛЕТИДОВЗИОРП ЕТЙАШЫВОП Одно только слово АДУРТ запомнили.– Дядя Левон, это по-какому написано – АДУРТ? – спросил Павлуша.– Не может такого слова быть! Где написано?– А вот, на заборе…Левон Иванович отошёл подальше от забора, на другую сторону улицы, читая по одной букве: ПОВЫШАЙТЕ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОСТЬ ТРУДА! – АДУРТ – это «труда». Вы не с той стороны идёте.Пошли мы по улице дальше, а Левон Иванович всё качал укоризненно головой и говорил:– Ай-я-яй, до чего глупо могут делать взрослые люди! С самолёта надо их ребусы читать!.. И разве рабочие только в одну сторону ходят? А фанеры сколько израсходовали!Забор комбината кончился. Не кончился, а повернул к Неману. И на этом заборе, что вёл к реке, тоже висели буквы, до ворот с домиком-будкой, и после проходной.– Нет, не могу удержаться!.. Побудьте здесь, а я зайду поругаюсь!И дядя Левон исчез в той будке, что у ворот. А мы стояли и не знали, что нам делать.Долго не было дяди Левона, наверно, ругался он не с одним человеком.И я, и Жора, и Павлуша по два раза прочли буквы, что были на этом участке забора. Когда бежишь к Неману – ,ЫЦИНТОБАР И ЕИЧОБАР когда назад – РАБОЧИЕ И РАБОТНИЦЫ, А вместе с теми, что на первом заборе, – «Рабочие и работницы, повышайте производительность труда!» Наверное, все, как только кончат работу, бегут сначала к Неману и уже оттуда идут вдоль забора и читают этот призыв.Пропал дядя Левон, забыл, куда мы и зачем шли…Я подошёл к забору и стал на четвереньки, Павлуша возле меня во весь рост, и Серёжа вскарабкался вверх, как по ступенькам, – посмотреть, что делается за этим высоким и плотным забором.Он смотрел и мычал, ухал, а нам ничего не говорил. Павлуша дёрнул плечом, чтобы сбросить его, пусть и другой кто посмотрит. А Серёжа не захотел спускаться, ещё сильнее уцепился за верх забора. Тогда Павлуша ступил в сторону, и Серёжа повис на руках, загрохал ногами по забору.Мы опять стали лесенкой, и наверх забрался уже Вася. Но только он схватился руками за забор, Павлуша из-под него – верть! Двое уже висят, болтают ногами…– И я хочу посмотреть!.. – захныкал Генка.Но мы даже не обратили на него внимания. Жора лезть наверх не захотел, и мы нашли себе дырочки, начали смотреть, что делается во дворе завода.А там ничего не делалось. Вровень с забором лежали в клетках-штабелях доски и брусья, и ничегошеньки не было видно.Гоп! Гоп! – попадали вниз Вася и Серёжа, и мы пошли по улице к окраине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Марина не глотает, держит кашу за щекой, как обезьяна, стучит ногами по подоконнику. Подношу третью ложку…– У-у-у-м-м… – вертит она головой.– Что ты мяукаешь, как кошка? Раскрывай рот, некогда мне с тобой возиться.– Я не клошка… У меня не-э-ту хлоста. И улши, видишь, где? А у клошков сверлху…Пока говорила, каши во рту стало меньше. Ем сам, показываю пример, причмокиваю.– Ах, как вкусно! Съем всё сам.– Не воспитывай у ребёнка жадность.– Я не воспитываю, ешь быстрее!– Сам ешь, поправляйся. А то кожа да кости.– А ты почему не хочешь?– Потому что круглая земля…– Кто тебя научил так отвечать?– Сама научилась. В садике воспицацальница Ольга Петровна так говорит.Забыла про ложку Марина… Я р-раз! – четвёртую. Под нос!Марина вытаращила глаза, разинула, задыхаясь, рот. Н-на! Сунул и пятую…– Чхри! – чихнула Марина. – У-у, чуть язык не откусила! – завыла она.Каша заляпала стекло, подоконник, Маринины ноги, чёрный лакированный стол и мне глаза.Схватился за глаза, а кружку с кашей – на окно. Бренк! Мимо, наверно, поставил… Ещё два раза по полу перекатилась кружка.Раскрываю обеими руками левый глаз. Мамочки! Какие стали у меня тапки! Какие ножки у стола! Разлепляю правый – и от увиденного опять зажмуриваюсь. Кружка под телевизором, а на полу дуга из каши.– Ау, где ты?!– Иди прямо, прямо… – скомандовала Марина с окна.Нащупываю её, снимаю с подоконника.– Ой, что ты меня поставил на кашу?– Так ты ж смотри! Я не вижу куда… Веди в ванную умываться.Марина взяла меня за руку.– Холодно… Тепло… Горячо… Огонь!Поздно! Левая моя нога стала на кашу, приклеилась.– Я же говорю – «огонь», а ты ступаешь!– Ты говори – левой или правой, большой шаг или маленький… А то «горячо», «огонь»! Игру нашла… Это из-за тебя всё!– Хорошо! Левой!.. Ещё раз левой!.. Опять левой!..– Три раза левой? – Я зашатался, раскоряченный, как циркуль.– А я не виновата. Правой некуда – там каша.– Так что, мне так и стоять? Или подниматься в воздух, лететь?– Ой, и меня научи летать! – Марина бросила мою руку. – Вот так: мах, мах!– Человеки – не птицы…Я шатался так – соломинкой ткни, повалюсь. И вдруг левая нога по-о-е-ехала!– Держи, пополам раздираюсь!Я замахал руками, словно хотел сделать Маринино «мах, мах!», и сел на пол, на что-то мягкое и мокрое…Теперь мне было всё равно. Мы были с Мариной с ног до головы в сладкой, вкусной, питательной каше.– Слушай, посмотри в кружку… – Голос мой жалостно задрожал. – Нету больше?Марина постучала кружкой об пол.– Есть немного…– Выскреби, дай мне.Марина начала выскребать и с большой охотой кормить меня из ложечки.Кормила и приговаривала:– Не спи за столом! Не мотай головой, ты не лошадь!.. Не чавкай – ты не свинья! Поставлю в угол!В это время послышался звонок в дверь. Марина бросила мне на колени кружку и необлизанную ложку, побежала открывать.– Мамочка, я тут Женьку покормила! А сейчас поведу умою!Что было потом, когда мама увидела, какие мы и что делается в квартире, я рассказывать не стану. Представьте сами.Что ни придумаете – всё будет правда.
МЫ ИДЕМ В РАЗВЕДКУ Дождь лил весь вечер. Ночью грохотала гроза. Но я не боялся – привык! Вчера, когда возвратилась мама, потом бабушка с собрания, а потом папа, – грома было достаточно. Хорошо ещё, до «молнии», до ремня не дошло.Когда я вышел утром во двор, Вася и Жора пускали по лужам кораблики. Серёжа держал под мышкой мяч, а Павлуша – своего брата Генку. Не под мышкой, а так – за руку. В субботу малыша забирают из круглосуточного садика, а в остальные дни Генка домой не ходит.Левон Иванович стоял возле камня-валуна, держал фанерный щиток на длинном колышке и смотрел по сторонам, искал что-то. Фанера с палкой смахивали на лопату, которой зимой чистят снег.Мы подали дяде Левону четыре камня. Он выбрал один и вбил палку в землю. Достал из кармана трубочку бумаги, развернул и прикнопил к щитку.Мы так и ахнули!На бумаге всеми красками сверкал наш будущий сквер. Один только камень-валун и узнали. А за камнем были нарисованы посыпанные жёлтым песком дорожки, вдоль них росли кусты. Были и скамьи, и песочница малышам, и беседка, и клумбы с цветами, и много-много деревьев. Под деревьями закрашено светло-зелёным – трава.– Ну что, нравится? Пусть все знакомятся с проектом, а вечером будем копать ямки. Завтра, в воскресенье, должны привезти деревья и кусты.К камню прислонён жёлтый плоский ящик с ремнём и пригнутыми к боку алюминиевыми ножками. Дядя Левон повесил ящик на плечо, поднял руку. Мы сразу вспомнили о нашей клятве и тоже поподнимали руки.– Ну, «артековцы», кто со мной на Неман, в разведку?На Неман захотели идти все. Мы за ним даже на край света пошли бы. Уж очень Левон Иванович нам нравился.– Это у вас в ящике куклы? – догадался я.– Нет. Краски, кисти, бумага. Этюдник это. Попробую на берегу написать этюд.Никто не понял, как это «писать этюд». Жора спросил:– А разве вы художник?– Молодой человек, я – артист. А это – просто так. Учусь…– А разве старики учатся? – удивился Серёжа.– Гм, гм… Разве я такой уж старый, что и учиться нельзя? Человек должен всю жизнь учиться – то одному, то другому.Пока мы так разговаривали, вышли со двора на улицу. А наша улица Мира интересная – не улица, а только половинка её: нет второго ряда домов! Все дома на улице стоят в один ряд и смотрят на нижние улицы и на Неман. С четвёртого, нашего, этажа даже воду можно увидеть.Там, где должен быть второй ряд домов, обрыв. Внизу, под обрывом, огороды и улица с одноэтажными деревянными домами, за той улицей, на этаж ниже, ещё одна такая же улица и только потом Неман. Если положить доски с нашей улицы на крыши домов первой нижней улицы, будет ровно-ровнёхонько.Мы немного постояли, посмотрели с улицы вниз и во все стороны. Дядя Левон сказал, что когда-то Неман плескался у наших ног, прямо под обрывом. Все эти домики с садами внизу, и пристань за ними, и деревообрабатывающий комбинат левее, напротив школы, стоят на дне былого Немана. Вот это была река! Километр в ширину, не меньше.Наша улица одним концом поднимается в гору, к школе, второй конец тоже поднимается и упирается в старый город. Оба конца на горках, а возле нашего дома низина, и вся дождевая вода мчится сюда. Песка за ночь нанесло, щепок, мусора – весь асфальт укрыт!Дядя Левон смотрел на застывшие струи песка на асфальте, двигал бровями… И вдруг быстро направился через дорогу!– Ах ты, мать честная!.. Ай-я-яй…Мы тоже перебежали через асфальт и увидели, что наделала за ночь вода. Поток выломал цементные плиты бордюра, и вода хлынула с асфальта вниз по обрыву. Ров вырыла – с головой можно спрятаться. Чей-то огород внизу до середины занесло песком.Краешек асфальта навис над рвом, на дне его две цементные плиты валяются…Левон Иванович обернулся – к какому дому подбирается ров? К нашему! А Вася прыг тем временем на провисший асфальт, а потом еще раз ногами – грох! Мы хлоп-хлоп глазами, а Васи – нет!.. Только что-то загудело и по дну рва покатились обломки асфальта, камни мостовой…Дядя Левон склонился над рвом:– Что, испугался, небось? Берись за мою руку!Но Вася за руку не схватился, а выбежал из конца рва, где края пониже, и вскарабкался по зелёному склону к нам.– Ух, здорово! – почёсывает спину. А сам белый от страха!– Не надо, ребята, помогать дождю. Ещё два ливня, и вся наша улица в тартарары провалится. А там и к дому ров подберётся…– И дом перевернётся?! С людьми?! – испугались мы.– Не допустим этого! Задавим гидру в зародыше. Обождите меня, я пойду позвоню куда надо. Э-э, а что ж вы руки – забыли? Всем поднять!Ждали мы, ждали дядю Левона – нет. Устали руки, и мы вместо правых подняли левые. А тут и Левон Иванович вернулся, проговорил с досадой:– Суббота… Выходной! Никуда не смог дозвониться. А тут каждый час дорог!Мы начали с ним искать ливневый колодец. Нашли его напротив угла соседнего дома и не в самом низком месте. «Просчёт проектировщики допустили…» – заметил Левон Иванович.Колодец был весь, по самую решётку, занесён песком.– Без специальной лопаты и не вычистишь! – вздохнул дядя Левон.А если бы нашлась лопата, так что – тут же начал бы откапывать?!Ну и Левон Иванович!Он уже неохотно шёл с нами к школе, всё думал, наверно, о том колодце. И не замечал, что мы опустили руки.Совсем немножко осталось до школы, и кончились на первой нижней улице домики, сошли их огороды в клин. В этом месте с нашей улицы вела вниз по скату широкая деревянная лестница с перилами. Длинная, на середине даже площадочка сделана – отдыхать.Сошли мы вниз, а тут и забор деревообрабатывающего комбината. За ним – несколько низких, закопчённых и запыленных строений, высокая труба, горы опилок, досок, брёвен… Забор длинный, влево тянется почти до окраины города. Между столбиками забора большие пролёты, на каждом висит голубой лист фанеры с большой белой буквой посредине. Одна буква – на целый лист! Мы шли вдоль забора и вслух читали: !АДУРТ ЬТСОНЬЛЕТИДОВЗИОРП ЕТЙАШЫВОП Одно только слово АДУРТ запомнили.– Дядя Левон, это по-какому написано – АДУРТ? – спросил Павлуша.– Не может такого слова быть! Где написано?– А вот, на заборе…Левон Иванович отошёл подальше от забора, на другую сторону улицы, читая по одной букве: ПОВЫШАЙТЕ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОСТЬ ТРУДА! – АДУРТ – это «труда». Вы не с той стороны идёте.Пошли мы по улице дальше, а Левон Иванович всё качал укоризненно головой и говорил:– Ай-я-яй, до чего глупо могут делать взрослые люди! С самолёта надо их ребусы читать!.. И разве рабочие только в одну сторону ходят? А фанеры сколько израсходовали!Забор комбината кончился. Не кончился, а повернул к Неману. И на этом заборе, что вёл к реке, тоже висели буквы, до ворот с домиком-будкой, и после проходной.– Нет, не могу удержаться!.. Побудьте здесь, а я зайду поругаюсь!И дядя Левон исчез в той будке, что у ворот. А мы стояли и не знали, что нам делать.Долго не было дяди Левона, наверно, ругался он не с одним человеком.И я, и Жора, и Павлуша по два раза прочли буквы, что были на этом участке забора. Когда бежишь к Неману – ,ЫЦИНТОБАР И ЕИЧОБАР когда назад – РАБОЧИЕ И РАБОТНИЦЫ, А вместе с теми, что на первом заборе, – «Рабочие и работницы, повышайте производительность труда!» Наверное, все, как только кончат работу, бегут сначала к Неману и уже оттуда идут вдоль забора и читают этот призыв.Пропал дядя Левон, забыл, куда мы и зачем шли…Я подошёл к забору и стал на четвереньки, Павлуша возле меня во весь рост, и Серёжа вскарабкался вверх, как по ступенькам, – посмотреть, что делается за этим высоким и плотным забором.Он смотрел и мычал, ухал, а нам ничего не говорил. Павлуша дёрнул плечом, чтобы сбросить его, пусть и другой кто посмотрит. А Серёжа не захотел спускаться, ещё сильнее уцепился за верх забора. Тогда Павлуша ступил в сторону, и Серёжа повис на руках, загрохал ногами по забору.Мы опять стали лесенкой, и наверх забрался уже Вася. Но только он схватился руками за забор, Павлуша из-под него – верть! Двое уже висят, болтают ногами…– И я хочу посмотреть!.. – захныкал Генка.Но мы даже не обратили на него внимания. Жора лезть наверх не захотел, и мы нашли себе дырочки, начали смотреть, что делается во дворе завода.А там ничего не делалось. Вровень с забором лежали в клетках-штабелях доски и брусья, и ничегошеньки не было видно.Гоп! Гоп! – попадали вниз Вася и Серёжа, и мы пошли по улице к окраине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21